Джефри подошёл к белому трёхэтажному зданию колледжа, словно специально упрятанному за тёмными елями и притопленному в густой сирени. Светлый майский вечер отменял необходимость в искусственном освещении, но множество окон колледжа лучились лазоревой подсветкой: очевидно, педагогический коллектив избегал возможных нарушений гигиены зрения своих подопечных. Постепенно светящиеся квадратики гасли один за другим, а строгое безмолвие сменялось нарастающим гулом. Вот двери разъехались раз, другой, выпуская самых резвых из отучившихся, а потом уже не закрывались: поток студентов, спешивших покинуть учебные пенаты, нарастал. Опомнившись, Джефри отшатнулся за ближайшую ёлку. Его не должны были здесь заметить. Пока. Хорошо, что догадался одеться неприметно, и ни тёмные брюки, ни коричневая куртка, ни рубашка оливкового цвета не выдавали незадачливого наблюдателя.
Через несколько минут после звонка, когда на высоком многоступенчатом крыльце показалась очередная стайка молодёжи, Джефри насторожился.
Их было пять человек, все девушки. Одна маленькая, худенькая, с короткой русой стрижкой – оденься она не в сарафанчик, а, скажем, в джинсы с рубашечкой, вряд ли кто отличил бы её от мальчишки-школьника. По бокам от неё кучковались две пары. В одной из них полноватая блондинка в длинной юбке и вязаной кофте объясняла что-то невысокой хрупкой шатенке в чёрных брюках и куртке. У обеих были немного схожие лица – слегка детские, без грамма косметики и с очень правильным выражением. Вторая парочка, напротив, сражала контрастом. Роста они были практически одинакового. Но одна из них, в шерстяном клетчатом костюме, состоявшем из юбки и пиджака, будто сейчас сошла с деревянной сцены небольшого бардовского фестиваля. Худощавая и слегка угловатая, она смотрела поверх очков в тонкой металлической оправе с неповторимой смесью отстранённости, печали и дружелюбной снисходительности. Вьющиеся её волосы цвета спелой пшеницы небрежно обрамляли узкое, бледное, аскетичное личико. Не хватало разве что гитары-шестиструнки. Рядом с ней, засунув руки в карманы красной куртки-ветровки, шла стройная брюнетка. Белый пакет, висевший на правом локте, небрежно хлопал по тёмно-синим джинсам. Внезапно вылетевший из-за кручи лилового облака луч солнца вспыхнул медью на казавшихся в тени иссиня-чёрными пышных длинных волосах. Когда компания прошла мимо – близко, очень близко от него – Джефри, усмехнувшись и затаив дыхание одновременно, подумал, что, во всяком случае, есть в округе в данный момент человек, который мог бы составить созданию в красной куртке уникальную по схожести пару. Вот только радоваться этому или печалиться, он пока не знал. Слишком уж похожи они были – Джефри и та, чьё имя он давно и прекрасно знал, но и под пулей, пожалуй, не решился бы обнаружить этого знания.

ЗЕРКАЛО, КОТ И НЕМНОГО О НАСЛЕДСТВЕННОСТИ.

Так уж устроена наша жизнь, что первым предметом, пользующимся наибольшей популярностью в колыбели каждого нового дня, является зеркало в ванной комнате. Вбегаем ли мы в эту обитель в приподнятом настроении, приплетаемся ли с обычным набором мыслей невыспавшегося человека в предчувствии трудного дня – ничто так не завладевает нашим вниманием в первую очередь, как вид собственной физиономии в простом и загадочном стекле. И за свои пятнадцать с лишним лет Элия успела к себе присмотреться. Высокий лоб, на котором стремительными резкими штрихами взлетают густые чёрные брови, столь же стремительно сходящие на нет после изломов с наружных концов, а ниже – тёмно-карие глаза в обрамлении чёрных ресниц. Глаза миндалевидной формы с лёгким восточным разрезом, с ярко-голубыми белками, подчёркивающими будто бы прорисованную мягким чёрным грифелем окантовку радужных оболочек. Впрочем, Элия спокойно прикрывала всё это буйство очками в прямоугольной изящной оправе с затонированным пластиком почти невесомых линз. Очки ей нравились: они и возмещали недостающие диоптрии, и защищали от излишней яркости солнечного света. Да и на лице смотрелись неплохо: тонировка была чуть заметной, с эффектом полумаски. Ещё ниже располагался весьма неоднозначный нос: крохотная горбинка пряталась под очками, но на неё и так не обращали особого внимания — а книзу нос расширялся и претендовал на звание пухленького. Над маленьким подбородком природой были запечатлены весьма чувственные губы – верхняя немного бледнее нижней. Неярко выделявшиеся на лице скулы придавали портрету определённую экзотичность. Вообще, изящество на грани резкости и детская округлость выдающихся черт составляли на этом лице необычное сочетание. Завершали картину густые блестящие тёмные волосы.
Элия и сама знала, что лицо её может быть очень разным в зависимости от настроения, самочувствия, увлечений – от неприкаянности дворовой пацанки до прелестной миловидности «домашней» девочки. Но основные черты почти не менялись лет, примерно, с пяти. И это ей нравилось. Она не могла не замечать, что нравится всё это не только ей. Что нередко «вьюноши» в колледже стараются подсесть поближе, а коэффициент оживлённого внимания прохожих представителей противоположного пола заметно возрастает. Не всех, разумеется, но прецедентов хватало. И что не только лицо, но и фигура с аристократической шеей, небольшой, но высокой и округлой грудью, стройными руками, замечательно очерченной талией, крутыми бёдрами и в меру длинными ногами – виной и причиной тому. Элия знала, что красива. Просто не придавала этому особого значения. Ей не было это нужно в том смысле, в каком обычно бывает нужно всем девушкам, особенно её возраста. Время от времени полюбоваться собой в зеркале – да, получить эстетическое удовольствие от вида и ощущения симпатичной одежды и обуви на себе – да, но не более. Ей достаточно было просто сознавать это. А использовать как приманку для объектов противоположного пола или как средство демонстрации превосходства над представительницами пола своего – зачем? Тем более, никто из сверстников никогда не привлекал её внимание настолько, чтоб волноваться из-за этого, и она искренне не понимала воздыханий и обмираний подруг о различных мальчиках. Учиться, общаться с друзьями (неважно, какого пола), заниматься творчеством гораздо интереснее и увлекательнее. А ещё она не торопилась с чувствами, будучи уверенной в том, что настоящая любовь когда-нибудь обязательно придёт – одна и на всю жизнь. Кто об этом не думает.

Приоткрыв лапой незапертую дверь, в ванную заглянул кот. Вопросительно муркнул.
— Я сейчас, — сказала она ему. Кот оставил дверь в покое, но не ушёл. Сел у порога и стал ждать. Он всегда так. Вычистив зубы, Элия задалась, было, вопросом, почему кот не идёт к матери, которая и была его хозяйкой, но доносившиеся из зала возгласы всё объяснили. Мама и отчим занимались утренним туалетом двухлетней сестрёнки Элии, и шумство от происходящего приводило кота в нервическое состояние.
Вдвоём они отправились на кухню. Элия достала творог, апельсины, выключила на плите соблазнительно скворчащую яичницу с беконом. Кот смотрел умоляюще. Для большей выразительности он прыгнул на край раковины, в которой Элия собралась ополаскивать фрукты, и сделал вид, что хочет утопиться. Поскольку мыть апельсины с перегораживающей струю воды серой-полосатой шерстистой тушкой всё равно не представлялось возможным, Элия вынула из шкафа пакетик с консервами и, присев на диванчик у окна, принялась наполнять кошачью мисочку. Ошалев от вкусных запахов, кот прыгнул на одно колено Элии и, балансируя на этом участке всеми четырьмя лапами, стал с упоением поглощать содержимое мисочки, которую Элия не успела спустить на пол с другого колена.
— Ну, Кеша… — сказала она ему. Но кот лишь мурлыкнул — таким тоном, словно был готов согласиться со всем на свете, лишь бы его не отрывали от мисочки.
Принято считать, что «Кеша» — имя для попугаев. Но когда мамин супруг, гуляя с дочерью, вернулся обратно не только с малышкой, но и с серой пищавшей верёвочкой, и когда все принялись эту верёвочку в двухкомнатной квартире искать и ловить, Элии удалось выманить котёнка из-под секретера с помощью пушистого игрушечного кота. При этом она приговаривала: «Кеша, Кешик, Кешенька!..» — потому что ей всегда хотелось назвать так кота, если он когда-нибудь у них появится. И вот появился, и прижилось это имечко.
Наевшись, кот ткнулся Элии в нос своим мокрым холодным носишкой, урча, как маленький тракторёнок. Это у него был обычай так говорить «Спасибо».

После того, как не только Кеша, но и люди позавтракали, Элия забрала сестру, чтобы взрослые могли спокойно поговорить. Занятия начинались с обеда, а учить ничего не надо: всего через неделю начинались экзамены, и сейчас преподаватели дочитывали оставшийся лекционный материал.
В маленькой комнате сёстры рассыпали яркие разноцветные фломастеры, карандаши и гелевые ручки, открыли альбом и принялись рисовать лето. По телевизору в это время шёл эстрадный концерт, и когда незаметно вошедшая в комнату мама быстро сфотографировала девочек, на карточке потом так и запечатлелись: Элия, её младшая сестра и чьё-то миловидно-роковое личико на телевизионном экране.
— Мам, ну что ты делаешь?! – воскликнула Элия. – Предупреждать же надо.
— А я так и хотела, чтоб в естественной и непринуждённой обстановке получилось, — довольно ответила мать. Подойдя к телевизионной стойке, она поправила два стоявших там снимка. И на том, и на другом был как будто один и тот же маленький ребёнок. Но одна карточка блестела свежим глянцем, а вторую словно достали из фамильного альбома. Приходившие в гости знакомые в первый раз всегда удивлялись, и приходилось объяснять, что на самом деле на фотографиях разные люди в одном и том же возрасте: мамин супруг и младшая дочь. Элия, хоть и разительно отличалась от светлоглазого и белокурого существа, нещадно терзавшего сейчас лист бумаги синим карандашом, была похожа на сестру в том смысле, что обе уродились в своих отцов. Но если отчим в данный момент распаковывал на кухне печку-аэрогриль – мама затеяла к обеду запечённую свинину – то собственного биологического отца Элия не видела даже на фото. Они с мамой расстались ещё до рождения Элии. Лет с шести-семи она стала из любопытства задавать вопросы об отце, но поняла, что темы этой касаться не стоит. А попытки заполучить его фото или хотя бы словесный портрет заканчивались, как правило, тем, что мать отсылала её к зеркалу. Да что там – она даже имени толком не знала. Отчество не говорило ни о чём: отец был иностранцем и по здешним документам носил другое имя, которое и записали в свидетельство о рождении Элии. А фамилия у неё была мамина девичья, то есть, дедушкина.
Вот и сейчас Элия спросила только:
— Мам, а мой… отец – он хоть жив, не знаешь?
Мать развела руками:
— Должно быть, жив. Наверное. Войн с тех пор там, у них, не было, катастроф особых тоже. Если только несчастный случай какой.
— Ладно. Я пойду собираться на занятия.

КОЕ-ЧТО О ПРОШЛОМ СО СТОРОНЫ.

