«На них флюгера не шумят…»
Опубликовал: Sovyonok | рубрики: Новости, Проза, Творчество |рассказ
1.
Виолетта Геннадьевна и сама не знала, почему то утро выдалось необычайно славным. После ночного шторма, срывавшего обшивку балконов некоторых жильцов их дома и повергшего в метеорологический шок деревянного петушка, служившего флюгером соседу Игнатьичу, небо весело поблескивало белопенными кучками облаков и заливало двор ровными плотными потоками солнечного тепла. «И ни ветринки», как любила говаривать супруга Игнатьича – приземистая старуха с решительной клюкой и неуловимо тянущейся позади историей масштабного личного вклада в дело отечественного самогоноварения. Виолетта Геннадьевна посматривала и на Игнатьича, и на его супружницу с лёгким колером благородного возмущения которое мелькало за тонкими стёклами её изящных очков подобно предгрозовым всполохам зарниц, но в чужую жизнь предпочитала не вмешиваться, пока проявления этой самой жизни не начинали мешать жизням других людей. Петушка она, впрочем, жалела, но Игнатьич обещал вскорости отремонтировать несчастный флюгер.
Воодушевлённая совершенным утренним штилем, молодая пенсионерка, лишь недавно бойко расправлявшаяся с наведением порядка в электронных каталогах городского бюро находок, удостоила старинное трюмо длительным сеансом чуть кокетливого общения с собственным отражением. Она хотела знать, идёт ли ей новое платье, но в понимании величественной женщины это означало желание знать, насколько соответствует её великолепие блеску такого необычайного, умытого и начищенного ночным ураганом майского утра. Удостоверившись в очередной раз в собственной неотразимости, Виолетта Геннадьевна чуть приподняла благородное лицо потомственной дворянки и решительным шагом вышла на улицу.
Встрепенувшаяся после щедрого ливня городская растительность окутывала дома, тротуары и обочины шоссе нежной зеленоватой дымкой, наполняя воздух свежими вьющимися ароматами очередного природного возрождения. С наслаждением вдыхая утреннюю свежесть, уже начинавшую пропитываться струйками зноя, предвещавшего по-настоящему жаркий день, Виолетта Геннадьевна ступила на широкий мост, под которым тянулось отнюдь не речное русло, а железнодорожное полотно. На витых перилах красовалось множество ярких разноцветных замков: молодожёны истово блюли эту традицию свадебного ритуала. Впрочем, немалая мужская часть населения нередко высказывала нарочитые предположения о том, что количество этих замков прямо пропорционально количеству невест, страстно желающих увековечить на фото и видео момент своего шествия по мосту на руках у женихов в рамках ещё одной неотъемлемой части ритуала.
Резкий паровозный гудок заставил женщину непроизвольно вздрогнуть. Но это не было самым страшным. Самым страшным стало то, что часики с медальоном, которые Виолетта Геннадьевна как раз в этот момент держала на раскрытой ладони, желая проверить, соответствуют ли их показания времени на главных городских часах, дрогнули и от неловкого движения бесшумно канули с моста вниз. Охнув, Виолетта Геннадьевна ухватилась за перила обеими руками и в смятении вглядывалась вниз. Но могла увидеть лишь крутые зелёные склоны, поблескивавшие внизу рельсы да бурые цилиндрические вагоны стоявшего на одном из путей товарняка. Правда, в отдалении убегали ещё вдаль поля, только что одевшиеся короткой молодой травой и усеянные стоящими там и сям одинокими деревьями, но это никак не могло помочь расстроенной Виолетте.
Сами по себе часики – пропажа не ахти какая. И золотистый корпус медальона не содержал в своём составе драгоценных металлов. Но на внутренней стороне крышечки фамильной ценности красовался портрет её единственного сына! Вернее, стилизованная под портрет маленькая фотография, которую мастер умело оправил под стекло, где раньше красовались какие-то птички. Потому-то Виолетта Геннадьевна с таким ужасом в её расширенных прекрасных глазах смотрела в жестокие железнодорожные просторы, поглотившие крохотный медальончик. Она пыталась не быть суеверным человеком, но это ей плохо удавалось. Особенно сейчас.
