Фарватер времени. Главы I, II, III.
Опубликовал: Sovyonok | рубрики: Новости, Проза, Творчество |Данная повесть представляет собой продолжение эпопеи «Крылом и шпагой», куда вошли ранее: повесть «Ночной бал» (1999-2001), роман «Выше небес» (2003-2004; не опубликован), повесть «В начале дня» (2007-2009).
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
Лифты… Вверх и вниз… Скоростные и обычные… Когда едешь на скоростном вверх, тело испытывает перегрузку — похоже на старт космического корабля, только гораздо слабее. Когда такой лифт пускается вниз, всё внутри ухает и поджимается, словно падаешь в пустоту. И кружится голова. Но это ничего. Главное — планета.
Планету открыли недавно, и ещё не успели дать ей название. Только порядковый номер: В194-5. Планета была внутренней, то есть, содержала огромное холодное ядро, которое и было собственно планетой. Вокруг ядра, на расстоянии двух с половиной километров, простиралась тонкая оболочка — кора. Снаружи атмосфера была непригодной для дыхания, но вокруг ядра состав воздуха почти соответствовал земному. На внешней оболочке развернулась большая космическая база, откуда члены экспедиции небольшими группами спускались на ядро. Результаты предварительных проб воды, воздуха и грунта, сделанных киберзондами, показали, что жизнь на В194-5 существует лишь в форме бактерий и лишайников. И всё же планету необходимо было исследовать более тщательно.
В тот раз геологическую и биологическую экспедиции отправили вместе. Спуск на ядро осуществлялся в тех самых лифтах. Скоростных и обычных. Лифты были напичканы электроникой и постоянно поддерживали связь с базой. По возвращении тебя всего обследуют, дезинфицируют и, не теряя времени, принимают собранную информацию. Она хранится в портативном компьютере и передается в память лифта при наборе индивидуального кода участника экспедиции. И пока ты едешь наверх, начальник сектора даёт тебе указания или предварительную оценку проделанной работы.
Мы уже несколько раз спускались на ядро. Но пока нам не разрешали отходить дальше «референтной зоны», то есть, того участка, который без нас уже был исследован. Мы же, студенты-практиканты, лишь уточняли и перепроверяли факты, собранные опытными исследователями. И мы ждали. Ждали, когда же наконец нас перестанут водить за ручку, ждали, когда доверят настоящее дело. И дождались.
В среду, 24 ноября, Сергей Неров — начальник сектора Z-04, где мы проходили практику, — вызвал подгруппу на установочное совещание.
Пять человек в светло-серых комбинезонах расположились в белых отсеках вокруг небольшой площадки с мерцающей голограммой начальника.
— Итак, курсанты, — голос Нерова был серьезен и бодр. — Сегодня отправляетесь на самостоятельное задание. Необходимо спуститься на ядро в заданный участок, достигнуть перевалочного пункта группой, затем разделиться, обследовать участок — в это время каждый будет выполнять частное задание по своему научному профилю. После у Колонны с Шаром вы встретитесь, обменяетесь информацией и вернетесь на базу. Задания в ваших компьютерах. Вопросы?
Вопросов не последовало. «Миссия» была предельно проста. Даже странно. Впрочем, участок не был ранее обследован людьми, да и руководителя на сей раз нам не выделили. Значит, необходимый этап учебной программы.
Получив скафандры и снаряжение, мы прибыли на переходную станцию с лифтами.
… Пять человек. Три девушки: Елена, Татьяна и я; двое молодых людей: Роман и Игорь. Друг о друге мы почти ничего не знали, кроме общих успехов в учёбе — таковы были изначальные условия прохождения практики. Здесь подгруппы набирались из параллельных потоков учащихся Магистрата, никогда ранее не пересекавшихся друг с другом.
Мы едем вниз в широкой кабине нисходящего лифта. Изнутри она матово-синяя, с рядами круглых металлических кнопок с вогнутыми крышечками, блестящих в мягком бело-желтом освещении.
На выходе окунаемся во тьму. В194-5 встречает почти земной ночью. Правда, ночь здесь чуть светлее, чем на Земле, и никогда не заканчивается, расступаясь под искусственными светильниками. Рассеянный свет — как полотна матового шелка и шифона. Пятна тьмы чередуются с полотнами света, рисуя неясные очертания бугристых равнин и гор, словно отлитых из черного шоколада. Сверяем показания электронных компасов, идем на юго-запад, раздвигая темноту, плавно смыкающуюся за спинами, подобно тихим океанским волнам.
— Перевалочный пункт, — говорит Роман, староста группы. Да, прямо перед нами возвышается искусственная насыпь с флагом экспедиции. Здесь мы разделяемся и идем каждый по своему маршруту. В конце пути маршруты должны сойтись у Колонны с Шаром — так называется переходная станция на ядре, из-за сооруженного здесь памятника космическим первопроходцам. Колонна символизирует развитие. Шар — каждую из планет и звезд Вселенной, саму Вселенную и человеческий разум.
Но до Колонны ещё два километра пути. Сейчас нужно разворачивать аппаратуру и делать картографическую съемку местности. Разворачиваю. Делаю. Всё идёт нормально, и в памяти уже всплывает инструкция обратного перехода через восходящий лифт.
Вспыхивает красный глазок коммуникатора: нештатная ситуация. На дисплей выводится сообщение Игоря: обнаружена детонирующая система. Система запущена. Обратный отсчет до взрыва: 60, 59, 58…
Нет времени думать, откуда здесь взялась сеть последовательно взрывающихся зарядов, кем она была заложена, почему её не обнаружили раньше киберзондами и штатные сотрудники экспедиции. Ещё одно сообщение — от Романа. Это уже приказ. Цепь замкнута через Шар. Необходимо добраться до него, рассечь кабели, пока отсчет не завершился. Ближе всех к Колонне я. Включаю антигравы скафандра, поднимаюсь в воздух. И, заваливаясь набок, понимаю, что почему-то отказал левый двигатель… Но обратный отсчет никто не отменял. Никто. И никто не отменял выход из безвыходных положений, даже если для этого кому-то придется использовать… Да. Теперь я снова знаю, что делать. В управляющее устройство детонирующей системы можно внести помехи сильными магнитными колебаниями. Если бы знать, где это устройство… Но локаторы молчат. Зато не молчит магнетрон защитной грудной пластины моего скафандра. Я переключаю излучатель на полную мощность и даю ребятам императив о переходе. Я не командир, но сейчас мне подчиняются, потому что ситуация экстремальная. А взрыва не будет, пока работает мой излучатель. Один за другим курсанты исчезают в переходнике. Мне тоже можно продвигаться вперед… Нет. Мне нельзя. При движении к Колонне цифры обратного отсчета возобновляют свой бег. Уже не успеть. Нужно оставаться на месте, пока не прибудет помощь. Если прибудет. Шаг вперед равен взрыву. Надо оставаться. Но запас энергии в аккумуляторах снаряжения тоже не бесконечен. И наступает миг ревущего пламени…
* * *
Разряд. Похожий на лёгкое щекотание. Наплыв энергии. Потоки команд. Импульсы. Одновременное решение сотен мелких и не очень задач, построение и перестроение сложных алгоритмов действий… Всё это позади. Позади долгой и кропотливой работы целой лаборатории кибернетиков-молектронщиков, программистов, инженеров, биомехаников…
Она полулежала в строгом прямоугольном кресле. Над ней на гибких штативах завис круглый серебристый преобразователь сознания ПС-214, похожий на огромного круглого жука с глазами вдоль контура всего туловища. Из днища то и дело выскакивали разноцветные лучи. Все они тут же попадали в сенсорные гнезда-контакты, расположенные на лбу и верхней части корпуса… ещё не тела. Каждый такой луч нес с собой строго определенный набор команд. В сочетании и согласовании воздействия всех команд и заключалась окончательная фиксированная настройка биоэлектронного сознания. Фиксированность не означала отсутствия пластичности — напротив, именно гибкость, способность к быстрой перестройке в условиях меняющейся конкретной ситуации и составляли одну из важнейших характеристик кибермодели.
«Жук» вобрал в себя пучки лучей и уехал вверх на своих штативах. Модель, повинуясь команде, открыла глаза. И увидела свет. Яркий, слепящий. Автоматические настройки мягко скорректировали параметры поля взора, и датчики визуализации зафиксировали четырех человек, стоявших возле кресла. Один из них — среднего роста, с массивной фигурой, в прямоугольных очках без оправы — чуть склонился над ней.
— Доброе утро, Уил, — мягко сказал он.