Дописывая последнюю строчку лекции, Элия украдкой глянула назад. За той партой, где сидели Кэйси и Джулия, обычно царил жизнеутверждающий порядок. Помимо аккуратно разложенных учебных принадлежностей, там время от времени появлялись разные уютосоздающие предметы. Иногда это был стаканчик йогурта со скромно приоткрытой крышечкой: Кэйси мечтала похудеть и блюла диету вперемежку с походами в спортзал после занятий. В другой раз на середине парты красовался аккуратный фотоальбомчик: Джулия любила поснимать на досуге. И теперь, вместо обычно ютящейся у прочих по краям парт косметики, перед подругами красовался листочек с разноцветными наклейками. На наклейках были изображены собаки. Всех Элия не разглядела, ухватила взглядом лишь корзинку со щенками. Мордочки щенков напоминали георгины. Тут раздался звонок.
— Ну что, девушки, когда учить начнёте? – негромко и весело спросила Тая, соседка Элии, поблёскивая стёклами очков.
— Завтра, наверное, — задумчиво сказала Джулия.
— Да, с завтрашнего дня, скорее всего, — подтвердила Кэйси, и Элия в очередной раз удивилась тому, насколько схожи даже их голоса и манера речи: мягкая, с шелестом, очень неторопливая, похожая на мелодекламацию под шум листвы деревьев.
— А вот Эли уже с вечера сегодняшнего начнёт, — поведала Тая. – Даже кушать не будет. Как придёт – и сразу…
— Вот что ты дразнишься? – вздохнула Элия с лёгкой улыбкой. – А Тая сейчас доберётся до дома, уложит рюкзак – и в турпоход. На всю неделю. Потом вернётся, накануне первого экзамена всё прочитает…
— Эля! Эля! – шутливую перепалку разрубил звонкий взволнованный голос Ольги, пятой из числа их компании. За несколько минут до звонка она отпросилась выйти и вернулась – впопыхах и в волнении – лишь теперь.
– Там тебя папа ищет!..
— Чего?! – Элия резко повернулась к ней, расширив глаза. Мыслепоток разделился: одна половина стремительно завертелась вокруг предположения о каком-то происшествии дома (но отчим мог бы позвонить по мобильнику), другая же сконцентрировалась на утреннем разговоре с матерью.
— Не знаю, — Ольга деловито поправила короткие коричневые «крылышки» причёски (они тут же снова упали на лоб). – Он там, внизу, на первом этаже.
Элия незамедлительно собрала сумку, кивнула подругам и выскочила из кабинета.

Спускаясь по лестнице, замедлила темп на последнем пролёте. И там, где заканчивались ступени, возле широкого подоконника — обычно пристанища болтающих на переменах и одевающихся после занятий – увидела совершенно незнакомого мужчину.
Или нет. Или знакомого. Элия стала быстро перебирать в памяти ситуации, при которых они могли видеться. Но ничего подходящего мысленному взору не представало. А взор обычный прямо как-то даже растерялся. «Столько красоты сразу…» — мелькнуло в голове что-то полушутливое-полуулыбчивое. Во-первых, он был очень высокий, длинноногий и мощный. Во-вторых, судя по всему, взялся представлять на Земле некое воплощение Феба-Аполлона. В-третьих, был одет так, словно прямо тут собрался или сниматься в кино, или жениться, или всё сразу. В-четвёртых, лучащиеся сочетанием детской непосредственности и житейской мудрости немало повидавшего на своём веку человека глаза и удивительно нежная улыбка задерживали на себе внимание, подобно свежему, тёплому, только что с пасеки мёду: при ложном впечатлении «Я только попробую…» остановиться невозможно. А в-пятых, он удивительно напоминал Элии её саму. Только, пожалуй, не с восточным, а южным колоритом.
Она остановилась перед ним и подняла лицо.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте… — голос его был, скорее, низким, с бархатной хрипловатостью. Как часто Элия ощущала подобные «паутинные переборки» в своей груди при понижении тона… «Неужели это…»
— Я Джефри, — он протянул руку. Длинные крепкие пальцы, изящное запястье… Нет, конечно, при соответствующих росте и пропорциях телосложения подобное не должно было удивлять. Но слишком часто Элия наблюдала похожую именно форму руки – у себя. «Значит, всё-таки…»
— Элия, — она решила не кидаться с расспросами. А на рукопожатие ответила.
— Элия, вы не удивляйтесь. Вы меня, скорее всего, не знаете и не помните. Зато я вас знаю хорошо. Нам нужно поговорить.
Нет, невозможно было молчать. Чтобы сообщить о родительстве, разве нужны какие-то отдельные беседы? Достаточно одной фразы.
— Вы мой отец? – прямо спросила она.
— Вам разве что-то об этом известно? – с сомнением спросил Джефри вместо ответа. – Элия, я предлагаю спокойно поговорить в более подходящем для этого месте.
— У нас дома?
— Не сейчас, — улыбнулся он. Из длинных блестящих карих глаз полилось такое откровенное солнечное пламя, что Элии показалось – он действительно знает и видит её насквозь не только хорошо, но много лучше её самой. И что взгляд его – некая материальная субстанция, окутывающая с ног до головы магнетическим теплом, пересыпанным озорными щекочущими искорками. Почему-то захотелось прикоснуться к его лицу кончиками пальцев. Может, чтобы проверить, не обманывают ли её глаза (и очки заодно) – вдруг ей просто показалось, что все эти черты так напоминают её собственные? Может – кожные рецепторы скажут другое? А почему, собственно?.. Радоваться надо: сама же хотела узнать про отца. А тут вот он.
— Где же? – поинтересовалась она, кашлянув: в горле некстати пересохло.
— Ну… да хотя бы в кафе. Тут в нескольких остановках есть… — он назвал известный спортивно-развлекательный клуб, пользовавшийся весьма недурственной репутацией. Туда можно было отправляться смело.
— Хорошо.
На улице, оглядывая шикарный белый костюм Джефри, Элия с беспокойством подумала, что общественный транспорт навряд ли приспособлен к адекватному взаимодействию с такими костюмами. К счастью, невдалеке ждало такси – вместительное чёрное авто явно иностранного производства. Доехали за три минуты. И узнали, что кафе, оказывается, закрыто на ремонт. Сейчас рабочие уже ушли, но посетителей всё-таки не обслуживали. Однако, переговорив с женщиной-администратором, Джефри, конечно, получил разрешение занять столик (Элия с любопытством наблюдала, как именно следует включать природное обаяние, чтобы тебя пропускали даже в закрытые двери). Получилось даже удобно: одни в небольшом полутёмном зале, никто не мешает, тихо (если не считать приглушённой музыки). Джефри принесли колу в высоком стакане, Элия же попросила молочный коктейль. Отпив глоток, она на миг будто бы окунулась в ароматную прохладную сладость лета детства и перевела взгляд на спутника. В неярком искусственном освещении лицо его обрело особую контрастность. Пожалуй, оно было более правильным и чётким, чем у неё. И, конечно, крупнее, по всем статьям. Занимаясь поиском отличий, Элия отметила, что щёчки у него в меру пухленькие, тогда как у неё – немного впалые; брови длиннее, а подбородок мощнее и намекает на некоторую раздвоенность, чего у Элии отродясь не водилось. И отросшие волосы чёрные, без всяких оттенков. Зачёсаны они были на левый пробор, а так как Элия носила пробор на правую сторону, получилось, что она как бы смотрит в зеркало.
— Моя физиономия отсканирована? – поинтересовался Джефри весьма беззаботно. Элия улыбнулась:
— Ну разумеется.
Он сделал небольшой глоток из своего стакана, затем достал из внутреннего кармана пиджака и положил на стол перед Элией небольшой свёрточек.
— Что это? – настороженно спросила она.
— Всего лишь утерянное вами.
Элия недоверчиво посмотрела на Джефри, но ей стало интересно, и свёрточек она развернула. Там лежал чистый, отглаженный носовой платочек. Белый, расчерченный тёмными тонкими линиями полей. Элия непонимающе уставилась на платок.
— Больше трёх лет назад, — глубоким голосом произнёс Джефри, — одна двенадцатилетняя леди изволила предоставить этой вещице полную свободу в столичном метрополитене. Я не мог допустить пропажи. Правда, понадобилось некоторое время, чтобы разыскать владелицу, — Джефри улыбнулся мягко, но так, что у Элии перехватило дыхание. Она переглотнула и взяла платочек, силясь восстановить в памяти события, о которых поведал сидевший напротив и немного слева собеседник. Да, действительно, тогда взрослые транспортировали её с каникул, проведённых в другом городе, домой. Но фигурировал ли там платочек – этого она убей не могла припомнить. Слишком смурное тогда было настроение, и о таких деталях задумываться в голову не приходило.
— И что же… — она чуть было не добавила «сэр». – Вы поэтому и узнали меня, да?
— Узнал о вашем существовании, — кивнул Джефри.
— Как? – Разве о моём существовании вы не знали, когда… — она запнулась.
— Девочка моя, я сам очень хотел бы это прояснить, — неожиданно тепло и просто сказал он. – У меня нет уверенности, что мы не родственники. Но и веских доказательств обратного тоже пока нет.
— Сколько же вам лет?
— Тридцать один.
— Но… — внезапно ясная, как дневной свет, мысль утвердилась в её сознании. – Можно же спросить у мамы.
— Конечно, можно. Конечно, спросим. Я приехал и для этого в том числе.
— А… для чего ещё? Чтобы отдать платочек?
— И это тоже, — обволакивающе-бархатно проговорил Джефри, отхлёбывая колу. – Я пока не могу сказать всего. Одно возможно утверждать с полной определённостью: кто ищет, тот найдёт, — и улыбнулся открыто и победно.

ВОПРОСЫ И КОНСЕРВАТИЗМ.

Утром следующего дня Элия открыла глаза и поняла, что что-то не так. Впереди ожидалась напряжённая неделя усиленной подготовки к трём экзаменам, сама сессия, куча дел по хозяйству, а настроение было примерно таким, словно ей накануне невзначай подарили весь мир, перевязанный ленточкой радуги. Вдруг она вспомнила: Джефри. Этот коктейль солнца, уморительности, красоты, ребячливости, чего-то рокового и неотступного вместе со всеми изысками, помещённый Высшими Силами в человеческую оболочку. Тут она села, вспомнив и остальное – то, ради чего они не стали откладывать «знакомство с родителями». По крайней мере, с одним родителем. Элия прислонилась головой к прохладной стене. Нельзя, никак невозможно, чтобы они оказались родными по крови. Ну и что, что похожи. Мало ли похожих людей. «Вот только влюбляться накануне сессии мне и недоставало!» — усмехнулась она про себя, впрочем, без всякой досады. Откинула простыни и упрыгала в ванную. Потянувшись за тюбиком зубной пасты, задержала взгляд на отражении в зеркале. И улыбнулась.