Подумав, что её собственные намерения облазить самой все склоны вряд ли одобрило бы и собственное отражение, Виолетта Геннадьевна, подобно многим инициативным женщинам, решила, что спустится и обойдёт хотя бы то, что сможет. А там уж… может быть… что-нибудь… как-нибудь… Что, где и каким образом – этого женская логика, замешанная на крутой интуиции, знать пока не желала. Слегка поохивая и подбирая подол длинной юбки, Виолетта Геннадьевна спустилась с моста обратно. И убедилась, что солнечная погода и такое славное начало дня далеко не всегда сопутствуют аналогичному ходу событий в этот день. Чтобы попасть на склоны, надо было спуститься по полукружью изогнутых улиц под мост, а там ещё пройти добрый участок пути от водонапорной башни до старинного храма, за которым и начинались стальные переплетения рельсов. Но спуск лежал почти в самом центре города, где, в связи с демонстрацией, общегородским субботником и шут ещё знает чем, был не только закрыт проезд для любого вида транспорта, но и пешеходам не полагалось пересекать линии установленных ограждений. Из чего уже собравшаяся с духом Виолетта Геннадьевна заключила скептически, что сначала придётся выбираться из этой «аномальной зоны», как она в негодовании назвала про себя центр города в этот, безусловно, интересный день, — а затем пускаться в широкий круговой объезд.
Вздохнув ещё раз, женщина отправилась пешком по широкому тротуару мимо гордо высившихся монументов, белоснежных церквей, многочисленных зданий культурного назначения: театральных студий, выставочных центров, залов академического пения, музеев, библиотек и иже с ними – да и просто кафешек вперемежку с центрами мобильного сервиса. На одной из городских площадей на пути Виолетте Геннадьевне встретилась толпа молодых зомби, как она сначала подумала, обмахиваясь платочком. А затем недоумённо начала вспоминать, какое сегодня число, ибо встреченная молодёжь как будто бы затерялась где-то между хэллоуином и вальпургиевой ночью. Во всяком случае, обряжена и разрисована она была именно так, словно собиралась закатить небольшой шабаш на ближайшем пригорке. Рваные чёрные колготы, майки с черепами, лица, раскрашенные под вампиров, зомби, вурдалаков, ведьм и какая там ещё известна нежить. На противоположной стороне улицы подходил не менее многочисленный и яркий «отряд нечисти». Виолетта Геннадьевна размышляла, как бы сподручнее обойти гвалтливое, но отчего-то немного смущающееся сборище, как один из «нежитей», воздев руки к небу, вдруг совершенно по-человечески заорал:
— Лю-ю-у-уди! Остановитесь!
Виолетта Геннадьевна остановилась и с любопытством посмотрела на отчаявшегося.
— Лю-у-уди! – продолжал взывать тот. – Стойте! Куда ж вы прёте-то?!
Остальная «нечисть» ещё более стушевалась и притихла, а откуда-то сбоку и снизу от Виолетты раздался негромкий мелодичный смешок. С высоты своего царственного роста женщина узрела небольшого мальчика, выделявшегося здесь и по возрасту, и по внешнему виду. Во-первых, он был маленький – лет девять, не более, тогда как заполонившая уличное пространство молодёжь представляла собой как минимум юношеский послешкольный контингент. Во-вторых, одет обычно, не ряженый. И тоже в очках, как и женщина. Правда, линзы без оправы почти не выделялись на его лице. В-третьих, в руках мальчик держал стеклянную банку с улитками.
2.
Улиток было много. А банка – на две трети заполнена водой. Улитки на своих улитковых скоростях ползали по её стенкам, громоздясь порой друг на друге. Мальчик сосредоточенно смотрел на них, стараясь держать банку так, чтобы её не слишком качало при движениях бодренько ехавшего троллейбуса. Виолетта Геннадьевна сначала беспокоилась, как бы мальчик не измочил и не перемазал новенькую жёлтую футболку и серые шорты, но обстоятельное объяснение Ильи (так, оказалось, именовалось это светло-русое, сосредоточенное на банке с улитками существо) о том, как относятся к улиткам, одежде и самостоятельности своего чада его родители — преподаватели местного института — женщину несколько успокоило. Однако на площади она всё-таки не удержалась и вывела мальчика из ряженой толпы студентов, вызвавшись проводить ребёнка до остановки. Тем более что, как выяснилось, ехать им предстояло в одну сторону. Илья не спорил, а умостившись на тёплом сидении и устроив как следует на коленях банку, вздохнул свободнее. Кондукторше, весьма недовольной тем, что публика попалась вся сплошь с проездными, он слегка презрительно блеснул вслед очками. А поймав укоризненный взгляд Виолетты Геннадьевны, сказал:
— Но мы ведь не виноваты. Зачем тогда вообще проездные делать.