— Здравствуйте, профессор, – спокойно ответила она. Было странно. Она знала, что должна чувствовать боль физическую – от многочисленных ранений – и душевную – от потери товарищей – и не чувствовала ничего особенного, кроме необъяснимого спокойствия и тепловатой тишины. Напоминало августовский вечер у пруда в тени раскидистых ив. Глубокая заводь, безмятежная тишь, прочное спокойствие… И знаешь, что это будет длиться ещё очень долго, потому что так надо. Но ощущения принуждённости нет. Можно плыть в волнах этого забвения, отдыхая от всевозможных потрясений, печалей, тревог…
— Уил, сосредоточься, – сказал Полянский. – Режим поступательной регенерации будет действовать ещё примерно месяц. В течение этого времени ты не сможешь испытывать чувства, а все эмоции будут притуплены. Особого дискомфорта это не доставляет – ты и сама ощущаешь это теперь. Но является необходимым условием для полноценного восстановления функционарики. Что касается, анатомии, то органоиды всех структур теперь в порядке, – глава Центра ещё раз взглянул на мониторы «Жука». — Сейчас ты можешь идти домой. За тобой установят наблюдение, да и по локальной сети ты будешь регулярно отсылать автоматические отчёты о работе своего организма. Несколько дней позанимайся чем хочешь, а потом я вызову тебя для контроля и определения дальнейших задач.
Один из помощников сделал неопределённый жест рукой, но Полянский строго посмотрел на него.
Уил поднялась с кресла.
— Я поняла, спасибо.
— Ступай.
На улице было тепло и солнечно – об этом сообщили чуткие датчики. Уил смутно заподозрила, что когда-то она могла ощущать кожей температуру воздуха и радоваться красоте животворящих лучей, но расценила это как наведённое состояние сознания. Потому что даже если биоробот и обладает сознанием, ощущать и воспринимать мир как человек он всё равно не может. Может лишь составить представление на основе вербальных схем.
Рядом с тротуаром бесшумно затормозил светло-серый гравимобиль. Но из него никто не вышел. Уил миновала машину, намереваясь продолжить своё перемещение вперёд, но вдруг какая-то неведомая сила окутала её воздушно-силовым коконом, уплотняя пространство впереди и лишая сил передвигаться. Она сначала попыталась оценить степень ограничения передвижения. Оказалось, что стоять на месте вполне можно, но походит это на увязание в густом расслабляющем киселе. И движение назад удаётся ей с легкостью. Но так как характер вместе с сознанием у Уил пока никто не отнимал, она понемногу, но неотступно, как бы раздвигая собой плотное поле, двинулась вперёд. Дециметр за дециметром. Через несколько шажков невидимая преграда ослабела, идти стало легче. А вскоре вернулась и полная свобода передвижения. Лишь после этого Уил обернулась. Но никакого гравимобиля позади уже не оказалось.
Следующие несколько дней прошли умеренно активно. Уил читала, смотрела телевизор, слушала различные записи, делала разную работу по дому, занималась благоустройством разбитого возле крыльца палисадничка, копалась в Инфонете. Но каждый день в одно и то же время – примерно с четырёх до шести – её одолевало странное состояние, сравнимое, пожалуй, с человеческой дремотой. В то же время Уил, разумеется, не спала, потому что не умела этого делать. На неё накатывала расслабляющая теплота, она переставала себя контролировать, погружалась в транс, где сознание её будто кто-то брал на руки и убаюкивал, купая в потоках всё того же спокойного тепла. После таких «сеансов» Уил чувствовала восстановление сил и энергии безо всякой подзарядки, но вместе с тем что-то неуловимо менялось в ней. Словно кто-то перепрограммировал её на расстоянии, хотя она никогда не слышала ничего о подобных технологиях.
Отчёты Полянскому она отправляла, но и без них о ней знали всё: в квартире была установлена система полного аудио-видеослежения, а в себе Уил носила датчик, позволяющий локализовать её местонахождение в любой точке пространства в любой момент времени, совмещённый с миниатюрной «прослушкой» – с кем встречается, о чем говорит. Центр, конечно, постарался.
Придя к профессору в назначенный день, Уил сдержанно поинтересовалась, для чего всё это нужно.
— Для твоей безопасности, Уил, – серьёзно ответил Полянский. – Ты сама себя ещё не знаешь. В тебе заложены уникальные идеи десятков учёных, ты являешься сложнейшим биоэлектронным организмом, экспериментальной моделью нового поколения с неограниченными возможностями развития. Мы хотим избежать малейшего риска, который может угрожать твоим здоровью и жизни.
— Таких моделей много, – возразила Уил. – Я знаю.
— Но не все из них раньше были людьми, – линзы квадратных очков Полянского резко блеснули в голубоватом свете ламп.
Уил вскинула глаза. Слишком много вопросов было у неё о том, что случилось на В194-5, но профессор упреждающе покачал головой:
— Данные пока засекречены, и я не могу разглашать эту информацию.
— Почему мне так странно стёрли память? Фрагментами.
— Никто ничего не стирал специально. Это последствия… Спасти тебя было нельзя, но сознание удалось переписать на искусственную молекулярную нейронную сеть. Память – как получилось. Это очень недавние, очень свежие, разработки. Не все из них успели пройти заключительную апробацию. Но выбирать не приходилось, пришлось задействовать всё, чем располагали. Рискнуть. И теперь ты понимаешь, насколько велика наша общая ответственность… В тебе много непредсказуемого. Например, почему ты не остановилась под влиянием дистанционной команды, когда вышла отсюда в прошлый раз.
— Так это… – Уил вспомнила гравимобиль.
— Да, в машине находился наш сотрудник. Теоретически ты должна была остановиться и даже подойти к месту водителя.
— Вы и сами сказали: не все раньше были людьми…
— Да так-то оно так, только… – Полянский в непонятном недоумении принялся расхаживать по кабинету, заложив руки за спину.
— Что?
— Ну вот представь: если у человека парализована рука, он не сможет ею двигать, несмотря на то, что он человек от и до. Физические, антропометрические данные – с ними же не поспоришь.
— Многие люди возвращаются к полноценной жизни после разных недугов, – возразила Уил. – Через преодоление, через комплексную реабилитацию…
— Правильно! Но на это нужно время!
— Значит, бывают исключения, как и везде.
— Мы будем над этим работать, – пообещал профессор. – А тебя пока определим в ВИГ. Ассистенткой в лабораторию межпространственников. Жалко, Эриэн сейчас нет, а Прошкин в отпуске. Ну да ладно, Марьюшкин сам разберётся, – с этими словами Полянский повернулся к экрану связи и стал вызывать Всемирный Институт Гармонизации…
* * *
Николай Карцев вошёл в холл отдела межпространственных связей Вселенского Института Гармонизации и увидел, что Алексей Марьюшкин о чём-то препирается с Кузнечиком. Тут же бегал Вик.
— Что опять случилось? Или в нашем отделе формулировка «опять» лишена актуальности?
— Вот эта бессердечная личность пытается доказать мне, что Вику здесь не место! – негодующе провозгласил программист, размахивая руками. Так как большинство этих пассов направлялось в сторону Кузнечика, Карцев заключил, что красноречивый эпитет приписывался именно биороботу.
— Разве я не прав? – со смесью кроткости, лёгкой обиды и упрямства спросил Кузнечик.
— Конечно! – весело сказал Николай, подхватывая малыша на руки и слегка подбрасывая к потолку. Вик радостно заверещал, а потом они с Карцевым некоторое время изображали самолётик с передвижной электроподстанцией.
Марьюшкин с Кузнечиком переглянулись и, так и не уразумев адресации бодрой речевой посылки Николая, хотели уж было вдвоём взяться за их с Виком воспитание. Но тут раздался сигнал вызова городской связи. Кузнечик с достоинством принял вызов, а потом сообщил:
— Новый сотрудник прибыл. Иду встречать, оформлять и вводить в курс дел.
Он вышел. Николай поставил Вика на пол.
— Что за сотрудник?
— Биоробот, последняя разработка Полянского. Будет ассистировать. Как я сам когда-то, – Алексей улыбнулся.
— Да-а? – на лице Николая отразился неподдельный интерес. – Если это сам Александр Иванович постарался, то уж верно нечто необыкновенное. Будет у Кузнечика «друг по разуму».
— Скорее, подруга, – уточнил Алексей. – Это девушка.
— Ещё лучше! А то он в последнее время совсем… – Карцев замялся. Марьюшкин посмотрел в сторону закрывшейся двери, будто Кузнечик мог находиться ещё там и слышать разговор.
— Вот не раз о нём думал, – продолжал Карцев. – Почему он всё время так… То Милена, то Эриэн…
— Ну Эриэн-то понятно, почему. Да она и сама довольно долго…
Алексей кашлянул и приподнял брови.
— Ну брось, Лёш, ну уж ты-то… Это же не было секретом. Все знали. Да, вместе они быть не могли, но душевно…
— Но душевно они искали друг в друге забвение от мук. Нет?
— Ох, да кто ж его знает-то, – вздохнул Николай. – Но только после того, как Эриэн и Кристофер благополучно воссоединились, я всё больше беспокоюсь за этого парня, – Карцев тоже повернулся в сторону двери и замер на полуслове. Там тихо, возникнув, как призрак, стояла девушка. Одета она была в брюки и куртку с капюшоном серо-стального цвета. На поясе поблескивала тускло-жёлтым узорчатая пряжка широкого ремня, щиколотки были плотно охвачены голенищами изящных сапожек. Ничего примечательного, кроме, разве что, волос. Длинные светло-фиолетовые, с оттенком лунного сияния, они окружали строгое лицо с непроницаемыми тёмными глазами. Вокруг головы, над плечами, прическа лежала шелковистым шаром, а на грудь и спину спускались отдельные длинные пряди, подобные клинкам узких сабель.
