Интервью
Опубликовал: Pinhead | рубрики: Новости, Проза, Творчество |Любителям сказочных сказок читать не рекомендуется.
Интервью.
Ut desint vires, tamen est laudanda voluntas
I
«- После перерыва мы продолжаем нашу беседу с Алисой Селезневой, начинающей писательницей, бывшим свободным агентом Галактического Патруля. Вы уже рассказали нам обстоятельства вашей отставки, прояснив мотивы своего решения, и сравнив его с тем изначальным импульсом, который привел вас на службу в Патруль. Мы решили вернуться немного в прошлое и поговорить о самом начале вашего пути по этой сложной стезе. Ваш рассказ открыл нашим зрителям многие неизвестные стороны обучения сотрудников Патруля. Вы очень интересно всё описываете. Скажите, Алиса, а что вас больше всего поразило? Были какие-нибудь удивительные случаи, встречи, ведь Академия — интергалактическое учреждение. Наверняка там и курсанты были не совсем обычные?
— Знаете, как ни удивительно, но самое странное и необычное впечатление произвели на меня не инопланетные учащиеся, а одна совершенно невзрачная на вид девушка.
— С Земли?
— Да, с Земли, хотя я не знаю, откуда именно. Когда я увидела ее в первый раз, то подумала, что она приехала к кому-то из курсантов с посещением. Я про себя тут же обозвала ее «кнопкой», она была маленького роста, худенькая, ничем не примечательная, в сером унылом комбинезоне, который был ей велик, и с такой… пышной прической темно-коричневой. А самое странное было то, что она еще и носила очки. Такие… ну… непонятные… Кто в наше время носит очки?! Бред же какой-то! Когда позже я увидела ее с параллельной группой на занятиях, оставалось только с недоумением пожать плечами. Она настолько выбивалась из обычной рослой и спортивной курсантской толпы, что просто диву можно было даваться.
— Вы узнали, кем она была?
— Да, меня заинтересовало, что такой человек может делать в Академии, я расспросила своих знакомых, мне сказали, что ее зовут Мелоди Пауэрс и она лучшая ученица курса. Мне тогда эта новость показалась крайне забавной, потому что…
— Но вы же говорили, что вы были лучшей ученицей.
— Тогда еще нет. Собственно, я же начала как раз об этом говорить…
— Извините…
— Всё в порядке. Так вот, дело в том, что это было еще на первом году нашего обучения, а тогда нам преподавали в основном теорию. И я, естественно, решила, что это просто маленькая зубрила такая. А когда дело дойдет до серьезных практических занятий, до полигонов, тут уж ей придется туго, и она сбежит. В общем, на этом я о ней и забыла благополучно, потому что в Академии и так было чем занять свои мысли. Я сталкивалась с ней еще несколько раз в процессе обучения и всякий раз удивлялась, что она до сих пор здесь. Она и вправду была странной. Всё время посвящала только учебе. В помощи другим не отказывала, но сама никогда не вызывалась помочь. Практически ни с кем не общалась, а если и говорила, то вечно какими-то едкими репликами, совершенно не меняя тембр голоса, при этом было заметно, что всякое внимание ее смущает. А голос у нее был низкий и хотя довольно приятный, но какой-то безжизненный, как будто у нее кто-то только что умер из близких. Плюс этот жуткий комбинезон, ни грамма косметики на лице, непременное отсутствие улыбки, непроницаемый взгляд и, конечно же, эти невероятные очки. Я вообще представить себе не могла, как она управляется на полигонах… пока… пока не столкнулась с ней, так сказать, лицом к лицу!
— Вы столкнулись с ней?!.. Почему вы смеетесь?