— Ты мне лучше скажи, что ты делал в такой … гм, своеобразной компании?
— Разве это компания? Шёл через площадь, как и … вы, — он глянул сбоку с весьма сдержанным любопытством. И тут же хихикнул, вспоминая:
— Нет, правда, смешно? Как этот завопил…
— Что смешного? – Виолетта пожала плечами.
— Да ну как же! Упырь такой и вдруг: «Люди, остановитесь, что вы делаете!».
— А… Мне показалось, они с товарищами там что-то не согласовали.
— Ну, это понятно, — терпеливо ответил Илья. – А всё равно смешно. Если по сюжету представить…
— Ты уже знаешь, что такое сюжет?
— Конечно. Я и сам иногда сочиняю. Сказки всякие, — похвастал Илья и тут же снова внимательно и серьёзно осмотрел банку. – Ой… Виолетта Генриеттовна, а вы докуда едете?
— Виолетта Геннадьевна, — улыбнулась она. – Генриетта – это вообще женское имя.
— А так даже лучше звучит, складнее: Виолетта Генриеттовна, — немножко нараспев сказал Илья, задорно поглядев на слегка опешившую женщину.
— Ну знаешь ли! – возмутилась она. – Я попросила бы с бОльшим уважением относиться к моему батюшке! Он был знаменитым военным врачом, между прочим! И это при графском-то титуле.
— Да? — Илья уважительно скользнул взглядом по Виолетте Геннадьевне. – Извините, я не то хотел сказать. Иногда ведь поиграть можно. Это… ну, как придумка такая, чтобы интереснее.
— Не представляю, в чём интерес, — Виолетта всё ещё слегка дулась. Илья пожал плечами и что-то не то просвистел, не то пропел себе под нос.
— А еду я до поворота на Дворец творчества юных, — договорила женщина, не забывая ответить на вопрос. — А ты?
— А я в этот самый Дворец. Значит, мне на остановку раньше выходить, — он повозился у окна. Дело было в том, что, по какой-то причуде городских властей, на маршруте сначала располагался Дворец творчества, а только потом – поворот на него.
— Это вот то, что ты о сказках говорил? – обрадовалась Виолетта возможности сгладить возникшую неловкость с батюшкой. – А улитки-то зачем?
— Не… Улитки как раз «зачем». Там станция юннатов при Дворце.
— И ты там занимаешься?
— Ну да. А вы в Сад? — Садом назывались обширные территории дачных участков, сбегавшие вниз от обсуждаемой остановки.
— Ох, нет… — И Виолетта Геннадьевна, пригорюнившись, поведала Илье историю с медальончиком. Он подумал, покачал банку.
— Там ведь склоны крутые. Как же вы…
— Ну а что? Сколько смогу. Потом, конечно, можно будет на подмогу кого-нибудь позвать, но это время пройдёт, за которое такой мелкий предмет может затеряться ещё безнадёжнее.
— Давайте я помогу, — просто сказал Илья.
Виолетта Геннадьевна в первый миг уставилась на него в некотором изумлении, потом замахала руками.
— Да ты что, Илюшенька, Бог с тобой! Что ж я ребёнка-то буду эксплуатировать! И потом, у тебя занятия в кружке.
— На станции, — поправил Илья. – Ну и что? Они необязательные, это ведь не школа. Один раз пропущу. И раз я сам вызывался, то вы меня не это…
— Ну, ну… — Виолетта с ободряющей улыбкой смотрела на мальчика, как бы сподвигая к произнесению трудного слова.
— Эксплоре… тьфу, эксплуатируете! — он, наконец, справился.
— Ох, компьютерное поколение, — покачала головой Виолетта Геннадьевна. – Я ведь не только о том, сам ты или не сам. Это опасно.