— Здравствуйте, – сказала она. – Я…
— Это Уил, – радостно сообщил вынырнувший откуда-то Кузнечик. – Она будет нам помогать.
* * *
— Что вы мне доказываете?! – восклицал Алексей Марьюшкин на следующее утро после приобщения Уил к проблемам межпространственных коммуникаций. – У меня беспорядок на столе?! У меня великолепный, стихийный, художественный беспорядок, в котором я плаваю, как рыба в воде! А вы что наделали, зануды эпилептоидные? Как я теперь найду всё, что мне нужно?
Уил и Кузнечик переглянулись.
— О чём он говорит? – спросила Уил. – Я кое-что знаю об условиях, обеспечивающих наиболее высокие показатели умственной активности. Организация порядка на рабочем столе – одно из них.
— Не обращай внимания, – ответил Кузнечик. – Скорее всего, Алексею необходимо гармонизировать внутрисемейный микроклимат, после чего…
— После чего я разберу вас обоих на винтики, – печально сообщил Алексей. – Идите на фиг, мне в командировку надо собираться.
— А-а, ну так это же всё объясняет! – всхохотнул Карцев. Сборы Марьюшкина в командировку и сопутствующие этому процессу хлопоты его очаровательной жены Вероники, помощь Вика и домашнего робота Циркубия всегда напоминали не то ликвидацию небольшого стихийного бедствия, не то генерацию оного. – Спасайся, кто может. Стоп! Это что же, я один тут останусь с двумя любителями порядка? Лёш, у тебя совесть-то есть?!
— Олег не сегодня-завтра должен из отпуска вернуться, – махнул рукой Алексей.
— А… Эриэн? – осторожно поинтересовался Николай.
— Я говорил: она ушла по своему каналу. А это означает полное отсутствие связи и полную неопределённость в сроках возвращения.
— Всё-таки я не понимаю, – Карцев потёр ладонью лоб. – Это всё равно, что отправиться в экспедицию, зная заранее, что она может оказаться…
Марьюшкин метнул на коллегу гневный взгляд, и Николай успел закрыть рот, прежде чем произнести роковое слово.
— Не надо щадить мои чувства, – внезапно произнёс Кузнечик. – Я не маленький. И Эриэн знаю. Она всегда была сама себе хозяйка. И обязательно вернётся, когда всё уладит.
— Мы не сомневаемся, – поспешил заверить его Карцев.
Тут двери лаборатории разъехались, и вошёл мужчина среднего возраста, темноволосый, с грустными собачьими глазами и двумя изогнутыми прядками, упрямо падающими по обеим сторонам лба. Увидев его, Карцев радостно заорал, Марьюшкин просветлел улыбкой, а Кузнечик сказал:
— Здравствуйте, Олег Иванович. Вы очень вовремя.
— Да я всегда вовремя, – начальник отдела МПС коротко улыбнулся. – Так уж у нас повелось.
Тут он заметил Уил.
— Это, должно быть, новый ассистент, – Прошкин пожал девушке руку. – Добро пожаловать.
— А ты-то откуда знаешь? – спросил Карцев.
— Работа такая. Кстати. Если я не ошибаюсь, Алексею пора идти оформляться в командировку, Николая вызывает к себе директор, а Кузнечику надлежит провести мониторинг устойчивости координат Сопределья.
— А мне? – спросила Уил.
— С тобой я хотел побеседовать…
— О! – сказал Карцев, как бы невзначай слегка задевая Кузнечика плечом при выходе. Тот с оттенком протеста посмотрел на Прошкина и проговорил:
— Уил было бы полезно понаблюдать за процедурой мониторинга. Ведь ей предстоит выполнять его самостоятельно в ближайшем будущем.
— Позже – обязательно, – ответил Прошкин. – Но вводную консультацию с новыми сотрудниками я для себя как начальник не отменяю.
Когда подчинённые вышли, Олег повернулся к Уил.
— Ну что… Как тебе здесь?
— Всё хорошо, спасибо.
— Ожидал, что ответишь так. Но я хотел поговорить не столько о работе… Должностные обязанности ты изучила прекрасно, я в этом уверен. И в способностях твоих не сомневаюсь. Освоишься быстро. Я только хотел сказать, – Прошкин выдержал паузу, – даже не знаю, удобно ли – ведь это совершенно не моё дело.
— Говорите, Олег Иванович, – попросила Уил. Она это мягко сказала, и Прошкину на какой-то миг показалось, что он не с подчинённой беседует, а находится на приёме, скажем, у психолога. Он поморгал, сгоняя мимолётное наваждение.
— Тебе понравился Кузнечик?
Уил чуть склонила голову набок, и в глазах её мелькнул намёк на лукавое выражение.
— Вы же не думаете, что мои симпатии, какими бы они ни были, помешают работе.
— Да что ты! Наоборот! Я и хотел попросить: если только это возможно, не терзайся угрызениями совести насчёт своей возможной симпатии к Кузнечику. Общение с тобой может отвлечь его от страданий о несбыточном.
— А что это?
— Он любит человека. И дело даже не в том, что человека, а в том, что у этого человека есть своя взаимная любовь. Да, так получилось – ребята уже рассказали, наверное.
— Историю Кристофера, Эриэн и Кузнечика?
— Да. Значит, знаешь.
— Я поняла, – сказала Уил. – Спасибо.
— За что же?
В этот момент в лабораторию вошёл собственно Кузнечик. Он явно беспокоился.
— Извините, – произнёс Кузнечик. – Вот распечатки результатов мониторинга.
— С каких же это пор ты мне бумаги приносишь, а не скидываешь отчёт на компьютер? – удивился Олег.
Кузнечик смутился, но всё-таки положил листы на стол начальника. Тот просмотрел их, кивнул и сказал:
— Хорошо. А теперь познакомь Уил с особенностями оборудования, которое мы используем в работе.
— Слушаюсь, – с воодушевлением ответил Кузнечик. Он пропустил Уил вперёд и потом вышел сам.
Олег Прошкин проводил взглядом золотистую и фиолетовую причёски покинувших кабинет сотрудников и улыбнулся.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Кристофер спускался к воротам набережной по широким квадратным светло-серым ступеням. Справа раскинулась необъятная громада моря, слева и в отдалении шумели деревья, и неумолимо подступающий вечер словно пропитывал их густую листву тёмной вуалью полумрака. Кир остановился и посмотрел на спокойные кроны. В сердце незаметно закралось предчувствие тревоги. Ещё не сама тревога. Захотелось продолжить спуск по светлым каменным плитам к витым железным воротам, окинуть взглядом просторную приветливую набережную и пойти в гостиницу, где за простым досугом удастся скоротать ещё одну ночь в разлуке… Но… С тех пор, как восстановился резонанс, нередко случалось, что все рассудочные доводы и благоразумные устремления пересиливал настойчивый и нездешний голос — зов Дороги. Он не звучал, но жил — в непознанной душе и такой же непознанной Вселенной. Он всегда приводил туда, где начиналось необычайное и важное. Воздух словно стал пахнуть ярче — ароматы моря, листьев, трав, цветов усились и обрели более богатую палитру, чем обыкновенно. И Кристофер понял, что сейчас он свернёт к другим воротам, которые всегда открыты и, в общем-то, даже не ворота, а просто две массивные колонны, густо увитые зеленью, — воротам городского парка. Стало ещё темнее, но цвета всё-таки различались. Ветер зашумел сильнее и внезапно стих. Кристофер вошёл в ворота и не останавливаясь зашагал по липовой аллее. И сразу понял, что парк уже не тот, что был ещё днём. К счастью, некоторый опыт межпространственника позволял удивляться не до такой степени, чтобы сомневаться в сохранности собственного рассудка. Он предположил, что произошло смещение граней Кристалла. Вопрос состоял в том, почему это случилось и куда открылся путь. И почему… Тут Кристофер наконец отыскал источник неясной тревоги. Почему «окно» неожиданно открылось ему одному, ведь раньше такое было возможно лишь если Эриэн была рядом? Странно, но в мыслях не возникало вопросов, опасения или беспокойства о том, куда он идёт. Он просто шёл, и это было загадочно-маняще, хотя и дышало неизведанностью — Кристофер мельком подивился, почему его не заботят вопросы, есть ли обратная дорога и куда ведет дорога открывшаяся. Он осмотрелся. Слева обстановка была обычной, знакомой. Деревья, фонари, которые ещё не зажглись, выложенные сиреневой плиткой дорожки, фонтаны… А вот справа… справа открылось обширное полузаросшее пространство, которого здесь никогда не было. С виду ничего особенного — детские деревянные качели, горки, турникеты, разбросанные среди кустов и зелени. В беспорядке расставленные лавочки. Густо цветущие каштаны, за которыми лишь угадывалось тёмно-синее беззвездное небо. И были здесь редкие прохожие. Или нет… Кир почуял, что это не просто прохожие, что это люди из одной компании, может быть, состоящие в каком-то клубе – интеллигентные, мудрые и яркие личности, что читалось по глазам. Вели они себя спокойно, чинно, даже несколько отстранённо и в то же время тепло, открыто и просто, хотя, пожалуй, были чересчур молчаливы. Но, может, они понимали друг друга без лишних слов? У Кристофера сложилось впечатление, что когда-нибудь и он сможет точно так же понимать кого-нибудь без слов. Может, лучшего друга. А может, будущую любимую девушку… Ведь впереди столько всего! Неожиданно впереди открылся крутой откос и между деревьями появились частые просветы. Кир, присмотревшись, заметил, что справа от асфальтовой дороги, по которой он шагал, шла ещё одна дорога — в траве. Похожая на утоптанную колею, она, слегка петляя, поднималась в гору, плавно поворачивала налево и, взбежав на откос, круто устремлялась вниз с горки. Кристофер понял, что внизу – пруд; колея, снова изогнувшись — вправо — огибала его и стелилась мимо — вдаль. В душе нарастало волнение, но и оно было влекущим, обещавшим удивительные события. И тут возле одной из лавочек Кир заметил мужчину — старого знакомого… как же его зовут? Имя вертелось в памяти, но никак не вспоминалось, хотя было совершенно точно, что ещё вчера этого знакомого поздравляли с пятидесятипятилетием. Стоп! Кристофер остановился, обомлев. Встретившийся человек, судя по облику, едва ли перешагнул тридцатилетний рубеж. Но это был он. Знакомый прошел мимо, шагнув из травы на асфальт и обойдя Кристофера слева. Мрак ещё чуть сгустился, и на верхушках деревьев стали зажигаться гирлянды маленьких фонариков. Надо было идти дальше. Кому надо, зачем? Кристофер не знал. В недоумении взявшись руками за голову, он вдруг обнаружил под ладонями объёмистую пушистую гриву, хотя с утра ещё делал аккуратную укладку, а волосы давно носил прямые и не ниже плеч. «А что я удивляюсь-то? Так всегда и было…» — слегка отрешённо подумал Кир. В конце концов, гораздо более важным представлялось продолжение неведомого пути. Он вышел за деревья. Солнце, оказывается, ещё не село, но уже касалось открывшегося взору горизонта, бросая апельсиновую дорожку растекающегося света на дрожащую под ветерком поверхность небольшого прудика внизу. Воздух заметно посвежел. Кристофер посмотрел на убегающую вниз и вправо, а потом снова вверх травянистую дорожку. И сделал шаг.