Как готовиться к экзаменам. У каждого на этот вопрос ответ свой, и из этих ответов можно было бы составить хрестоматию студенческого экзистенциализма с уклоном в эпопею. Элия поступала очень просто. Использовать шпаргалки было ниже её. Она предпочитала учить на совесть, избрав весьма механистический способ, который, однако же, никогда не давал осечек. Очень просто. Весь материал, который необходимо было проработать, равномерно распределяется между днями подготовки. И в каждый день эту норму необходимо выучить хоть как. Например, есть у нас учебник в триста страниц и четыре дня. Берём три дня (четвёртый отводится на повторение, контрольный прогон всего выученного), делим количество страниц на количество дней, получаем норму – сто страниц в день. Только в реальности, конечно, «учебник» этот состоит из лекций в тетрадях, нескольких учебников, статей из научных журналов. Ответ почти на любой вопрос билетов комбинируется из всего перечисленного, и «рецептура приготовления» каждого ответа уникальна.
И вот когда Элия, уже с известной апатией домучивая последний на сегодня вопрос, посматривала на лоскут неба, видневшийся из окна, квартира замерла от шквала звонка входной двери. Этот звонок, оставшийся от предыдущих хозяев, всё собирались поменять и всё откладывали, и каждый раз его трезвон ввергал в состояние шокированных хомячков всех находившихся дома.
В первые секунды Элия даже и предположить не могла, кого это могло принести в гости. Перед глазами стояла сжатая схема ответа на последний вопрос билетов. И лишь услышав недоумённые интонации в голосе матери и воркующие – в другом голосе, который ей, без сомнения, доводилось слышать вчера, мгновенно сообразила, в чём дело.

Одет Джефри на сей раз был весьма по-человечески: белая рубашка с коротким рукавом и светло-синий джинсовый костюм, состоящий из брюк и жилетика на шнуровке. Сколь смогла уразуметь Элия, основной предмет беседы, происходящей между ним и мамой, сводился к высоте потолка в прихожей. Открыв, было, рот, чтобы представить Джефри, Элия остановила себя. Она не могла упустить момент понаблюдать за реакцией матери на посетителя. Но та вела себя точно так же, как если бы в дверь позвонил, скажем, курьер или электрик: дружелюбно-вежливо. Тут Джефри упёрся взглядом в глаза Элии, и ей пришлось подать голос.
— Добрый вечер, — сказала она ему и пояснила, обращаясь уже к недоумевающей родительнице:
— Мама, это мой… («А как его представлять-то?.. Ну, пусть будет…») молодой человек. Джефри.
— Да-а? – удивилась мать. – Очень приятно. А что ж ты мне раньше ничего не рассказывала? И не предупредила: я бы хоть ужин приготовила соответствующий.
— Мы недавно… — Элия хотела сказать «познакомились», но, подумав, изменила формулировку, — недавно уже ужинали. Вчера, — она начинала чувствовать себя весьма по-дурацки. – И на сегодня договорились просто погулять.
— Совершенно верно, — наконец-то подхватил Джефри. – Элии будет полезно подпитать мозг кислородом при такой учебной нагрузке. Да и во время сна потом лучше отдохнёт.
— Какой вы заботливый, — сказала мать. – Ну хоть чаю выпьем. Так я вас не отпущу.
— Не откажусь, — улыбнулся Джефри.

За чаем он немного поведал о себе. Жил он, оказывается, не за рубежом, но кровей в себе намешал немало (впрочем, как и Элия). Занимался туристическим и гостиничным бизнесом, временами меценатствовал, ибо почитал себя высоким во всех смыслах ценителем прекрасного – всего, что только может сотворить человеческий талант.
— А ещё я консерватор в некоторых вопросах, и, кроме знакомства, ставил целью своего визита намерение попросить ваше родительское разрешение встречаться с Элией, — добавил Джефри в конце своего повествования.
— Да разве ж я против? – развела руками мать. – Давно пора. А то уже скоро шестнадцать, а никакой личной жизни. Из-за учебников не вылазит. Разве это правильно?
Элия философски разломила печенье.
— Спасибо, — сказал Джефри.

На улице Элия, уже с трудом сдерживая нетерпеливое любопытство, пристала, в меру своей интеллигентности, к Джефри с расспросами.
— Ну что, что… — задумчиво сказал он, глядя под ноги. – Пока результаты весьма обнадёживающие. – Я не знал раньше эту женщину. Судя по всему, и она меня тоже. А исходя из того немногого, но значимого, что было рассказано о вашей семье за чаем, я также не имею отношения к ближайшим поколениям вашего генеалогического древа. Но было бы неплохо, если бы вы сами ещё меж собой поговорили на эту тему – ну, так, по-семейному.
— Конечно, — сказала Элия. Надо признаться, с души у неё свалился небольшой астероид. Но глядя на Джефри она не могла избавиться от впечатления, что ещё не все его мысли по обсуждаемой теме приведены в надлежащий порядок. Посмотрев на него сбоку и залюбовавшись, Элия подумала, что в профиль его губы напоминают лепестки тюльпана, когда бутон только начал распускаться. Мысль «Неужели у меня так же?», становившаяся всё более привычной, дополнила гамму радостно-бездумного состояния, воцаряющегося в душе от окончания учебного года и этого дня, встречи с Джефри, благодатного нежного вечера и вполне определённой прояснённости наличия-отсутствия родственных отношений.

В полукружье улицы перед домом деревья разрослись особенно густо, образовав самостийный садик. Небо подёрнулось золотисто-фиолетовыми облаками, а пространство вокруг стало заполняться первыми сумерками. Когда Джефри остановился под раскидистым белым шатром пышно цветущей яблони, Элия, подойдя ближе, спросила:
— Так насчёт встреч вы у мамы всерьёз спрашивали?
— О. У меня очень серьёзные намерения, — вроде бы игриво, а в то же время и нет ответил Джефри.
— Бизнес-план? – поддела она его, улыбаясь.
— Если вам угодно, — подчёркнуто значимо сказал он. – И первой частью этого плана следует приглашение в путешествие на каникулах. Если некто постарается и не завалит сессию.
— А если завалит? – спросила Элия, не получавшая с момента поступления в колледж ничего, кроме заслуженных «пятёрок».
— Придётся принять меры, — вздохнул Джефри. – Учить детей самостоятельно. А учитель я строгий, так что делайте выводы, юная леди.
Элия рассмеялась:
— Ваша уверенность в себе делает вам честь. А если предположить, что мама не разрешила бы нам встречаться?
— Я умею убеждать.
— Ну а если бы ни в какую – и всё? – продолжала допытываться Элия, у которой мать представляла собой образчик демократизма в плане невмешательства в личную жизнь старшей дочери.
— Тогда определяющим для меня стало бы ваше личное решение.
— А если я отклоню предложение о путешествии? – совсем уж лукаво спросила Элия.
— А вот этого не случится, — понижая голос, проговорил Джефри. Он приложил ладонь к её щеке, а потом обнял. Элия почувствовала себя очень маленькой – буквально, парусное судёнышко в волнах могучего океана. Затрепетав, она мягко прижалась к нему. Джефри наклонился и осторожно, едва касаясь, поцеловал её в губы. Неожиданно для себя самой Элия подалась вперёд и вверх, и от невинности и чистоты этого поцелуя уже ничего не осталось. Джефри уже не сдерживал себя, они целовались самозабвенно, раскрываясь навстречу друг другу так, словно когда-то и где-то уже давно были вместе, потом их разлучили, а теперь вот они снова встретились. А когда их губы разомкнулись, Элия, словно опомнившись, отступила, провела ладонями по его рукам и побежала домой. Через несколько секунд в окне маленькой комнаты, где она спала, вспыхнул яркий свет, который так же быстро погас.
Джефри постоял и тоже пошёл – к себе в гостиницу, — но медленно и в некотором забытьи.

ПРИШЕЛЕЦ. ПРОПАСТЬ НАОБОРОТ.

В последний день последнего экзамена, когда сам экзамен уже позади, Элия вполне понимала эмоционально-физиологическое состояние кота Иннокентия в момент покидания кухни после насыщения. Некоторое отупение, куча ненужных фраз из выученного, крутящаяся в мыслях (когда нужно, вспоминается с трудом, а когда уже не требуется – вот), ошалелое неверие в долгожданную свободу на целое лето, перемешанное с невольной расслабленностью оттого, что всё самое трудное уже позади.

Джефри ждал её в машине. Совсем недавно, в рамках программы внедрения инновационных технологий в повседневную жизнь граждан, была запущена пробная линия электромобилей с компьютерным автоводителем. Ездили они немного медленнее, зато ничего никогда не нарушали, в том числе систему оплаты и этику обращения с пассажирами. А в случае возникновения неполадок система предоставляла возможность сесть за руль самим при наличии водительских прав, и тогда плата за проезд возвращалась на электронный счёт пассажира с помощью того же терминала, через который и взималась. Или же машина просто парковалась в ближайшем подходящем для этого месте.
Оказалось, что в качестве бонуса к Джефри прилагался букет свежих белых тюльпанов. А сам Джефри был одет в легкомысленный летний костюм: коричневые бриджи с узором из растительного орнамента и лёгкая туника цвета кофе с молоком. Элия, которой уже мечталось отказаться от парадного, в честь экзамена, одеяния – она была в светло-розовых брюках классического покроя и светлой облегающей шёлковой блузке без рукавов – в пользу чего-то более свободного, подумала, что Джефри сейчас в выигрыше. Она окунулась лицом в прохладные лепестки упругих бутонов. Джефри сказал задумчиво:
— Кто бы мог подумать, что можно завидовать букету…
Элия улыбнулась.
— Это же от тебя. Значит, тоже как бы часть тебя, то, в чём может воплощаться… — и она тоже задумалась.
— Что?
— Твоя энергия, твоё отношение ко мне, ты сам, — Элия с острым, неизъяснимым трепетом в душе проговаривала эти слова – «ты», «тебя», «твой». На эту форму обращения они перешли после первого поцелуя, ибо неестественно и лживо было бы при неудержимом стремлении друг к другу оставлять прежнее отстранённо-холодное «вы».
— Но, может быть, первоисточник энергии и отношения тоже удостоится… непосредственных выражений симпатического к нему отношения? – негромко и очень учтиво, но при этом с плохо сдерживаемой страстностью в голосе вопросил Джефри, слегка подаваясь по направлению к Элии. Она рассмеялась и чмокнула его в нос. Он, обняв её за плечи, скользнул пальцами по её правой руке, поднёс кисть к губам и поцеловал сначала тыльную сторону ладони, а потом каждый пальчик. Поднялся лёгкими поцелуями по внутренней стороне предплечья, а затем эта рука Элии переместилась за его голову; девушка обняла его за шею и коснулась губами лба, переносицы, щёк… Джефри терпеливо ждал. И когда её нежные губы сообщили о своём присутствии в правом уголке его рта, склонил голову, и Элия стала тонуть в заволакивающей неге долгого влажного поцелуя.