— Для вас ещё опаснее, — рассудил Илья. – Мы с ребятами давным-давно там всё облазили. А вы в первый раз. И падать вам, извините, больнее, если что.
— Если что? – грозно переспросила Виолетта.
— С высоты же! – пискнул Илья, дурашливо вжимаясь в спинку сиденья. – Я-то маленький, Виолетта-Генриеттовна… — и снова хихикнул.
— Я бы тебя повоспитывала, — печально заявила его спутница. – Да ты вот помогать вызвался. А помощников беречь надо.
Они высадились на повороте, где ждала своего автобуса забавная троица: муж, жена и ребёнок. На ребёнке, девочке лет одиннадцати, красовались тёмные очки в виде сердечек в ярко-розовой оправе. И на жене, разглядывавшей каблук снятой туфли, и на муже, который словно только что вернулся из дальней геологической экспедиции, тоже были тёмные очки сердечками в розовой оправе. Но на этот раз Илья, сосредоточенно сжимая свою банку с улитками, прошёл мимо этого семейства совершенно спокойно и даже со слегка отсутствующим видом.
У подножия откосов отыскалась старенькая лавочка. Илья, нимало не смущаясь, усадил Виолетту Геннадьевну на прогретые солнцем серые доски, банку примостил сбоку в траве и велел женщине присматривать за улитками. А сам полез на обдающие душистыми запахами разнотравья зелёные склоны.
Вернулся он часа через полтора, усталый и перемазанный соком травы и землёй. Виновато поглядел на Виолетту Геннадьевну и развёл пустыми руками.
— Господи, красивый-то какой, — вздохнула женщина, кивая на его майку и шорты. – Твоя мама заведёт на меня уголовное дело и, что самое интересное, я её пойму.
— Не заведёт, — выдохнул Илья, плюхаясь на лавочку. Виолетта извлекла из сумки пачку влажных салфеток и принялась оттирать ими лицо, руки и коленки лазутчика. Немного придя в себя, он сказал:
— Может, на рельсах… Тогда плохо дело. Расплющить могло, а если между шпалами…
— Так, всё, — твёрдо сказала Виолетта Геннадьевна. – Никуда я тебя больше не пущу. И так позволила ребёнку втянуться в авантюру.
— Авантюра – это когда что-то плохое и с обманом, — возразил Илья немного сонно. – А тут вроде поисковой экспедиции.
— Сейчас отдохнёшь, и я экспедирую тебя домой на правах дополнительной бабушки, — распорядилась Виолетта. – С извинениями в адрес родителей.
— Не-а…
— Что «не-а»?
— Без извинений.
— Ладно, разберёмся. Не продует тебя тут? Разгорячённый ведь.
— Это если бы ветер был. А тут штиль.
— Да… Знаешь, у нашего соседа флюгер-петушок был – знаешь, что это такое?
— Да. А почему «был»?
— От урагана сломался. Слышал, какой ночью ураган бушевал?
— Угу. А его починят? Флюгер.
— Сосед сказал – починят.
— Это хорошо. А сейчас даже если бы на всех крышах флюгера были, ни один бы не шелохнулся, — с непонятной своей спокойной уверенностью заявил Илья. Виолетта усмехнулась и погладила его по голове.
— На них флюгера не шумят…
— А кто такие флюгеране? — Илья смешно наморщил половинку носа.
— Вот непонятливое дитя. Это строчка откуда-то, не помню уж.
— Ну и что, — беспечно отозвался мальчишка. – Можно, чтобы и строчка про флюгера, а можно, чтобы и сказка про народец такой – флюгеране. Как инопланетяне.
— Ладно, инопланетянин, — засмеялась женщина. – Пора обратно, думаю.
— Ага, — он нагнулся к банке с улитками. – Ой… Виолетта Генриеттовна!
— Что?! – переполошилась она.
Илья держал поднятую банку в нескольких сантиметрах над землёй, а другой рукой разглаживал примятую траву на месте днища. Между пальцев его сверкнуло что-то жёлтенькое. Золотистое.
Потом Илья медленно выпрямился и торжественно протянул Виолетте Геннадьевне золотистый медальон с часиками.
2. 05. 2012.