* * *
… Только очень важно было успеть до наступления темноты. Куда? Туда, куда он шёл. Зачем? Это не было известно, но представлялось едва ли не самым главным в жизни. Поэтому Кристофер, скатившись с откоса, пошел по травянистой тропке размашистым скорым шагом. Он шёл по лугу, затем на пути стали попадаться деревья. А потом… Кристофер сам не заметил, как оказался в лесу. Это уже не походило на парк — настоящая лесная чаща. Света здесь не хватало, однако дорожка была различима. Хорошо хоть она не терялась. Внезапно Кристофер почувствовал, что солнце зашло. Он не смог бы объяснить, почему решил так: из лесной чащи решительно нельзя было увидеть ни кусочка горизонта, а небо давно уже темнело. Но… Подумав, Кристофер поймал в себе точно такое же ощущение, какое обыкновенно возникает у человека, наблюдающего заход солнца. Но только без самого наблюдения. «Значит, бывает и так», — подумал Кир заинтересованно. Только… только ведь не успел же. Туда, куда надо — не успел. Что же теперь?..
Он ощутил, что что-то неуловимо изменилось в нём самом. С виду всё осталось таким же, насколько он мог судить. Но само сознание… Кристофер заволновался. Он почувствовал себя каким-то иным существом. Более могущественным, чем это характерно для человека, хотя пока что не представлялось возможным объяснить, в чем смысл этого могущества. И более опасным для других людей, хотя и неясно было, в чем опасность. В любом случае, Кир почувствовал, что может причинить вред другим. Испуг смешался с жёсткой усмешкой. Усилием воли заставив себя держаться хотя бы нейтрально, Кир пошел дальше напружиненным шагом, время от времени оглядываясь по сторонам.
Лес не был молчалив. Он издавал целую гамму звуков: плеск (иначе не назовешь) листьев, похожий на говор дождя, хлопанье крыльев ночных летунов, шорохи, потрескивания, взвизгивания, стуки и даже звуки, напоминающие хохот. Всё это не было страшным и даже опасений не внушало. Гораздо более волновали перемены, произошедшие внутри души. Но и о них пришлось вскоре забыть. Путь преградило большое упавшее дерево, а заросли кустов и переплетения ветвей соседних деревьев делали невозможным обход препятствия. Кир ещё раз внимательно обследовал барьер. Внизу в полуметре от земли между ветвями и полуобнажившимися корневищами обнаружился небольшой проход, но… туда не прошла бы и голова. И всё же других, лучших лазеек не было вовсе. Кристофер присел на корточки и задумался. У него не было ничего, чем можно было бы расширить проход. Но и отступать было нельзя: продолжение пути словно замкнуло на себе смысл жизни. Во что бы то ни стало следовало проникнуть туда, на другую сторону. Кристофер смотрел на лазейку, смотрел напряжённо, безотрывно, почти тоскливо… Внезапно проход будто приблизился, хотя сам юноша оставался неподвижен. Не успев подумать, что происходит, Кир, обрадовавшись, инстинктивно скользнул взглядом, сознанием, волей — дальше, дальше… И… Всё произошло настолько быстро и неясно, что он и опомниться не успел, как оказался там, снаружи… Даже не порадовавшись как следует, Кир вскочил и сломя голову устремился дальше.
Он вышел к поляне. Но лишь бросив беглый взгляд на открывшуюся взгляду картину, метнулся за могучее дерево и осторожно, бесшумно выглянул снова.
В траве были рассыпаны шарики белого света. Небольшие, с кулачок пятилетнего ребёнка. Горели они неярко, матово, но причаровывали, и уже не хотелось смотреть даже на выступившую в тёмном небе луну. Шарики висели и в воздухе над поляной. Кристоферу показалось, что они поют колыбельную, хотя никаких звуков они не издавали. А ещё он тут же назвал их про себя блуждающими огоньками. В центре поляны на расстеленном покрывале сидела девушка. Это была самая непонятная девушка из всех, что Кир только мог припомнить. Сначала ему показалось, что он вообще видит только синий свет, волнующийся и вихрящийся. Но это оказалось платьем — лёгким воздушным бирюзово-лазоревым платьем. Девушка сидела слегка напряженно и в то же время словно отстранённо. Само собой, что отстраняться здесь было не от кого, но… Она будто бы даже и не в этом мире пребывала. А окружавший её кусочек пространства был как бы вплетён в здешний мир из какого-то другого.
Она не то молилась, не то размышляла. Кир не мог бы объяснить. Но вот она повела рукой — и вокруг неё вспыхнули язычки настоящего пламени. Небольшие, тёплые, уютные, живые даже, они поднялись из травы, не причиняя той никакого вреда — и тотчас висящие в воздухе шарики пришли в движение. Плавно и спокойно перемещаясь в воздухе, они словно исполняли некий танец… В летающих световых волнах и отбликах пламени чёрные волосы девушки отливали хрустальной синевой, а черты лица были одновременно и неуловимыми, и чёткими — можно было бы сказать: «соблазнительно чёткими», если бы создание не казалось столь небесным. Кристофер только собрался сформулировать мысленную просьбу о том, чтобы увиденная зыбь хрупкой мечты подольше не таяла, как свет начал гаснуть.
Плавающие в воздухе шарики, маленькие костры в траве, даже платье — всё стало меркнуть и растворяться в воздухе. Кир вцепился в дерево, и оно будто отозвалось лёгким вздохом — но то лишь ветер прошелестел в высокой кроне. А ночное видение легко поднялось и исчезло в гуще леса, только шлейф мелькнул. Кристофер рванулся, было, следом, но, сколько он ни плутал в окрестностях, уловить хотя бы след создания не вышло. К тому же, захотелось спать. Слегка усомнившись в материальности природы увиденного, уже почти склонившись к версии о том, что это была некая смесь полусна, грезы и галлюцинации, Кристофер вернулся на полянку, угнездился на покрывале и скоро уснул.