Очнувшись, она протянула ему зачётку.
— Да знаю я! – засмеялся Джефри. – Давно уже всё про тебя узнал.
— Как давно? Мы же всего неделю назад познакомились.
— Ну, лично я с тобой познакомился, когда впервые увидел. И это не обсуждается. И на что же вообще доблестному мужу пылкое сердце, пытливый ум и неукротимая воля к достижению желаемого? Давно за тобой наблюдаю, многое изучил уже. Просто на глаза тебе не показывался.
Элия слегка отодвинулась.
— То есть как? Сделал меня объектом исследований? Шпионил? «Наблюдал», а потом обсуждал с приятелями за различными… посиделками?
— Тише, тише, девочка моя, ну не надо так, — он умоляюще сложил руки. – Ведь не со злым же умыслом, не для того, чтобы навредить. А наоборот.
— А понятие неприкосновенности личной жизни тебе знакомо? – Элия была ошарашена услышанным, и справиться с таким сразу не могла.
— Но если человек не совершает дурного, чего же ему опасаться? – Джефри, похоже, искренне не понимал её эмоций по этому поводу.
— При чём здесь, совершает или нет, Джеф? Даже если я просто читаю книгу, я имею право на отсутствие стороннего наблюдения за этим процессом. Если я что-то напеваю в ванной, я имею ещё большее право на то, чтобы меня в эти минуты никто не слышал и не видел. А иначе я просто не стану этого делать.
— А вот мне и интересно, что ты читаешь, что напеваешь, что слушаешь и смотришь, о чём думаешь, чем живёшь! Я люблю тебя – и мне нужно знать о тебе всё.
Элия умолкла, словно в её сознании столкнули два потока. С одной стороны, она искренне протестовала против всякого посягательства на частную жизнь без разрешения. С другой стороны, ей только что признались в любви. Первый раз в жизни. И она не знала, что думать.
Джефри осторожно взял её левую руку.
— Постараюсь тебе объяснить, а ты постарайся понять. Хотя бы попробуй. Вот представь, что есть некое инопланетное существо, пришелец, существующий там, у себя, в нематериальной форме. Он пришёл – или его прислали – на Землю, чтобы любить. И любить конкретного человека. Но способ и форма существования для него на Земле, творение его материальной оболочки «вочеловечивания» только один – принять форму того, для кого он предназначен. И наполнить эту форму соответствующим содержанием. Как песок принимает очертания человека, который на него ложится. Мне нужно знать тебя для этого: твои мысли, эмоции, чувства, манеру поведения, речи, интересы, увлечения – всё до малейших штрихов! Чтобы пропитать себя всем этим, чтобы вжиться в тебя на высших уровнях единения. Я уже, наверное, непонятно говорю, да?
— Нет, отчего же… — медленно проговорила Элия. Она обдумывала сказанное по ходу. – Понятно. Только…
— Что? – он проникновенно взглядывал на неё, сжимая её ладонь.
— Разве так бывает? – Элия немного беспомощно повела плечами. Но не от огорчения, а так, как если бы она была ребёнком и, обещая в подарок игрушку, привели её куда-то с завязанными глазами. Сняли повязку, и обнаружилось, что перед ней – целая зала, полная разных игрушек.
— Бывает. Ещё как бывает. И не такое бывает, — сначала отрывисто, а потом всё более напевно-убеждающе проговорил Джефри с ноткой облегчения. Элия снова уткнулась носом в тюльпановую упругую свежесть. Джефри покосился на букет.
— Джеф, — серьёзно сказала Элия после некоторого молчания, – я чувствую себя будто на краю пропасти – только пропасти наоборот. Шагнёшь с обрыва в любом направлении – и мягко погрузишься в море травы с цветами или пушистые облака. Подпрыгнешь вверх – и взлетишь в небо. И всё это – ты, — она вопросительно-раздумчиво и с зарождающимся где-то на дне сознания ликованием смотрела перед собой.
— Я просто хочу жить одним дыханием с тобой, — уже по-мальчишески незадачливо ответил Джефри. – Это не означает, что у меня нет ничего личностного. Просто…
— А я тоже люблю тебя, — неожиданно легко для себя ответила Элия. – И, знаешь, тоже поизучаю твоё личностное, если предложение насчёт каникул всё ещё в силе!
Джефри широко улыбнулся и принялся её обнимать, напоминая в этот момент некую торпеду лучистой энергии.

Выходя из авто, Элия, как водится, смотрела под ноги. И заметила, что они с Джефри нынче оба в открытой обуви: она в босоножках, он в сандалиях из ремешков. Она остановилась. Форма и строение ступней их ног повторяли друг друга – разумеется, с поправкой на пол и возраст. Та же изящная длиннопалая стопа, та же гармоничная, плавная линия пальцев – это был не тот случай, когда один или два пальца на ноге длиннее предыдущих, начиная от большого. И само ногтевое ложе больших пальцев на обеих ногах было у них одинаково скошено кнаружи. Джефри, проследив за направлением её взгляда, посмотрел туда же. Посерьёзнел. Кашлянул. Словно стараясь сбросить с плеч надоедливую и ненужную обузу, свёл длинные свои брови и мотнул головой. Элия промолчала. Такси они отпустили и пошли домой к матери Элии — ужинать.

ВСТРЕЧА НА ПОБЕРЕЖЬЕ.

Море нахлынуло и обняло своей громадой, встав стеной от земли до самого неба. Стена меняла цвет, перебирая разные оттенки и переливы их сочетаний. Она примеряла серые жемчуга и играла с бутылочным стеклом, растворяла в себе жидкое сапфирное сияние и подёргивалась струящимися складками тёмного шёлка, уходила по вечерам в маренго, принимая россыпь щедрот солнечных бликов, и то и дело пускала по поверхности белые кружева шуршащей пены.

На берегу не было недостатка в цепких до эстетических впечатлений художников, не говоря уж о фотографах и аниматорах. Проходя по песчаной косе, Элия и Джефри заметили одного труженика, рисующего «быстрые» портреты. Джефри увлёкся, было: его захватил сам процесс стремительного появления на пустом белом листе пропорциональных очертаний человеческого лица. А Элия, отметив чёткость и техничность выполнения таких работ, не смогла избавиться от впечатления, что получается, скорее, изображение схемы лица того или иного человека. Вроде бы всё правильно: черты лица, пропорции, техника, но внутренней энергии в рисунке нет, и схожести особой с оригиналом – тоже. Ей больше нравились картины, в которых ощущалось дыхание жизни. Неважно, в чём его можно было почувствовать – выражении глаз, повороте головы, взмахе платья, игре света и ветра. Тщательно ли это выполненная картина или же лёгкий карандашный набросок – роли не играло.
Портретист – пожилой, невысокий, худощавый, с короткой щетиной на лице и заметной лысиной — отвечал на вопросы, которыми закидывал его Джефри, а сам больше поглядывал на Элию через круглые стёкла тёмных очков. Сначала она принимала это за творческую заинтересованность, но потом стало нарастать ощущение неуютности – как всякий раз, когда к ней начинали проявлять то внимание, которого ей не хотелось ни от кого, кроме Джефри.
— У вас очень интересное лицо, — сказал портретист Элии. – Вы не согласились бы мне позировать? Это недолго.
— А что! – загорелся Джефри. – Мне бы хотелось твой портрет – любоваться в те минуты, когда тебя нет рядом.
— Разве у вас нет фотографий? – полюбопытствовал портретист. – О, конечно, я понимаю: вы натура с тонким художественным вкусом, эстет – похвально ваше стремление к произведениям изобразительного искусства. Но вот я, помнится, свою дочь начал снимать, когда она только родилась. Наряду с портретами.
— Так это дочь, — сказал Джефри.
— А разве… — продолжить вопрос портретист, видимо, не решился, споткнувшись о взгляд могучего колосса.
— Мы не родственники, — поспешила внести ясность Элия. – Просто похожи.
— Я прожил немало лет,- сказал портретист. – Но никогда не видел, чтобы дочь было так похожа на своего отца.
— Вам же сказано: мы не родные по крови, — возразил Джефри, начиная понемногу раздражаться. – Это выяснено уже давно. По духу – да, эмоционально – да… вообще, по всему, кроме генов и хромосом!
— Хорошая наследственность – лучшее наследство, — произнёс чей-то низковатый мурлыкающий голос у них за спиной. Элия и Джефри обернулись. Их взорам предстала высокая, крупная, длинноногая и длинноволосая блондинка, в больших тёмных очках и коротком оранжевом сарафане.
— Вот вам прекрасная натура для работы, — сказала Элия портретисту. Блондинка ей не понравилась сразу – бессознательно и безотчётно.
— Спасибо, — подчёркнуто вежливо и с ноткой уязвлённой гордости ответил портретист. – Я предпочитаю… брюнеток, — и поставил увесистое ударение на последнем слове.
— А я – брюнетов, — томно подхватила блондинка. – Противоположности притягиваются, — и она придвинулась к Джефри, проходя по нему взглядом с головы до ног. Элии стало совсем нехорошо. Мир словно рушился, разбивался на куски, которые падали в чёрную пустоту, где не было ничего, кроме вечной смерти и вечного хаоса.
Конечно, Элия знала и понимала, что Джефри пользуется оглушительной популярностью у подавляющей части представительниц её пола. Так же, как и на неё саму «западали» многие мужчины и юноши. Но пока она знала и чувствовала, как он к ней относится и какое место она занимает в его сердце и его жизни, женское внимание к Джефри не очень её волновало, а порой Элия даже гордилась своим возлюбленным. А сейчас… сейчас всё словно рухнуло, исчезло, и вот он уже поглощён блондинкой. Элии очень хотелось бы принять это за мимолётное наваждение, вызванное случайным перепадом настроения.
— Элия, — как сквозь плотный туман, услышала она отчётливый, с небольшим носовым призвуком, голос портретиста. Джефри о чём-то увлечённо болтал с млеющей и тающей от него блондинкой, и делать там сейчас было совершенно нечего. Элия повернулась к художнику. Он снял очки и, пристально глядя слегка колючими, но очень проницательными голубыми глазами будто в самую душу, произнёс:
— Если вы почувствуете себя одиноко. Если вас разлюбит тот, в ком вам сейчас видится вся Вселенная. Если в конце пути некому будет просто протянуть руку, — он сделал паузу и закончил проникновенно:
— Вспомните обо мне. Просто вспомните и всё, — и улыбнулся тихо.
Элия смутилась и не знала, что сказать. В это время Джефри с блондинкой наконец-то перестали «миловаться», как Элия в сердцах назвала про себя их общение. Кажется, блондинка приглашала Джефри на какую-то вечеринку, а тот отвечал, что придёт вместе с Элией. Блондинка пообещала познакомить его «прелестную дочурку» с каким-то не менее прелестным мальчиком и испарилась.
— Почему же ты и ей не принялся доказывать, что я не дочь тебе, — печально и тяжело спросила Элия, когда они шагали к гостинице. – И не проникся своей обычной ревностью?
— К кому же, крошечка?
— К портретисту. Ты просто не слышал, что он говорил. И к тому, с кем жаждет познакомить меня эта твоя пассия.
Джефри расхохотался.
— И это я ревнивый после такого, да? – он слегка придавил указательным пальцем кончик её носа. Элия помялась и не ответила.
— А что же такого сказал нам портретист? – бархатно спросил Джефри, но в голосе его подспудно стали проступать железные отзвуки.
Элия сказала.
— Ну, с этим мы ещё разберемся, — уверенно заключил Джефри. – А на всех прочих – «гипотетических» — у меня, знаешь, зоркое око.
— За собой смотри… око.
Джефри усмехнулся. Потом огляделся по сторонам и вдруг подхватил Элию на руки. Пошёл к морю.
— Джеф! Ты что делаешь?!! Стенька Разин, да?!
— Правильно мыслишь. Сейчас тебя за необоснованные подозрения – в набежавшую волну, рыбка моя золотая!
— Вместе уж тогда! — она крепко вцепилась в него.
Зайдя в воду по щиколотку, Джефри остановился.
— Ну что? Будем погибать во цвете лет?
— Сумасшедший…
— Тогда целуй немедленно.
Она нерешительно улыбнулась наконец.
— Джефри…
— Да?
— Обещай не обманывать меня, ладно? Если понравится тебе кто, если разлюбишь меня, захочешь уйти – скажи прямо и всё. Расстанемся по-хорошему, как люди. Но не так, чтоб за моей спиной романы с другими крутить.
— Маленькая моя, — очень ласково и очень твёрдо сказал Джефри. – Я всегда буду любить тебя. Даже если не захочешь. Но только потому, что ты просишь – хорошо, обещаю. И ты обещай.
— Ладно… — Элия погладила его чёрные, растрепавшиеся от ветра локоны. Джефри потянулся к её губам, и на некоторое время они забыли и о море. А когда нашли в себе силы оторваться друг от друга, увидели, что небо подвергается вторжению тяжёлых грозовых туч.
— Пойдём домой, — сказала Элия, прижимаясь к щеке Джефри.
— Даже если бы постарался, не нашёл бы ни одной причины или повода воспрепятствовать такому предложению, — улыбнулся Джефри. И направился к берегу.