* * *
… Ночь снова нахлынула, обняла, подняла над миром… Эриэн подумала, что похожее чувство она испытывала во время визитов в Замок, когда она ещё была Эдельвейс. Но сейчас гамма ощущений стала просторнее, полнозвучнее, её уже не отягощала горечь осознания, что всё происходящее — временно, и больше похоже на выдумку или бред. «Как же прекрасна Свобода!» — подумала Эриэн. Свобода — это ведь не бездумное шарахание в какую угодно сторону. И не вседозволенность. Это не мания побегов от любой ответственности и из любых оков. Это — воля быть с тем, кого любишь. Это — воля идти в том направлении, где гармония между чувствами и рассудком рождает Разум. Это — воля распахивать для себя Вселенную так, чтобы резонировать с миром сильно и глубоко — так, как обычно бывает при ощущении счастья. Сейчас именно такое ощущение свободы переполняло душу и сознание. А всего-то шагнула в картину. Картину, висящую на стене межпространственного тамбура, откуда путь был только один… И сейчас он избрал форму ночного путешествия. Эриэн неслась сквозь яркие ночные видения: россыпь сверкающих огней, рисующих причудливые орнаменты; тихая величавость луны посреди весёлых искорок звёзд, повисших в громадности чёрно-синего неба… Переливы ночного света на пышных купах деревьев, очертания незнакомых городов… очертания незнакомых снов — безграничных в своей полётности, пропитанных светлой магией…
А когда путешествие закончилось, Эриэн увидела себя в Замке. И очень удивилась. Разве это не осталось там?.. Впрочем, никакие правила, законы и условности Замка не касались, а следовательно, он мог быть где угодно, когда угодно и сколько угодно.
Эриэн очутилась на втором этаже великолепных покоев. Перегнувшись через балюстраду, увидела, что Гений сидит в большом кресле, которое располагалось на вставке между первым и вторым этажами. Отовсюду лился уютный, приглушённый, но не тусклый жёлтый свет. Гений молчал. Руки его спокойно лежали на коленях, лицо выражало углубленность в свои мысли и — ожидание. Эриэн подумала, что таким она его видит в первый раз. Как и прежде, во всем существе Гения чувствовалась неистощимая энергия, каждая клеточка тела словно была наполнена концентрированным содержанием духа, весь облик дышал магнетизмом красоты и огня — и всё же что-то неуловимо изменилось. «Да и как могло не измениться? — подумала Эриэн. — Я ведь тоже стала немного другой. И наши отношения. И мир вокруг». Дорога снова вынесла на новый виток, а раз так, следовало ожидать только лучшего.
Эриэн медленно спустилась к креслу по крепким светлым деревянным ступеням. Лестница была с узорчатыми перилами, украшенными цветными прозрачными камнями, чуть выступающими над поверхностью. Эриэн подошла к Гению вплотную. Он был в роскошном тёмном халате, ворот и рукава которого сверкали шитьём цвета серого жемчуга. Гений поднял на неё взор. Спокойно, властно и бережно одновременно взял её за талию, притянул к себе и усадил на колени. Эриэн провела ладонью по его чёрным, слегка изогнутым прядям, нежно прильнула к губам… Она не терзалась сомнениями в отношении Кристофера — Гений как дух был и Кристофером, обретал в том реальное, постоянное, земное воплощение. Но здесь, в Замке, он был самим собой — духом Любви и Вдохновения. Как стихия огня вообще по сравнению с конкретными огненными проявлениями: пламенем свечи, факела, камина, костра, пожара…
Гений являл сейчас собою само спокойствие, но это было трепетавшее спокойствие вулкана. В хорошем смысле.
— Ты, конечно же, знаешь, зачем я пришла…
— М-м… Кажется, мы недоговорили в прошлый раз, после ужина. Нет? — он чуть приподнял левую бровь, придав лицу забавное выражение. Эриэн захотелось и улыбнуться, и поцеловать его снова.
— Возможно…
— Возможно, ты здесь, а возможно — нет?
Она засмеялась. Присмотревшись к Гению, заметила на груди его, в вырезе халата, кулон — небольшое изображение Солнца.
— Вот кто ты на сей раз…
— И кто же я? — с неподдельным интересом — и, разумеется, некоторым торжеством вопросил Гений. — Солнце, смею надеяться?
— Это мы увидим, — пообещала Эриэн, тоже не без лукавства. Гений вздохнул:
— Да знаю я, всё знаю.
— И про мою сегодняшнюю идею?..
— А как ты думаешь? Вообще, конечно, интересно: отправиться в прошлое Кристофера, где ещё не было тебя, но при этом используя эффект резонанса…
— В том и суть. Официально-теоретически эффект резонанса можно использовать для путешествия во времени — но только в то прошлое, которое было общим здесь, после точки схождения на S-грани. А ведь было и другое, более давнее время… И даже то, где мы ещё были порознь.
— С кем это — порознь? — спросил Гений, слегка прищурившись. — Со мной?!
— С Кристофером, — ласково сказала Эриэн, исследуя пальчиками область кулона.
— А хочешь, скажу, где он сейчас? — неожиданно предложил Гений с разгорающимся пламенем в глазах.
— Я знаю где — в Леандре.
— Много ты знаешь… В прошлом он. В своем «единичном» прошлом. Только не там, куда хочешь попасть ты. Чуть позже. У него тоже появилась своя цель.
— Так, — Эриэн почувствовала, что как-то теряет нить реальности происходящего. — Каким образом это получилось? Это… ты так решил?
— Дорогая, ну сколько можно приписывать все существующие и несуществующие грехи? При чем тут я? Это Кристалл… Видимо, так нужно. Для чего-то. Я пока не знаю, для чего. Но знаю, что у тебя теперь есть выбор — проверять на практике свою идею или идти вслед за ним.
Эриэн задумалась. Гений молчал и тихо, выжидательно всматривался в её лицо.
— Я думаю… я чувствую… — выговорила наконец Эриэн, и видно было, что решение далось ей непросто, — я должна идти к своей цели. Кир сейчас идёт к своей — так и должно быть. И если всё получится и у меня, и у него, то эти два пути — там, в прошлом — обязательно сойдутся. И всё получится как надо. И там, и здесь, и… но ведь мы не ведаем будущего?..
— Как знать, — задумчиво проговорил Гений, гладя волосы Эриэн. Но… как она ни старалась, ни в голосе его, ни во взгляде, ни в жестах, ни в манере поведения не смогла прочесть и тени неодобрения. Значит…
— Значит, ты, как и всегда, поступишь, как считаешь разумным, — с чуть заметной улыбкой сказал он. — А я помогу.
— Из Замка есть путь и на ТУ дорогу? — с надеждой спросила Эриэн.
— Из Замка открывается начало любого пути, — ответил Гений. — Но только при условии гармоничных взаимоотношений его обитателей…
— А разве они не гармоничные? — удивлённо начала Эриэн и осеклась, поймав по-доброму насмешливую и ласкающую улыбку Гения. Впрочем, последним из названных качеств отличалась не только улыбка… «Когда же я перестану понимать мысли с таким запаздыванием?» — подумала девушка, но без особой досады: в сознании, в душе, в теле, в сердце разливалась поднимающимися волнами неудержимая теплота.
— Может, вернемся к вопросу о моем самоопределении? — вкрадчиво и тихо спросил Гений. Эриэн улыбнулась. Да, она отправится в своё путешествие во времени. Но это несколько потом. А сейчас… сейчас важнее всего было вот что:
— Ты… Для меня ты всё-таки не совсем Солнце, — сказала Эриэн, придвигаясь ещё ближе (и движение не осталось безответным). — Ты — Солнышко…
В камине жарко пылал огонь, словно нашёптывая самому себе неведомые сказки… На потолке исполняли странный танец неясные тени. Стены Замка надежно и прочно защищали… даже от Времени. Поэтому две линии жизни свободно могли схлестнуться, сплестись, слиться — в одну…
А наутро Эриэн отворила одно из окон и сделала первый шаг — шаг в воздух.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
В россыпи сверкающих голубых искр звенело Восхождение. Небо раскрывалось навстречу, обнимало со всех сторон, вздымалось воздушными волнами, переходящими в горизонтальные нежные лепестки незримого покрывала. Они скользяще струились вокруг. Небесные шелка ни на минуту не застывали в неподвижности, меняя форму, направление и амплитуду движения, ощутимость…
«Я люблю тебя», — думала Эриэн, обращаясь одновременно к Гению, к миру, к небу, к Высшим Силам, к воздуху и к себе. Словно одна и та же сущность растворена была во всем, но именно здесь было так легко думать эти слова — потому что ни о чем другом думать не получалось, но то, что получалось, заполняло все мысли, сознание, душу и сердце ощущением благостного ликования. Дышать можно было не только лёгкими — дышалось всем существом, каждой клеточкой. Везде были чистота, свет, полётность и нега одновременно.
Эриэн ощущала в себе разливную полнозвучную силу. Казалось, малейшим движением мышц ли, души ли, сознания возможно создавать новые миры, перестраивать как угодно их структуры, взаимодействие… От осознания этого тоже звучала радость, но где-то выше сознания жила настойчивая уверенность, что не для того она здесь сейчас. Поэтому Эриэн просто шла дорогой ветра, ощущая в себе абсолют жизни.
Вдруг мимо проскользнули две длинные изогнутые белые тени, похожие не то на легкие перистые облака, не то на диковинных птиц. Эриэн проводила их взглядом, а когда снова посмотрела вперед, увидела себя уже на земле. Впереди расстилался величественный пейзаж. Два гребня длинных холмов пролегли наискось зеленого луга, за которым начинался песчаник. Холмы поросли редкой пыльной травой, сквозь которую просвечивала светлая глинистая почва. Глядя на толщу глины, Эриэн каждой клеточкой ощутила, какая толща времени отделяет её сейчас от дома, от S-грани, от всего родного и знакомого. Она была опытным путешественником, но сейчас на считанные минуты почувствовала себя двенадцатилетней девочкой, заброшенной в чужие неведомые дали…
Сухой воздух уже начинал неприятно скрести горло. Эриэн пошла вперед, огибая гряды. Отзвук меланхолии улетучился, и в сознание вернулась привычная гамма восприятия мира через сплав невозмутимости, чуткости, спокойно-азартного интереса и неистребимой тяги к исследованию.
Песчаник привел на взгорье, за которым начиналась низина. Эриэн осмотрелась. Далеко впереди виднелся темный лес, а ещё дальше что-то поблескивало. Вода? Вряд ли водоем может быть расположен столь высоко. Соляные месторождения? Слишком яркий блеск. Взлелеяв надежду на то, что за лесом может оказаться свидетельство человеческой культурной деятельности, Эриэн двинулась к темнеющей почти у самого горизонта кучерявой полоске.
Это и вправду оказался город. Городок, но с широкими красновато-серыми мостовыми, изящными фонарями с ажурной оплеткой плафонов, каменными разлетами эстакад и очень высоким небом. Когда Эриэн шла по песчанику и через лес, она не обращала внимания на небо — будто так и надо было. А здесь, в городе покорял размах нежной бело-голубой высоты с длинными фиолетовыми мазками. Эриэн даже удивилась, почему в таком небе нет ни одного воздушного змея.
Она остановилась на ночлег в маленькой гостинице с очень странными для ожидаемых от подобной местности правилами: можно было жить несколько дней, а потом уже принимать решение: продолжать постой и вносить плату или съезжать и ничего не вносить. Постояльцев оказалось не так уж много; во всяком случае, Эриэн предоставили возможность выбрать номер из нескольких свободных. Она решила остаться в комнате с приглушенно-гранатовыми обоями.
— Что-то не так? — спросила Эриэн, заметив выражение неопределенности на лице метрдотеля.
— О нет, госпожа, — ответ последовал спустя две-три секунды. — Если только… — он выдержал паузу, — вы не боитесь привидений…
Эриэн удивлённо возвела брови, недоумевая.
— Я хотел сказать — не верите выдумкам особо впечатлительных постояльцев и местных жителей.
— В чём же дело?
Метрдотель без нужды пригладил и без того зализанные назад волосы.
— Видите деревья за окнами? За ними два фонаря на некотором расстоянии друг от друга. В нашем городе часто гостят весьма своевольные ветра, а уж в непогоду они чувствуют себя здесь хозяевами. Шторы у нас тонкие — более плотную ткань не разрешает противопожарный надзор — и когда в свете фонарей раскачиваются под ветром верхушки и ветви ясеней, тени их на стенах комнаты могут создать впечатление чего-либо сверхъестественного… вы понимаете?
Эриэн кивнула, не находя в повествовании ничего странного.
— Но, как я уже сказал, люди бывают очень разными. Кто-то впечатлителен и боится темноты, кто-то любит фантазировать, а кто-то не совсем трезв. Отсюда и появляются разные удивительные истории…
— Не беспокойтесь, — мягко улыбнулась Эриэн. — Я в состоянии не пугаться игры света и теней.
— Тысяча извинений. Я лишь счёл своим долгом предупредить…
— Спасибо за заботу. А что же, в других номерах…
— Там нет деревьев у окон, — упредил её метрдотель.
Эриэн ещё раз поблагодарила служителя, и тот удалился.
В сгущающихся сумерках закат показался ослепительно ярким. Выглянув в окно, Эриэн заметила за деревьями уходящий вдаль тротуар, по бокам которого росли каштаны с зелёными колючими шариками плодов, а справа виднелся край площади, где высилась кирпичная башня с часами.
Эриэн приняла душ, осмотрела стоявшие на полке немногочисленные книги, ни одна из которых не смогла вызвать интерес, а потом поняла, что спать хочется сильнее, чем есть. Поэтому она отказалась от ужина, легла на просторную кровать и почти сразу уснула. Снились ей, скорее, ощущения – прохладной воды, а затем пушистого тепла, пропитывающего каждую клеточку тела. Потом тепло превратилось в свет, видимый не глазами, а будто бы всем сознанием. Он был таким ярким, что Эриэн пробудилась. И увидела, что комната тоже странно освещена.
Строгий голубоватый свет луны пронизывал мрак, наполнивший комнату. Но это был обычный лунный свет. А необычный струился из двустворчатого зеркала, стоявшего в углу. Зеркальные створки сходились под тупым, почти развёрнутым углом, и там, где они смыкались, горела нить белого сияния. От неё по стеклянным граням рассеивались широкие полосы призрачного света, будто кто-то набросил на зеркало светящееся шифоновое покрывало.
Эриэн приподнялась на локте. Воздух перед зеркалом стал темнеть неровными участками, и вскоре между кроватью и зеркалами проступил силуэт человеческой фигуры.
Когда фигура шевельнулась и ступила в широкую полосу лунного света, Эриэн подавила возглас удивления. Выступивший из зеркал был почти точной копией Кристофера, но лет ему было около двадцати, а черты лица были резче, чем у Кира, и одновременно производили впечатление неуловимости, словно во сне. Эриэн подумала о Гении — но неведомый посетитель отличался и от Гения, походя, скорее, на юного беса. И какой-то он был чересчур уж бесплотный.
«Голограмма? Дубль-фантом? Галлюцинация?» — пронеслось в голове у девушки. Между тем создание взяло стул и уселось на него. На губах играла легкая улыбка, очень черные глаза блестели, отражая смешавшиеся лучи луны и «зазеркалья».
— Кто вы? — Эриэн ощутила странное, давно забытое чувство: желание спросить не с целью добиться научного результата, не ради того, чтобы прервать молчание и даже не столько из интереса получить ответ. Ребяческое «А что будет, если?..» смешалось с ощущением необходимости вплести озвученные слова в картину этой необычайной ночи. Словно складывалась особая мозаика, в которой ночь, луна, выступивший из слияния зеркал магнетический фантом и её слова были равнозначно необходимыми фрагментами.
— Я? — вроде бы удивился пришелец. — У меня было впечатление, что вы знаете ответ на этот вопрос…
Эриэн села в постели. Посетитель снял невысокий цилиндр, стряхнул с блестящего чёрного шелка своего костюма несуществующие пылинки и учтиво склонил голову.
— Вы можете называть меня «Тед» — так будет удобнее.
— Значит, это не настоящее ваше имя?
— Этот вариант выбран для краткости. Было бы не слишком комфортно окликать меня, скажем, «Энджейно Аустор Мария Крейтори», если бы мне вдруг пришла в голову идея назваться так.
— Хорошо. А зачем вы здесь?
— А зачем ВЫ здесь? — хитрая улыбка, влажный отблеск сапфировой кометы в огромных глазах. Эриэн стало совсем интересно. Тед — если называть его так — чуть склонил голову, будто подыскивая нужные слова, затем, передумав, плавно, неслышно поднялся и стал вполоборота к зеркалам. Взглянув на них, Эриэн увидела, что одна из створок медленно движется. И вообще перестает быть левой створкой зеркала.
Объёмный, составленный из каменных кубов равносторонний крест вдвинулся в темное пространство комнаты. Крест венчал полукруглую дверь — послушная движению, она открывалась всё шире. На месте правой створки теперь был такой же полукруглый проем. Он уже не слепил белым сиянием. Вглядевшись, Эриэн увидела в проеме темное ночное небо с крохотными игольчатыми снежинками звезд и шелестящие купы деревьев. По листьям изредка пробегал неспокойный ветерок, и тогда кроны были похожи на морские волны, мягко переливающиеся мелкими складками в свете далёких огней… Разгорячённые щеки обмахнуло прохладой — в проём влетел порыв свежего воздуха с запахом влажной земли и ночных цветов.
— Хотите совершить ещё одно путешествие? — бархатно, вкрадчиво, почти мурлыкая, предложил Тед. «Да…» — подумала Эриэн. Тед кивнул почти с удовольствием.
Одной рукой подхватил изящную трость — и нельзя было увериться в том, что он не извлёк её прямо из воздуха — другую протянул Эриэн. Её ладонь утонула в теплоте мягкой тонкой ткани перчатки. Тед вытянул трость в сторону проема. Деревья зашумели сильнее и как будто стали больше. Эриэн подумала, что сейчас нужно будет подниматься, идти, но проем сам стал расти, приближаться и вскоре шелестящая прохлада обняла со всех сторон, а в высоте раздалось негромкое мелодичное чирканье, как если бы скользящим броском пустили металлический блинчик по камню.