По иронии обстоятельств, в гостинице по всем документам они проходили именно как отец с дочерью. Из-за того, что Элии не хватало пары месяцев до того возраста, когда уже можно вступать в брак, им не разрешили бы поселиться в одном, пусть и двухместном, номере. Таковы здесь были порядки. Разные фамилии в паспортах они объяснили просто: мол, развелись родители Элии ещё до того, как она появилась на свет, и мама дала ребёнку свою фамилию. Что и было схоже с правдой. А теперь вот объявившийся папаша восстанавливает отношения с семьёй, но документально оформить свои порывы ещё не успел. Верили им безоговорочно, едва лишь взглянув. Джефри лишь украдкой веселился, когда Элия, обращаясь к нему на людях, щебетала: «Папа, папа…».

СЮРПРИЗЫ ВЕЧЕРИНКИ.

Эклектичное здание, состоящее из нескольких кубиков, трубочек, шариков и треугольников – новомодный центр досуга отдыхающих – окрасилось резкой мерцающей «кислотной» подсветкой, когда часы на городской башне пробили десять вечера. Элия сумрачно бросала настороженно-неодобрительные взгляды на раздражавшую её конструкцию, от которой и на расстоянии доносились резкие пронзительные звуки музыки. При этом она понимала, что дело не столько в дизайне и музыке, сколько в том, что здесь и сейчас должна была состояться эта растреклятая вечеринка, от которой Джефри, по мнению Элии, просто не нашёл в себе мужества отказаться, не устояв перед чарами блондинки.
Сначала-то, конечно, Элия трагическим голосом оповестила Джефри о том, что он волен делать всё, что ему заблагорассудится – но её от этого мероприятия пусть уволят! Еще не хватало ей смотреть на их забавы! Что за садизм?! Захотели, значит, избавиться от неё, свести с каким-то сверстником, а сами… Тут Джефри, никогда раньше не распускавший руки, отвесил ей несильный шлепок по «воспитательному месту». Элия, умолкнув, некоторое время метала на него оскорблённые и негодующие взгляды из угла дивана, а потом пожелала узнать, почему нельзя было отклонить предложение.
— Это нужно для тебя, — как несмышлёному младенцу, принялся втолковывать ей Джефри, которому уже стало несколько неловко за свой вариант вразумления «детей». Он присел на край дивана и запустил руки в свои кудри.
— Ха. Приобщение к основам науки «Как правильно тусоваться в ночном клубе». Ты уверен, что без этого мне не прожить и не состояться?
— Ребёнок. Глупый, жестокий, невежественный, капризный ребёнок, — в прострации произнёс Джефри, глядя прямо перед собой расширенными глазами в одну точку. Элия не обращала внимания на эти слова. Ей сейчас важно было как максимум получить подтверждение, что её не бросают из-за этой блондинки, а как минимум – внести ясность и определённость в ситуацию. Она не собиралась становиться участницей гарема.
— Ты как-то ненормально всё это воспринимаешь, — терпеливо сказал Джефри, придвигаясь. – Даже как проявление ревности это неадекватно. Во-первых, не было повода для таких эмоций. Во-вторых, эти дикие фантазии. С ними надо разобраться. Это твой страх. И, значит, единственно правильное решение – идти в направлении своего страха, чтобы, войдя в него, навсегда от него же и избавиться.
— «Папа, я убил страх», — задумчиво процитировала Элия. – А тебе не приходило в голову, что подобное необъяснимое даётся человеку как своеобразный охранительный сигнал. Не для того, чтобы кидаться навстречу своим антипатиям, а вести себя предусмотрительно, ориентируясь на интуицию. Самолёт упал и разбился, а накануне рейса у одного пассажира возникло нехорошее чувство по отношению к этому самолёту. Он не полетел и стал единственным выжившим. Я хочу сказать, что знания могут приходить не только в виде информации, которую анализирует мышление, а и в виде ощущений, переживаний тоже.
— Ну что ты выдумываешь? – устало сказал Джефри. – Тебе просто нужно победить себя. Именно поэтому мы идём вечером туда, куда нас пригласили.

Так и вышло, что в разноцветно-мигающе-орущее сооружение они прибыли именно вдвоём и именно в назначенный час. И тут же – от порога:
— Дже-ефри! Какое невыразимое счастье! Вы приехали!
Элия недоумённо моргала. Потом до неё дошло, что блондинка перекрасила волосы в тот оттенок, которым горела шевелюра Элии при ярком боковом освещении, особенно искусственном. Это её ещё более возмутило, но она решила не позволять эмоциям задушить глас разума до тех пор, пока это будет в её силах. Но поскольку Элия не любила фальши, она так и продолжала считать это досадное недоразумение, вившееся сейчас вокруг Джефри, блондинкой.
— Моё почтение, Синтия, — Джефри слегка поклонился.
«Ах, вот как её зовут… Какая жалость и неосмотрительность со стороны судьбы: испортить такое замечательное имя!». Элия вспомнила, что у неё в школе была подруга по имени Синтия. Но никогда бы она не поставила их рядом и не помыслила бы о подобных ассоциациях.
— Элия, я надеюсь мы подружимся, — промурлыкала Синтия. «Ага, надейся, как же…». Элия, впрочем, кивнула, чтобы не выглядеть совсем уж трудным подростком. И тут же услышала над ухом звучное:
— Приветствую самую прекрасную девушку из всех, способных вдохновлять!
— Очень приятно! – обернувшись, Элия увидела, что Джефри, ответивший за неё, и руку портретиста ожесточённо тряс тоже вместо неё. – Мы, безусловно, рады встрече!
— Здравствуйте! – сказала Элия, которой стало немного забавно. – Как же вас зовут?
— Это Сеймор, художник, — вставила Синтия. – Ну, Джефри, не будем им мешать, — и она попыталась увлечь мужчину в сторону бара.
— А никто никому не мешает, — возразил Сеймор, заметив беспокойство Элии. И она испытала в этот момент что-то вроде благодарности.

Как удалось выяснить, программа вечера предусматривала ужин, во время созерцания концертной программы, а затем танцы. Джефри настоял, чтобы компания разместилась за одним столиком. Когда принесли запечённую с овощами рыбу, а на небольшой сцене началась танцевальная инсценировка – своеобразный спектакль о верованиях и религиозных ритуалах народов, населявших Побережье много веков назад – от окна отделилась небольшая фигурка и направилась к столику. Когда она приблизилась, стало видно, что это сероглазая и русоволосая женщина невысокого роста, с мелкими скорбными морщинками в уголках рта.
— Здравствуй, Сеймор, — сказала она, обращаясь к портретисту. – Извини, что отвлекаю. Там тебя у входа спрашивают.
— Лилия! – воскликнул Сеймор. – Ты как здесь?
— Решила немного развеяться… ну и по делу, конечно же.
— Ники?
— Да. Он теперь спит, медсёстры дежурят круглосуточно.
— Может быть, вы представите нам свою знакомую? – осведомился Джефри.
— О, да, конечно, — Сеймор поднялся со стула. – Это Лилия, моя бывшая коллега по работе. Очень интеллигентный и добропорядочный человек, — он кивнул женщине и остальным и направился к дверям.
Лилию приветствовали. Джефри предложил ей занять место Сеймора, а Элия, отбывавшая ужин, словно каторжный срок, оживилась.
— У вас какие-то затруднения? – снова спросил Джефри.
Лилия вздохнула.
— Возможно, это покажется… не соответствующим правилам хорошего тона. Но если у вас уже есть или будут дети, вы сможете понять… Мы с сыном приехали сюда, как и многие, позагорать, искупаться в море, отдохнуть. И вот три дня назад детей повезли на экскурсию в горы. Ну и… авария, — женщина примолкла, и стало видно, что ей трудно говорить. Элия дала ей воды.
— Спасибо… Я благодарю Бога за то, что не случилось худшего. Но Ники потерял много крови, ему нужно переливание. В местной больнице, где он лежит, вливают плазму – многие врачи утверждают, что это лучший вариант – но лечащий врач говорит, что нужна кровь, настоящая кровь.
— Разве у них нет крови? – удивился Джефри.
— Есть. Но универсальный вариант не подошёл, возникла опасность развития гемолитического шока. Мы отправили в областной центр запрос, чтобы прислали кровь именно той группы, что у Ники. Хоть это и не самый редкий вариант, но всё же найти его достаточно сложно. И пока банк данных молчит.
Элия и Джефри переглянулись. До этого момента Элия почему-то не принималась выяснять, какие у неё группа крови и резус-фактор. Всё равно при необходимости медики ведь не поверят на слово, а станут проводить свои анализы на этот счёт. И правильно.
— Почему я говорю об этом именно вам, — продолжала Лилия. – Всех отдыхающих я примерно знаю, и мы уже «бросали клич» о помощи добровольцев. Но на роль доноров пока не подошёл никто, хотя такая группа крови у нескольких человек и обнаружилась. Но у троих несовместимость по резус-фактору, один сам болен и ослаблен, а ещё двое – беременные женщины. Вы понимаете…
— Конечно, — Джефри встал из-за стола. – Я немедленно сдам кровь на анализ.
— И я с тобой, — Элия тоже поднялась. Он хотел, было, сделать упреждающий жест, но передумал. Кивнул.
— Вы никуда не пойдёте! – заявила уже подвыпившая Синтия. – А ужин? А вечеринка? Так нельзя, Джефри! Вы обещали мне этот вечер!
— Что случилось? – за её спиной появился Сеймор. Правда, похоже, понял всё почти сразу и без слов.
— Я не знаю, есть ли необходимость подвергать риску организм Элии, — недовольно сказал портретист. – Она слишком молода, рост и формирование всех систем ещё не закончились.
— Извините, — сказала Элия. – Но это уже мне решать.
— Или тому, кто несёт за неё ответственность, — добавил Джефри.
— Это невозможно! – воскликнула Синтия. – Отец, ну скажи им! Я не могу без Джефри!
— О… — Элия чуть было не повторила автоматически это слово. И застыла в изумлении, переводя взгляд с Сеймора на Синтию и обратно. Черты лица портретиста закаменели, и едва заметное шевеление желваков в сочетании с потяжелевшим взглядом подтвердили невольно выданную тайну. Вот так комбинация… Впрочем, сейчас не было времени обдумывать её.
— Тогда я остаюсь в этом городе! – Синтия, вскочившая во время воззвания к Сеймору, уселась обратно за столик. – А потом уеду вместе с Джефри. Я нравлюсь ему, и он не оставит меня, я знаю!
«Что она несёт?.. И почему молчит Джефри?».
— Синтия, — наконец-то проговорил Сеймор. – Ничего не меняется. Завтра ты едешь за границу на стажировку. О твоей жизни я позабочусь, — и Элии показалось, что последние слова предназначались не столько для информирования Синтии, сколько для успокоения её, Элии.
— Не хочу… — бывшая блондинка опустошала бокал за бокалом. Сеймор подошёл к ней, мягко и неслышно, и взял за руку. Она попыталась выдернуть локоть, но стряхнуть цепкую хватку Сеймора оказалось не так-то легко.
— Негоже лепиться к чужому гнезду, Синтия, — внятно проговорил её отец. – У тебя ещё всё сложится, но на своём пути. Оставь их, — он взглянул на Элию и опустил взор, словно сдавшись. – Порой, чтобы прийти к своему счастью, нужно уметь переступить через себя. Завтра мы уезжаем. Идём, я провожу тебя в номер.
«Спасибо», — одними глазами сказала ему Элия.

КРОВНЫЕ ВЗАИМОСВЯЗИ.

В приёмном покое лишних вопросов задавать не стали: о ситуации Лилии и её семилетнего Ники знали все. Джефри и Элию отвели в лабораторию, где стояли два высоких наклонных кресла, напоминающие зубоврачебные. Юркая медсестра быстро и ловко словно бы прожонглировала буквально летавшими в её руках жгутами, иглами, пробирками, и вскоре два образца крови были отправлены на экспресс-анализ. «Доноры» вышли в коридорчик. Элия прислонилась к Джефри спиной, и он обнял её сзади. — Пап… — прошептала она, нисколько не играя и ничего не подразумевая. — Если моя кровь подойдёт, ты разрешишь мне сдать необходимое количество для Ники?
Джефри вздохнул и тихо поцеловал её в уголок рта и скулу.
— А ты? Разрешишь, если моя подойдёт?
— Как же я могу запрещать тебе что-то? — удивилась она.
— Так же, как я тебе. Разницы нет. Быть может, нужно просто воспринимать это не как «запрет-разрешение», а как договорённость. Сообщить что-то близкому человеку, узнать его мнение, рекомендации. И соглашаться или нет не потому, что кто-то кому-то может или не может указывать, а руководствуясь, во-первых, собственным разумом, а во-вторых, тем, что человек просто очень дорог и хочется делать всё, чтобы он был здоров и счастлив.
Элии стало тепло, потянуло в сон. Она погладила Джефри по рукам, перекрещивавшимся у неё на груди. Он плотнее прижал её к себе. В это время над лабораторией погасла надпись «Не входить!», и на пороге показалась медсестра. Глаза у неё были странными — не то обрадованными, не то испуганными.
— Ну что? — нетерпеливо спросил Джефри. — Хоть кто-то подходит?
— Вы оба подходите, — сообщила медсестра. — У вас одна и та же группа. И резус. Именно те, которые требуются…
Элия сразу проснулась. Её будто слегка прошило током.
— … Эли, успокойся, — услышала она голос Джефри. — Это ничего не доказывает, слышишь? — он потряс её за плечи.
Она медленно обернулась к нему.
— Джеф, нас с тобой мы ещё обсудим. Я знаю, что не доказывает. Но сейчас — сейчас давай просто сдадим кровь оба. И меньше потерь для организма, и в то же время можно сдать с запасом — всё равно для каждого это будет совсем не то количество, которое пришлось бы сдать одному, если бы на роль донора подошёл только он.
Джефри подумал три секунды и согласился.

После краткой беседы с дежурным врачом и подписания необходимых бумаг парочка вновь поднялась в лабораторию. Медперсонал оживился и даже обрадованно шутил насчёт «счастливого случая». Кресла им сдвинули, чтобы «не скучно было». Резкость жгута на правом плече, мгновенный прокол, затем быстрое утихание всех неприятных ощущений — и вот уже можно просто полулежать, прикрыв глаза, держать за руку Джефри, у которого вся та же капельная конструкция помещалась слева, и тихо разговаривать.
Капли тёмной крови падали в бутылочки тяжело, неторопливо, увесисто. Спокойно.
— Ты крови боишься? — спросил Джефри.
— Нет, — слегка удивлённо ответила Элия. — Как её можно бояться? Бояться можно того, что человеку станет плохо от ранения или кровопотери. Да и то надо не ахать, а принимать меры возможной помощи.
Джефри поиграл её пальцами, улыбнувшись.
— Какие мы деловитые и сосредоточенно-бесстрашные…
— Мне однажды даже снилось, что я наподобие вампира.
— Да-а? — он приподнял брови. — Поделитесь, леди. Мне нужно знать, с кем я имею дело, — он провёл пальцами по серединке её ладони, а потом обхватил всю её тонкую кисть своей рукой.
— Да ничего особенного. Пришла к кому-то, прокусила шею, вытянула немного крови, а потом выплюнула её куда-то. Сама не знаю, зачем мне это понадобилось.
— Да ты вамп! Представительница тёмных сил! Теперь, значит, мне ещё предстоит намечтаться, чтоб меня «отвампирили» подобным образом… Негодница… — пальцы Джефри прошлись по тыльной стороне кисти Элии, а потом сплелись в «замочке» с её пальцами.
Элия слабо улыбнулась. Сонливость и расслабленность снова стали просачиваться в сознание вязкой пеленой. Была уже глубокая ночь, да и давление падало.
— Джеф…
— Что, радость?
— Я так больше не могу. У нас слишком много совпадений. Вдруг мы всё-таки родные?
— Конечно, родные, — голос его донёсся словно через ватную прослойку. — Только не биологически.
— Почему ты в этом так уверен? Меня могли подменить в роддоме. Или взять из Дома малютки, ничего не сказав.
Джефри посмотрел на капельную систему.
— Хорошо. Я сам думал об этом — что перед свадьбой надо обязательно будет проверить…
— Как? Обратиться к услугам генетической экспертизы?
— Именно, крошка. В столице есть специальный научно-медицинский центр — собственно, он один в стране и занимается подобными вопросами. Там определяют не только отцовство, но и наличие другого возможного родства. Я уверен, что ничего у нас с тобой не найдут, но — проверим. Для общего спокойствия.
— Да, — Элия успокоенно вздохнула. — Да…
— Эгей, ты не спи, — обеспокоенно сказал Джефри. — Скоро всё уже.
— Я не сплю…
Минут через пять и вправду снова пришла медсестра, сняла всё «оборудование», перебинтовала им плечи. Потом новоиспечённых доноров напоили сладким чаем с бутербродами и вызвали им такси до гостиницы.

ПЕРСТЕНЬ.

В школьном классе было пусто, тихо и так, словно, по крайней мере, года три его не посещала ни одна живая душа. Хотя всего каких-то полтора месяца назад атмосфера, должно быть, накалялась от переживаний экзаменуемых и гвалта школьных бригад, проводящих летнюю уборку. Элия сложила в сумку комплект учебников для второго класса. Джефри зачем-то проверял оконные переплёты и оправлял чистенькие и отглаженные, кофейного цвета шторы. Обернулся с очень довольной, будто источающей густое тепло улыбкой. Элия оставила сумку, подошла к нему и поцеловала в губы. Джефри отвечал упоённо, осторожно обняв ладонями затылок Элии.
— Я люблю тебя, — тихо и уверенно сказала она, согревая его взглядом и гладя по спине. Джефри прошёлся по её улыбке нежными прикосновениями губ, плотнее прижав к себе. Элии захотелось превратиться во что-то эфирно-энергетическое и впитаться в его тело всем своим существом — как вода пропитывает губку. Только вода тяжёлая, а тут стать бы невесомой…
— Малышка, — шепнул он. — А я тебя — обожаю.
— Нет уж, не подерёмся, — засмеялась она.
— Это к чему?
— Ну, по поводу того, кто кого больше любит. Или обожает.
— Лёгкое противоборство я признаю только в момент трепетного обмена генетической информацией между двумя влюблёнными, — с жаром сказал он. — И то лишь поначалу.
К тому моменту Джефри уже основательно полонил Элию, обхватив руками её стан. К тому же одну согнутую в колене ногу он поставил на деревянный чехол вмонтированной в пол телефонной розетки, а другую поставил так, что девушка стояла между его ногами.
— Милый мой, хороший, любимый, нежный, ласковый, — шептала Элия, почти захлёбываясь той негой, которую дарили прикосновения к его губам. Джефри с лёгким грудным возгласом зарылся лицом в волосы девушки. Потом с видимым усилием оторвался от неё, и оба посмотрели на сумку.
— Надо позвонить, — это они тоже сказали хором, неторопливо и будто бы рисуя голосами в воздухе петельку с увесистым грузиком в конце — такие ассоциации, во всяком случае, возникли у Элии.

Прошла неделя с ночи «Посвящения в доноры», как Джефри скромно именовал процесс их совместной сдачи крови в местной больнице. К счастью, мероприятие оказалось не напрасным: количество сданной крови помогло Ники продержаться до того времени, когда подоспела курьерская служба Донорского банка. Лилия смогла стряхнуть груз тоскливой неизвестности, вздохнуть спокойнее и наконец-то выспаться. А потом приехал её брат — с семьёй и намерениями обзавестись своим делом в этом краю. Между делом порешили, что, поскольку состояние здоровья Ники всё же потребует серьёзной и длительной реабилитации, то пусть он хотя бы первую четверть проучится в местной школе. Времени уладить все необходимые вопросы с документацией было ещё предостаточно. Элия и Джефри, навещавшие через день-два маленького пациента, вызвались помочь с механической работой, связанной со школьными делами: отнести справки, передать взносы, теперь вот получить учебники. Пожилая, спокойная учительница — классный руководитель — звонила Лилии накануне и сказала, что самой ей нужно будет уехать, но учебники она оставит в классе на своём столе, а ключ будет на вахте. Так они здесь и оказались.

Шагнув к первой парте среднего ряда, Джефри достал мобильник и вызвал Лилию.
— Да, — сказал он. — Всё в порядке. Сейчас приедем.

Когда учебники перекочевали к матери Ники, а Элия с Джефри шагали от пансионата к гостинице, навстречу им попалась группа студентов с мольбертами.
— Наверное, я теперь не скоро смогу вновь полюбить живопись, — заметил Джефри.
— Ну что ты, — сказала Элия. — Сеймор ведь сдержал обещание. Слава Богу, уже на следующее утро они отбыли.
Джефри развернулся к Элии, взял её за плечи.
— Послушай. Это только первая и, поверь, весьма безобидная ласточка. Нас с тобой в жизни ещё многие захотят разлучить. И не только захотят, но и постараются сделать это всевозможными способами.
— Что же делать? Воевать? Не обращать внимания? Пытаться доказывать что-то?
— Просто верить друг другу. И никому больше. Что бы кто ни говорил. Чтобы кто ни делал. У нас с тобой своя Вселенная. Ты поняла меня?
— Да, — раздумчиво ответила она.
Джефри нашёл её руку и заклинающе посмотрел в глаза.
— Да, — твёрдо повторила Элия.