Оглядевшись, Эриэн обнаружила, что из-под ног струится узкая тропинка, освещенная резким лунным светом, а Тед уже куда-то исчез. В то же время тело словно окутывали невидимые, невесомые ласковые волны, и если только можно вообразить любимое существо не в виде материи, а в форме духовно-энергетической субстанции, можно было поклясться, что это оно.
Эриэн стала на тропинку. Сверху мелькнуло что-то тёмное. Тело привычно изогнулось в боковом уходе от выпада. Но это всего лишь еловая лапа встряхнулась под тяжестью прилетевшей большой птицы.
«Иди, — отдалось в сознании. — Нужно успеть до восхода».
И она пошла. Освещённые поляны сменялись глухим буреломом, рыхлый настил из листвы, мха, переплетений трав и опавшей хвои чередовался с утоптанным грунтом, но тропинка бежала уверенно и не терялась. Эриэн не чувствовала дневной усталости; к тому же возникло ощущение закономерности всего происходящего. «Значит, всё как надо», — подумала она.
* * *
Темнота на глазах растворялась, будто уползала в другое измерение. В открывшейся взору картине Эриэн уловила нечто смутно знакомое. Так бывает, когда наяву повторяется то, что незадолго перед этим приснилось. Обстановка, люди, ситуации…
Впереди и с боков вздымались серо-синие скалы, словно выкладывая собой углубление гигантской чаши. Внутри этого углубления клубилась мягкая голубоватая дымка, почти не препятствующая возможности обозревать происходящее. А с уступа на уступ плавно перелетали шары. Серо-фиолетовые и цвета морской волны, метра полтора в диаметре каждый. Некоторые из них уютно гнездились в каменных нишах или на выступах, другие неторопливо перемещались.
Эриэн сначала не могла понять, разумные ли это существа или своеобразный транспорт для других разумных существ, но с каждой секундой всматривания в фантастическую панораму всё более понятным становилось, что верны оба предположения, и природа шаров двояка. Догадавшись об этом, Эриэн обрадованно выдохнула: теперь был известен путь преодоления препятствия. Она выбрала подходящий шар, задержала на нём взгляд, сконцентрировалась. Здесь было удивительно легко добывать информацию с помощью усилий одного только сознания. Вскоре Эриэн почувствовала, что шар уже является как бы её органическим продолжением или ещё одной физической оболочкой. А через несколько мгновений оказалась внутри шара. Но он не двигался. Тогда Эриэн наметила устраивающую её траекторию перемещения через пропасть и представила, что движется по ней. Шар плавно поднялся и поплыл по намеченному пути.
На противоположной стороне Эриэн рассталась с шаром, мысленно поблагодарив его. И увидела перед собой самую обычную асфальтовую дорогу через поле. А вдали, в предрассветной дымке – городские огни. Её охватила блаженная нега и успокоение – так бывало всякий раз по возвращении домой из своих межпространственных вояжей. Усталая и согревшаяся душой она направилась к неизвестному городу, внушавшему впечатление заветного причала.
Хотя на пути Эриэн не заставали ни дождь, ни снег, тёмный асфальт улиц и гранит мостовых блестели от воды, как после щедрого летнего ливня. В городе сразу охватывали простор, красота и уют. Только время суток трудно было определить. Пока шла, казалось, что вот-вот наступит рассвет, а оказавшись в самом городе, Эриэн скорее сочла бы время вечерним. Мягко горели высокие фонари, напоминавшие букеты бело-голубых цветов. В мыслях всплыл образ небольшого кафе (видимо, Тед постарался, подумала Эриэн). Пройдя несколько десятков метров по центральному проспекту, Эриэн свернула в небольшой переулок и оказалась перед заветной дверью. Теперь она знала, что это кафе снилось ей многожды, и в тех снах она частенько забредала сюда выпить кофе или какао со свежими душистыми булочками. Но тогда кафе было лишь «перевалочным пунктом» на пути к более важной цели. Передохнуть, подкрепиться – и дальше. А сейчас здесь обреталась конечная станция следования.
Тонкая белая дверь с облезшей местами краской и рифлёным стеклом посередине подалась легко. Эриэн вошла в пространство тёплого жёлтого электрического света и подумала, что даже освещение здесь под стать настроению усталых путников, возвращающихся домой после дальней дороги. Но почти тут же она перестала думать о посторонних вещах, потому что за одним из круглых столиков увидела Кристофера.
Больше посетителей в кафе не было.
«Наверное, и в самом деле поздний час», – пронеслось в голове.
Кристофер… Она застала его совсем юным. Он ещё ни о чём не знал, не подозревал, не догадывался. Он ещё был сущим ребёнком. «Сколько ему сейчас? Восемнадцать? Двадцать?».
Он сидел перед одинокой чашкой чёрного кофе. В белой рубашке с зигзагообразными отворотами пышного воротника, синей джинсовой куртке с вышивкой и чёрных брюках. Пушистое облако чёрных кудрей на голове и плечах, детское невинно-пухленькое личико с огромными светло-карими глазами и умопомрачительными губками. Эриэн улыбнулась, вспомнив их разговор перед отъездом Кира в Леандру, когда она пошутила, что чисто женская составляющая её сущности всегда тяготела к архетипу необыкновенного мужчины, а чисто пацанская – к образу Прекрасной Дамы. Кристоферу же всегда успешно удавалось сочетать то и другое, поэтому они и вместе. Кир в ответ на такие слова начал, было, сетовать на трудную судьбу несчастных женщин, недополучающих элементарного внимания со стороны некоторых безответственных граждан, но Эриэн поспешила утешить «несчастную женщину» очередным признанием в любви и нежными поцелуями.
А сейчас в глазах этого большого ребенка застыла лёгкая непроницаемость, отстранённость, по которой Эриэн угадала, что в мыслях Кристофера происходила масштабная и напряжённая работа.
«А ведь я же сейчас старше его», – подумала она ни с того, ни с сего.
Кристофер поднял голову на звук шагов и посмотрел на Эриэн. Она приветливо улыбнулась и сказала:
— Здравствуйте. Вы не против? – и кивнула на свободное место за его столиком.
— Добрый вечер, – с некоторой долей растерянности ответил Кристофер и поспешил встать, чтобы усадить гостью за столик. Подошёл официант. Эриэн заказала кофе. Ещё один официант поставил на столик тонкую стеклянную вазу, в которой стоял полураспустившийся цветок белой розы. «Надо же, – подумала Эриэн, – в каждой из судьбоносных наших встреч обязательно присутствуют белые розы», – и тут же спохватилась: так вот же почему! Потому что в момент первой встречи официант поставил на столик белую розу. Но… тогда, значит, какое же впечатление произвела на Кристофера эта встреча…
Эриэн спохватилась, стараясь принять максимально будничный вид и не очаровывать специально. Это у неё уже были ВИГ, Дорога, многочисленные путешествия по разным мирам, приключения, друзья, обретение вечной жизни и добровольное расставание с ней, немыслимая история любви с Гением… А этот, по сути, мальчик, что сидел сейчас перед ней, находился не то что в начале пути – он был только ещё где-то возле этого начала. И она не имела права говорить.
— Красивый цветок, верно? – произнесла она.
— Очень красивый. Но до вас ему как до луны на автобусе, – глубоким своим бархатистым голосом ответил он. Эриэн рассмеялась. Это дитё уже умело шутить! Она поблагодарила за комплимент, и тут принесли кофе. Отпив глоток пронзающей терпкости, Эриэн поняла, что Кристофер рассматривает её пристальнее, чем это подобало бы при первой встрече с незнакомым человеком. «Что же он тут делает в такой час? Ждал девушку, а она не пришла? Или ушла после размолвки?».
— Вы любите уединение? – поинтересовалась она.
— О нет, – он опустил густые свои ресницы. – Но иногда люблю побродить один… подумать. Правда, сейчас во мне уже нет стремления к одиночеству, – Кристофер позволил себе небольшую улыбку, и в глазах его проступил знакомый огонёк. Но сейчас он горел ещё нерешительно и неопытно как-то. Эриэн, не прекращая огромную внутреннюю борьбу с нахлынувшим умилением, снова спросила:
— Вы музыкант?
— Да. А как вы это разглядели?
— У вас руки или музыканта, или художника. Но человек с такой эффектной внешностью окажется скорее артистом…
— Художники тоже артисты, – ответил Кристофер. – Но вы правы. Я учусь на музыканта. И уже выступаю. Пою.
Эриэн снова улыбнулась.
— Не сомневаюсь, что вы многого добьётесь.
— Спасибо. Но что же мы всё обо мне. Я ещё не стал народным артистом Вселенной, чтобы такие прекрасные девушки брали у меня интервью в кафе по ночам, – попытался отшутиться он.
— Ну полноте, какое интервью. Я даже не знаю, как вас зовут, – слукавила она, ибо легенду всё же необходимо было поддерживать.
— Кристофер, – он протянул руку через стол.
— Эриэн, – она вздохнула, отвечая на горизонтальное рукопожатие.
— И кто же вы?
— Путешественница.
— Во времени?