Небо вновь стремительно пасмурнело, и, памятуя о безоговорочности здешних гроз, парочка заспешила к гостинице.
Переступив порог номера, Джефри принялся проверять, все ли форточки закрыты («Гроза же!»), все ли бытовые приборы обесточены и все ли металлические предметы убраны подальше. Потом отправил Элию в ванную, напутствовав возвращаться поскорее («А то вода тоже электричество хорошо проводит!»). Затем пошёл ополоснуться сам. Пока он плескался, Элия достала захваченную из ресторана на первом этаже снедь и занялась умащением ею столика.
После еды Джефри, извинившись, отправился вздремнуть на свою территорию. Номер состоял из двух комнат, соответствовавших по своему функциональному предназначению гостиной и спальне. Элия хотела, было, включить телевизор, но вспомнила о «грозовом» режиме. Подошла к окну. Разгулявшийся ветер гнул ветви деревьев в разные стороны, и на фоне закручивающихся пылевых вихрей и посеревшего воздуха под тяжёлым тёмным небом это представало зрелищем, внушающим одновременно и мрачноватое своеволие, и, как будто… намёк. Некое обещание или сообщение о том, что многое в мире, безграничном, бескрайнем, выбивается из общепринятых представлений о нём. Что может быть и по-другому. Что есть и проходы в другие миры, и необычные способности, таящиеся в каждом человеке – есть, и другие формы жизни (вовсе необязательно враждебные) – тоже существуют. От иных форм жизни мысли скользнули к «пришельцу», мирно подсматривающему чьи-то сны в данный момент за стенкой. Это существо вряд ли даже подозревало, какую смятенную бурю эмоций и чувств вызывало оно в душе Элии. И далеко не только в душе. Девушка прислушалась и вдруг поняла, что Джефри уже не спит. Ничего не изменилось, и тишина, разбавляемая лишь тиканьем часов да шумом ветра за окнами, оставалась всё той же. Но… она словно притворялась теперь, играла, эта тишина. У неё теперь была другая атмосфера, другая энергетика. Можно спать, а можно просто лежать с закрытыми глазами – тихо будет в обоих случаях. Но Элии показалось, что именно эту разницу, этот нюанс тишины она ощущает теперь. И решила проверить. Взглянув на часы, удостоверилась, что прошло уже сорок минут с момента, когда «отче» отправился отдыхать. У него было это – смочь любое время дня отвести себе полчаса для сна. И уснуть почти мгновенно, и проснуться ровно по истечении этого интервала. Элия, решив дать ему ещё несколько «контрольных» минут, съела остававшийся на столе шоколадный кексик и запила его апельсиновым соком. Пошла в ванную, вычистила зубы. Зеркало слегка запотело, и Элия нарисовала на нём улыбающееся солнышко. Затем отправилась в комнату к «папе».
Джефри не спал, и Элия слегка улыбнулась подтверждению своей догадки. Эта комната, завешанная шёлковыми цветастыми покрывалами и забитая красивыми безделушками, среди которых встречались и статуэтки грифонов, и всяческие амулеты, и «ловушки снов», и яркие декоративные подушечки, напоминала Элии восточную лавку, с той лишь разницей, что здесь не торговали, а отдыхали. В углу курились ароматические палочки, однако дым благовоний не давил на глаза и голову удушающей вязкостью запаха, а лишь слегка подкрашивал ароматическую гамму воздуха. Из динамика маленькой музыкальной стереосистемы клубилась странная, загадочная, но прекрасная музыка без слов, услышав которую Элия почти сразу представила громадный Космос и – домик, утопающий в ярком закате и россыпи белых звёзд в густой тёмной синеве. Окутанный всё теми же благовониями. В Космосе нарисовалось изображение золотого перстня с прозрачным камнем зелёного горного хрусталя кубической формы, вставленного в оправу одной вершиной вниз. Камень сверкнул, и радужный луч света мгновенно рассёк необъятные галактические просторы, долетев до того домика и отразившись в его окнах… Всё это пронеслось в мыслях за две-три секунды, пока Элия пропитывалась тем миром, который ощущался здесь, у Джефри.
Усевшись с размаху рядом с ним, Элия спросила:
— А что же с экспертизой? Мы отправим анализ отсюда или сделаем его после возвращения?
— Разумеется, лучше на месте, — ответил Джефри. — Без транспортировки.
— Ты удивительно спокоен.
— Я почти уверен в том, что ортодоксальной науке тут делать практически нечего. Ей остаётся лишь фиксировать результаты. А настоящее, — Джефри мечтательно и серьёзно одновременно воззрился куда-то вдаль, — настоящее где-то за гранью. Это нечто более таинственное, непознанное и прекрасное.
— Возможно,- проговорила Элия, вспомнив вид из окна.
— А вот скажите мне, юная леди, — Джефри «вернулся» из космических далей и говорил теперь мягко, бархатно, с ненавязчивой и дивной улыбкой. — Если… то есть, я хочу сказать, когда мы получим отрицательный результат экспертизы, согласитесь ли вы стать моей женой перед Богом, людьми и моим сердцем?
— Конечно, — словно это было давно решённым и само собой разумеющимся ответила Элия.

ОТРАЖЕНИЯ.

Широкий, обтекаемый, тёмно-алый автомобиль стлался по извитому гладкому шоссе. Мимо проносилось волнующееся море пышной листвы деревьев, сбрызнутой солнечным светом, и бесконечное раздолье травяных полотнищ. В приоткрытое окно влетал пахнущий влажными лугами ветер и, перемешиваясь с запахами салона, рождал в сознании ощущение радостного пути к новому – событиям, жизни, далям…

Накануне они обнаружили в номере два письма: от мамы Элии и какое-то деловое послание Джефри, прочтя которое он просиял.
— Малыш, всё складывается донельзя удачно, — он приобнял её за талию. – Мне сейчас по работе нужно как раз в первопрестольную. Там разберёмся с экспертизой. А потом продолжим путь.
Элия ощутила и радость — оттого, что всё наконец проясняется, — и некий страх в то же время – а вдруг…
— Ничего не бойся, — он поцеловал её. – Увидишь, я прав.
А вечером того же дня вернувшийся из турне по магазинчикам Джефри обнаружил Элию за письменным столом: она писала ответ домой. Разумеется, были и обычный телефон, и электронная почта, и мобильник. Но порой она любила писать именно бумажные письма – в этом ощущалось нечто живое, словно посредством ручки на бумаге могла оставлять след сама душа.
Мягко ткнувшись губами в шею Элии, Джефри промолвил:
— «Онегин, добрый мой приятель», ты ужинать-то будешь? Я голодный, как незнаемо кто.
— Конечно, — Элия сладко потянулась. – Мы когда едем?
— Завтра, с утра.
— Хорошо…

Просматривавший свежие новостные газеты Джефри вынул из стопки одну и подал Элии, открыв страницу на нужном месте. Она взглянула. Это был студенческий вестник, и на одной из его полос помещался материал о проведении молодёжного научного форума в том городке, куда они решили направиться после столицы. В статье перечислялись учебные заведения и факультеты, студенты которых приглашались на форум. С удивлением Элия нашла там и собственный колледж. Но, насколько можно было понять из текста, в качестве главной содержательной части форума планировались выступления старшекурсников ведущих вузов центрального региона под руководством профессората. А остальные приглашались, скорее, в качестве гостей – ознакомиться, перенять опыт. Что ж, неплохо. Когда-нибудь и нынешним младшекурсникам придётся участвовать во всяких конференциях и форумах со своими изысканиями и разработками. Хорошо, если они сейчас увидят, как проводятся подобные мероприятия. Многие найдут себе компании по научным интересам, а кто-то может и вовсе обрести свой круг общения.
Увлёкшись думами, Элия поймала себя на том, что ей вообще-то не положено думать как устроителю такого мероприятия. Она ещё ни разу не бывала на межакадемических мероприятиях, и по логике должна была испытывать что-то вроде радостно-нетерпеливого волнения. Она его и испытывала – вернее, испытывала тоже, однако, наряду с этим часть сознания как будто наблюдала со стороны за происходящим и была уже очень опытной, через многое прошедшей…
— В любом случае, для тебя это станет хорошим опытом – даже если просто посмотришь. Да и я посмотрю. Обстановка едва ли будет официальной, — услышала она голос Джефри. И осеклась со своими мыслями.
— Чего? – он добродушно усмехнулся, глядя на неё. А она воззрилась на него, потому что подумала… но это уж насколько сумасшедшей надо быть…
— Джефри, ты думал сейчас о преемственности поколений? О том, что те, кто сейчас учится в колледжах и на младших курсах, сменят тех, кто будет вести форум?
— Ну да, — он пожал плечами. – А почему… Постой! – тут взгляд его заметно оживился. – Ты что? «Уловила» меня?
— Как это «уловила»?
— Мои мысли – из ноосферы.
Лёгкая улыбка тронула уголки её губ.
— Ты знаешь… Я сейчас почему-то так и подумала. На какой-то момент показалось, что я – это не только я, а ещё и немного ты. Твои сознание и мысли. Но с точки зрения здравого смысла это бред.
— Вовсе не бред. Учение о ноосфере существует не на полномочиях бреда. И ещё много чего. Ты всё удивляешься, почему я так уверен в результатах. Да потому, что нашей ситуации объяснять все совпадения и странности биологическим родством было бы грубо, плоско, примитивно. Сколько в мире людей-родственников, у которых нет практически ничего общего, и даже внешне они не подают мыслей о возможности наличия родства между ними. А мы – наоборот.
— Кто? – зачарованно прошептала Элия, словно пытаясь заглянуть в собственную душу. – Кто мы, Джефри?
— Ну, кто… Два варианта, два отражения, два воплощения одного и того же явления. Как две свечи, зажжённые от одной лампады. Ещё повезло, что сошлись в одном времени и пространстве. А что касается оболочек – природа или удружила, или пошутила, или всё вместе, я уж не знаю.
— Разное и одинаковое, — сказала Элия. – Опять зеркало. Оно создаёт копию наоборот. Пол у отражения превращается в противоположный, приподнятый справа уголок рта «зеркалится» слева… и все такие детали.
— Да, первоисточник явно кокетничал, — заметил Джефри. Поставил по бокам от себя по зеркалу и воплотил в жизнь два отражения, настроив их на один поток мыслеволн.
Элия улыбнулась.

ДЕЖА ВЮ.

Сама процедура сдачи крови Элии почти не запомнилась. Приехали в весьма скучный, хоть и большой город – и хотелось поскорее выбраться из бесконечных каменных нагромождений – прошли в какое-то серо-бежевое здание, оформили бумаги, подставили руки медсёстрам… ну и всё. Узнали, что результат будет готов через неделю и уехали.
А потом нагрянуло лето. Как ни странно. По календарю оно давно уже победно шествовало, но в памяти начало лета отложилось почему-то даже не в связи с морем, а с момента, когда Элия и Джефри оставили позади столицу.
Когда прибыли на место проведения будущего форума, оказалось, что здесь же проводит свой общий отпуск одна супружеская пара – хорошие знакомые матери Элии, с которыми они раньше часто собирались вместе. Тогда пара ещё только собиралась стать супружеской, а когда долгожданный день настал, долго задерживаться на месте не стали и уехали сюда по одним им известным причинам. Обрадовавшись встрече, одна пара пригласила другую на чай. Джефри, вдохновившись очередным удачным стечением обстоятельств, «сдал» Элию с рук на руки людям, на которых мог положиться, а сам извинился и отправился улаживать какие-то свои рабочие дела: у его компании здесь было своё представительство. Оставив «дочери» бумажку с адресом, он велел ей не позднее четырёх вечера прибыть в гостиницу и отъехал.
Отхлёбывая на кухне у радушных хозяев свежую окрошку (которую обычно не любила, но сейчас она почему-то показалась вкусной и к месту), Элия отвечала на ставшие уже привычными вопросы об успехах в учёбе и неожиданно отыскавшемся родителе. Про себя она, правда, смущённо подумывала, как это объяснять потом, если кто-то из людей, знавших их с Джефри как отца с дочерью, окажется на их же с Джефри свадьбе… Но, с другой стороны, чтобы они — да не придумали выход?! Быть того не может. Улыбнувшись про себя, Элия дослушала самые свежие новости о моде и компьютерах, порассказывала ещё о своём житье-бытье и затем благополучно откланялась.

* * *

Белоснежное здание Академии Образования, казавшееся в лучах яркого солнца раскалённой сахарной статуей, с утра наполнял оживлённый гул. Вершину Академии венчала беседка с колоннами, а по бокам от широких перил мраморного крыльца били два маленьких фонтанчика в виде взлетающих лебедей. В большом круглом зале с «компьютерной стеной» и портативными мониторами на столах собирались участники и гости форума. У входа Элия заметила знакомый силуэт – и через несколько секунд уже радостно приветствовала Джулию.
— Вот, — отвечала подружка, которая, казалось, чувствовала себя слегка оробевшей, но не терявшей присутствия духа. – Поехали с Кэйси и ещё одной девочкой отдохнуть, попутно услышали в новостях по местному радио об этом мероприятии. Решили пойти.
— Значит, они тоже здесь?
— Да, — Джулия мягко повернулась и совершенно как-то по-детски стала высматривать наверху своих подруг. В конце концов, Кэйси первой заметила слабое трепыхание Джулии и, встав, помахала рукой ей, а заодно и Элии.
— Пойдём… или ты с кем? – прошелестел бархатцами над ухом неуверенный голос Джулии.
— Пойдём, — кивнула Элия. Они с Джефри договорились, что сначала будут здесь порознь. Кто-то из организаторов мероприятия оказался деловым партнёром Джефри и пригласил его произнести небольшую торжественную речь от лица спонсоров. А после этого Джефри обязался найти Элию и присоединиться к ней. На случай встречи со знакомыми решено было пока придерживаться прежней легенды: папа и всё.
Элия и Джулия поднялись на верхний ярус, умостились за белыми гладкими столиками с синими плашками мониторов, и тут же раздались звуки государственного гимна. В центр площадки для выступлений вышли: глава города, Джефри и пожилой седовласый профессор, председатель форума. Джефри прекрасно смотрелся в своём парадном белом, с тонким чёрным орнаментом костюме и элегантных очках с затемнёнными стёклами. Элию вдруг резанул пронзительный взгляд со стороны на всю картину. Казалось бы, всё абсолютно прекрасно: великолепный, представительный, красивый мужчина, весьма интеллигентного вида, меценат. Если только не знать. Если только не знать, какое блаженство могут подарить эти руки и эти губы, в какие бесконечные фантастические глубины могут низвергнуть эти глаза – и при всём этом он теоретически мог быть её отцом. Сердце само бешено заколотилось, а дыхание перехватило. Элия положила руки на столик, по бокам от монитора, и глубоко вдохнула. «Надо же, какая впечатлительная стала… И где же наши олимпийское спокойствие и закалённая выдержка?..» Она поморгала, стараясь справиться с собой. Тем более что и Кэйси с Джулией поглядывали сбоку с нетерпеливым любопытством – ведь они уже видели его в тот последний лекционный вечер, спускаясь следом. Но пока не смели нарушать общее внимательное молчание.
После окончания вступительной речи и рокота аплодисментов Джефри, будто бы и не глядя, поднялся к ряду, где сидела Элия со своими сокурсницами, и преспокойно уселся рядом. На сцену поднялись ведущие форума, а Джулия, воспользовавшись паузой, поздоровалась с Джефри и не удержалась:
— Ой… Вы папа, да? – и кивнула с улыбкой на Элию.
Оба замерли в неловком молчании. Да, конечно, всего только открыть рот и следовать простой легенде. Но… И тут почти точь-в-точь повторилась ситуация, предшествовавшая их знакомству. Незаметно возникший в проходе юноша тронул Джефри за рукав и что-то шепнул ему на ухо.
— Идём, — тут же тихо сказал Джефри Элии, накрыв ладонью её руку.
В фойе их ждал агент с большим желтоватым конвертом. Джефри молча взял у него из рук конверт и решительно вскрыл его. Элия хотела подойти и посмотреть, но неожиданно поняла, что не в силах двинуться с места. Она только молча выжидательно и почти моляще смотрела на человека, которого любила больше всего и всех на свете.
Джефри поднял взгляд от бумаг. Улыбнулся задумчиво и чуть торжествующе. Подошёл к Элии, показывая заключение специалистов по генетической экспертизе. Она пробежала глазами чёткие печатные строчки. И почти тут же почувствовала Джефри – как в автомобиле по дороге сюда. Её волнение и смятенность сами собой уходили, как будто заслонялись и пропитывались сначала спокойствием, а потом – всепоглощающим счастливым ликованием… Она рассмеялась и, забыв обо всём, подпрыгнула – сначала на месте, а потом уже чтобы не коснуться пола, испытав на себе действие некой антигравитационной силы, роль которой охотно исполнили объятия Джефри.

АЛИСА.

Элия ступила на широкую просеку. Лёгкий и вместе с тем густой лесной воздух давно уже заполнял лёгкие, окружая со всех сторон незримыми озёрами влажных душистых ароматов. Слабое похрустывание под ногами прошлогодней хвои в пружинящей травяной подстилке тонуло в пересвистывании и пересыпающихся трелях бойкой птичьей братии. Элия шла и вдыхала вьющийся ветерок, рассказывавший о бесконечном кипении и перерождении жизни там, где ничем не заглушаемый голос природы мог воплощаться и в движении воздуха, и шуме листвы раскидистых ветвей, и мелькающих вдоль могучих стволов юрких серых белочках.
На открытом месте она задержалась и посмотрела в небо. Там сегодня виднелись неопределённых намерений облака. Солнце то пряталось за ними, то показывалось снова, окрашивая в яркие оттенки свежую зелень травы и пёструю россыпь мелкоцветья. На одном участке небосклона облака образовали клубящуюся воронку с лиловыми краями и белоснежно-золотистыми стенками. И когда этот небесный «портал» расцвёл снопом солнечных лучей, Элия, залюбовавшись, пожалела, что не взяла с собой фотоаппарат. Раньше она думала, что подобное можно увидеть только в тщательно выполненных анимационных картинах. Но нет – из заоблачных далей протянулись наклонные золотые струны, обретая такую чёткость, что виден был каждый лучик. Прочие облака, окрашиваясь в розоватые, фиолетовые, жёлтые и голубые цвета, двигались и перестраивались, складываясь в знакомые образы: то летящего лебедя, то грибка, то сердца. Космическая фантасмагория едва не заставила позабыть о времени: взглянув на часы, Элия тихонько ойкнула и продолжила путь.
От просеки отделилась тропинка, по бокам от которой густо рос иван-чай. Девушка свернула туда и вскоре почувствовала сладкие и тёплые волны запаха медуницы. А потом и увидела – и жёлтую, колыхавшуюся под ветром медуницу, и небольшой бревенчатый домик на поляне.

Она не знала, зачем Джефри устроил ей эту «ориентировку на местности». Приняла просто как игру. Надо было спутешествовать в лес, найти тропинку и домик, ориентируясь на просеку. Раздвинув свежие прохладные ветви поднимающегося уже метра на полтора лиственного подлеска, Элия выбралась на поляну, залитую сиянием солнца, которое тоже, в свою очередь, решило перестать прятаться. У дома она увидела Джефри и ещё каких-то немногочисленных людей. Джефри стоял ближе всех, от крыльца — слева. Элия подошла.
— Ну здравствуй… Алиса,- негромко сказал Джефри и как-то посветлел лицом. Элия не могла бы сказать, что это та яркая улыбка, которой он обычно блистал в обществе или то нектарно-лучащееся тепло, которое он обычно приберегал для задушевного общения. Скорее, если бы люди жили не равномерно и постепенно, а длинными рывками, и переход на каждый такой этап сопровождался определённым духовно-энергетическим обновлением, то выражение лица Джефри сейчас можно было бы принять за радость такого обновления.
— Здравствуй, — ответила она, подходя к нему вплотную и поднимая голову. – А почему Алиса?

Джефри и раньше любил придумывать Элии различные имена. Порой ей казалось, что ему нравится называть её как угодно, только не её собственным именем. Впрочем, нет, не как угодно. Он «примерял» на неё то, что имело неосторожность понравиться ей самой. Если она прилипала к экрану во время показа полнометражного мультфильма, где главную героиню звали Оливией, то автоматически становилась Оливией на какое-то время в устах Джефри. Если заслушивалась песней с названием «Габриэль», то её переименовывали в Габриэлу. Сподобилась как-то сочинить стихотворение под заголовком «Дар» — и стала Дарией. Но чтобы Алиса…

— Да ты знаешь, — задумчиво проговорил Джефри, — мне всегда хотелось назвать дочку Алисой.
И Элия на сей раз не могла понять, шутит он или говорит всерьёз. Мечту она понять могла. Но к чему продолжать называть её дочкой на людях, когда уже больше месяца назад они выяснили, что между ними не установлено никакого биологического родства?..
— Да не бойся ты, — возвращаясь в прежнее приподнятое расположение духа, произнёс человек, которого ей нравилось считать родителем – но в переносном смысле. – Пошли…
— Куда?
— К ним, — он указал взглядом в сторону собравшихся.
— Зачем?
— Как это зачем? Жениться.
Вот так, совершенно спокойно и в порядке вещей. Это уже потом Элии было рассказано, что и согласием её матери Джефри уже успел заручиться, и договориться с работниками местного Дворца бракосочетания, куда он, ни слова Элии не говоря, подал приготовленные как-то «на будущее» заявления, и пригласить свидетелей. Это потом Элия узнала, что ни одно слово, оброненное во время обсуждения их не то планов, не то мечтаний, не пропадает зря. И что решение расписаться сразу, как только Элии исполнится шестнадцать, а справлять свадьбу – когда будет удобнее, воплотится с поражающей решительностью и деловитостью. И что потом Джефри, как хорошая женщина, станет вести своеобразный календарь, где каждый день будет отмечен каким-то событием в их общей на двоих жизни; и напоминать возьмётся именно он – ей – когда они в первый раз встретились, когда – поцеловались, когда она впервые сама назвала его папой, когда невольно произнесла во сне его имя… и так далее. Многое, очень многое ещё только предстояло ей узнать. А сейчас она смотрела и на небо, и на домик, и на лес, где её окрестили Алисой, радостными и недоумевающими глазами – своими и своего отражения…

25. 06. 2011 — 18. 07. 2011.

Запись опубликована on 18.07.2011 at 21:31 и находится в категории Новости, Проза, Творчество. Вы можете читать комментарии, используя RSS-ленту. Вы можете оставить комментарий. Оповещения с сайтов отключены.