Эриэн секунду ошеломлённо глядела на проницательного «дитятю». Но, видимо, это была очередная попытка заинтересовать в рамках задумчивого флирта. Вот уж, действительно, устами младенца…
— Вы очень милый, – уклончиво ответила она.
— Правда? – он вскинул глаза. – Как приятно, что вы находите меня милым.
— Скажите, Кристофер, у вас есть возлюбленная? – Эриэн стремилась всё же хотя бы несколько приблизиться к цели визита. Каждым нервом она ощущала, что времени у неё не так много. И если всё происходящее окажется одним из снов, то он может в любой момент прерваться. А его, видите ли, на флирт потянуло…
— Теперь – да, – уверенно ответил Кристофер, задорно окидывая искрами взгляда незадачливую путешественницу.
— Я серьёзно. Девушка, невеста – в этом роде.
— Как жаль, что прекрасные незнакомки не верят в любовь с первого взгляда.
— Не верю, – Эриэн покачала головой.
— Но это же так просто: пришёл, увидел, полюбил…
— Может быть. Я не отрицаю, что с другими людьми может произойти нечто подобное. Я лишь подмечаю отсутствие такой способности у себя.
«Господи, неужели я его уже «подключила»? Я же не хотела… И что теперь?..».
Кристофер встал, подошёл к стулу Эриэн, протянул руку. Девушка отметила, что во время всего разговора он ни разу не назвал её по имени. Интересно, почему. Не сразу догадавшись, к чему он клонит, Эриэн всё же встала и дала свою руку. Он мягко положил её ладонь себе на плечо. Потом пальцы его скользнули по другой руке Эриэн и проделали с ней то же самое. А свои руки он сомкнул у девушки за спиной и качнулся вправо. До Эриэн наконец-то дошло: это, должно быть, так называемый медленный танец. Ещё одна вещь, смысла и смака которой она никогда не понимала. Если люди хотят танцевать, то существуют нормальные танцы с разработанными элементами, движениями, выполняемыми по правилам – для красоты, энергетики, самовыражения. Если люди хотят приватного общения, то они просто уединяются вдвоем и всё. А какой смысл в медлительно-неопределённом покачивании и перетаптывании в обнимку – этого Эриэн взять в толк не могла. Но если ему хочется, ладно. Она мысленно пожала плечами в недоумении и приняла игру. Хотя чересчур увлекаться всё же не стоило: они, по сути, ещё даже не встретились в естественном течении жизни.
— Кристофер, сколько вам лет?
— Я уже совершеннолетний…
— И вас не смущает то, что я старше лет на семь-восемь?
— А при чём здесь это? Вы прекрасны – этого довольно. Для любви нет таких преград, люди создают их искусственно. Но когда между людьми не любовь – когда между ними судьба – ничто не может быть помехой. Наоборот: сама жизнь, события, обстоятельства складываются так, что все помехи сметаются подобно ветхой плотине под напором широкой, раздольной, полноводной реки.
— И у вас никогда не бывало, – с живостью подхватила Эриэн, – чтобы при взаимных проявлениях чувств словно сами силы природы помогают… или наоборот, взбунтовываются?
— Как это?
— Допустим, вы поговорили с любимым человеком будучи в хорошем настроении – через несколько секунд выглянуло яркое солнце после долгого ненастья. Или – поссорились с девушкой, а в окрестностях небольшой ураган разыгрался.
— Это можно проверить только на практике! – с жаром ответил Кристофер. Нет, он пока ещё ничего не понимал. Считал всё происходящее игрой.
Но прежде чем Эриэн сумела продолжить объяснения, Кристофер теснее прижал её к себе, наклонился и прикосновением губ к её губам прервал возможные рассуждения. Эриэн немного растерялась. Ребёнок, конечно, попался ласковый и сообразительный, однако в её планы не входило соблазнять его тут сейчас. Но отстраняться не стала. Всё-таки это был Кристофер – её родной Кристофер, пусть и слишком молоденький. И вспомнила, как незадолго перед этим очередным, наверное, самым странным из всех путешествием, они слетелись невдалеке от одной из туристических баз Города – она с научной конференции, он с гастролей — и Кристофер жаловался Эриэн на Эриэн же.
— Совсем роботом стала с этой своей работой, — насуплено говорил он, прислонясь к берёзе и перебирая горошины небольшого ожерелья на шее. – Нет у тебя никакого ни чувства, ни понимания…
Эриэн смеялась, глядя на вусмерть разобиженную «женщину» и одновременно ловила проскальзывавшие в облике этого повзрослевшего, с виду, существа блики-лучики того самого ребёнка, которого когда-то, по неизвестным Мирозданию причинам, ощутила своим. И вот к этому-то дитю она и была способна пройти сквозь время, пространство и амнезию, и его-то не могло изменить ничто из перечисленного.
* * *
Темнота, расчерченная сеткой координат. Плавно пересекающие её тонкие лучи перекрёстного пеленга. Координаты и пеленг… Уплывающая полусном за рассветный туман картина мира, где в бесконечности космического мрака невидимые сканирующие анализаторы ведут мерный, непрекращающийся поиск… Чего? Кого?
И тут же – мгновенный вхлёст в сознание запаха прогретой летним солнцем бархатистой клетчатой обивки автомобильного сиденья… Машина остановилась на зелёной полянке, и… Нет, не надо сейчас об этом. Там – лето, там – праздник, там – жизнь, бурлящая в каждой клеточке, жизнь во всечувствовании и всемогуществе, которое способны дать лишь любовь и вдохновение…
А тут – пеленг. И опять сон – налетевшими обрывками разноцветных обоев… Запомнится немногое. И отчётливее всего – это легчайшее прикосновение клыков к шее. Это даже не касание, это его предвосхищение. Ощущение едва заметных тепловых волн от застывших в доле миллиметра от кожи в предвкушении немыслимых богатств кончиков влажных зубов. Они безопасны. И всё же.
Эриэн проснулась. Комнату заливали волны утреннего света. И это был самый обычный гостиничный номер. Она посмотрела на зеркало. Но и оно не сохранило никаких следов ночного визита.
Эриэн вытянулась на уютном тепле свежих простыней, размышляя. Обрывочные яркие видения, сотканные Гипносом, не удивляли: она давно знала о своей способности путешествовать во сне по судьбам и душам других людей, когда её сознание непроизвольно, подчиняясь неведомому и странному замыслу Высших Сил, окуналось в бесконечный океан-информаторий Мироздания. Там переплетались линии, пути, дороги, вектора жизней самых разных существ. Притянувшись к одной из таких линий, сознание скользило по ней, сливаясь и вживаясь с её обладателем на то время, пока не настало её, Эриэн Райт, пробуждение. Она могла проживать вместе с «хозяином» различные эпизоды его настоящего, прошлого или даже будущего, его мыслей, чувств, желаний, страхов, фантазий – и таким способом, к слову, удалось предотвратить немало несчастий. Но до сих пор неизвестно было, по какому принципу происходит это подключение к определённому «носителю», как её духовно-энергетическое ядро во сне выбирает то или иное обиталище и зачем вообще всё это нужно. Одно дело, когда речь шла о близких, друзьях – да и то, «подсматривать» что-либо из их личной, частной жизни Эриэн представлялось недопустимым в обычном, бодрственном состоянии. А уж если случалось путешествовать в судьбы людей посторонних и порой вообще незнакомых, тут впору за голову браться. Но она не выбирала эту свою индивидуальную особенность, не стремилась обладать ею, как, например, в случае способности дышать растворённом в воде кислородом, позволявшей плавать на глубине без специального снаряжения. Николай Карцев часто говорил, что Мирозданию виднее и что раз оно так решило – значит, так надо. Андре Ино усмехался, пожимая плечами, и намекал на возможное переутомление некоторых сотрудников отдела межпространственных связей, учитавшихся разной фантастики, а в случае Эриэн – ещё и усочинявшихся разных сказок. Алексей Марьюшкин считал, что набор фактов, не укладывающихся в существующую научную картину мира, свидетельствует лишь о том, что у науки есть будущее и ей есть, куда развиваться. А Кристофер… Эриэн улыбнулась, вспомнив то главное, что было до всей этой разноцветной обрывочной мозаики снов о пеленге, вампиризме и… нет, пожалуй, автомобиль в лесу не стоило причислять к эпизодам чьей-то чужой жизни. Но кафе… Слишком хорошо помнилось, какова на ощупь материя его куртки и рубашки, ладонь будто всё ещё чувствовала мгновенно промелькнувший холодок от случайно скользнувшей под рукой металлической заклёпки. «Кристофер, почему ты такой хороший?» – ласково подумала Эриэн. И тут же вернулась в действительность. А, собственно, какую действительность? Она понимала, что находится теперь в тамбуре, проложенном между Замком и S-гранью, что тамбур этот – сам по себе отдельный мир, отличающийся от остальных лишь тем, что пребывание в нём – временное, пока не будет достигнута цель путешествия. Она у каждого своя. «Но если я вернулась оттуда… из кафе, значит, произошло схлопывание и аннуляция того варианта – цикл закрылся. Теперь дело за Кристофером…».