— Подождите, сейчас расскажу. Дело в том, что это я сейчас так подробно описываю эту девушку, а тогда, конечно же, мне не было до нее никакого дела. По ряду причин я занималась собой и только собой. Я не вылазила с полигонов, целыми днями совершенствовала навыки стрельбы и взрывного дела, а ночами сидела за учебниками по тактике боя, криминалистике и галактической планетологии. Так я постепенно, незаметно для самой себя, стала лучшей курсанткой. Я тогда соревновалась сама с собой, у меня были на это причины, но это не относится к рассказу…
— Отчего же, нашим зрителям…
— Нет, нет, наши зрители обойдутся без этих подробностей. Короче говоря, несмотря на то, что в Академии всегда существует негласное соревнование между курсантами, я не интересовалась успехами других, я смотрела только на свои показатели. И хотя лучше уже было просто невозможно, я хотела стать воплощенным совершенством. Психологи мне настоятельно советовали сбавить обороты, а я только наращивала. Они даже говорили, что такая гонка называется… не помню… Не важно… Так вот, уже незадолго до выпуска в Академии проводят такой длинный ряд тестов по всем дисциплинам, причем делают это в виде общих соревновательных конкурсов. В самом конце всем вручают удостоверения агентов, а лучших, соответственно, поздравляют и награждают. Ну, вы легко можете себе представить эту воодушевляющую картину. Естественно, результат этих тестов-экзаменов является прямой рекомендацией к тому, куда выпускник в результате попадет. В какой отдел. Я знала, что меня с моими результатами с руками оторвут в любом отделе Патруля, но сама я видела себя только свободным агентом…
— И в результате вы им стали. Самая молодая за всю историю Патруля.
— Вроде того.
— Продолжайте, пожалуйста. Чем же закончились ваши тесты? Вы стали первой?
— Да, и я впервые рассказываю, как именно это произошло. Как я уже говорила, я не следила за другими, меня волновали только свои показатели. Система тестов достаточно сложна, это не просто «олимпиада», отсеивающая проигравших, она включает и групповые, и индивидуальные проверочные задания, курсанты работают и совместно, и друг против друга. В общем, это долго рассказывать. Однако, несмотря на всю сложность, в конце всё равно остается несколько человек. Самых стойких, самых быстрых, самых сообразительных. По сути дела, к этому моменту для всех остальных Академия уже пройдена. Им остается только ждать торжественного момента вручения удостоверений, пафосных речей, напутствий и прочей ерунды. Пока оставшиеся несколько «счастливчиков» продолжают свою сумасшедшую гонку-карусель по полигонам. Тут уж поневоле начинаешь знакомиться с результатами своих товарищей по большим амбициям. Особенно, когда предстоит встретиться с ними в прямом противостоянии. Когда я увидела среди десятка финалистов М.Пауэрс, у меня глаза на лоб полезли. Она была в другой группе, я никогда не сталкивалась с ней в деле, поэтому представить себе не могла, как эта тщедушная «кнопка» способна выдержать серьезную рукопашную схватку или четыре часа подряд висеть в неудобной позе под потолком помещения, из которого постоянно вытекает кислород, заменяя поврежденные оптронные кабели. Что же касается стрельбы… Я же видела ее очки! Мне рассказывал по секрету один мой знакомый, что она якобы по ночам тренируется стрелять с завязанными глазами. Но кто же поверит в подобный бред?! Стыдно сказать, но мне даже пришло в голову, что ее «продвигают», так сказать, по знакомству. Если бы не ее репутация, я бы так и решила…
— Репутация, вы сказали?
— Да, я забыла упомянуть, что была еще одна история, связанная с Мелоди Пауэрс, которую я слышала в Академии. Впрочем, я и не могла не слышать, так как о ней знали все без исключения. Она повздорила с одним из руководителей факультета. Говорили, что он выскочил красный как рак от гнева, когда выгонял ее из своего кабинета. Я не могу представить себе, чтобы она ругалась с этим огромным, похожим на бульдога старшим офицером Патруля, но, думаю, она и не ругалась. Думаю, она просто высказала ему этим своим непроницаемым тоном всё, что другие решались только цедить сквозь зубы в комнатах общежития. Он был, как бы это описать, не совсем справедлив в отношении плохо успевавших по предметам, которые он сам считал главными. Так как я успевала всегда и везде, меня его отношение никак не тревожило, но я хорошо знала курсантов отчисленных, скажем так, за то, что они имели собственное мнение по некоторым аспектам проведения тайных операций.
— Вы хотите сказать, что в Академии были свои политические несогласные?
— Разумеется, нет. Это было чисто личное свойство данного, конкретного человека. Такое бывает у многих, особенно с возрастом. Я просто пожимала плечами, понимая, что такие вещи не исправить. А вот Мелоди Пауэрс этого было недостаточно. И она сознательно пошла на конфликт, зная, что он может кончиться для нее плачевно. Я подумала тогда: а смогла бы я — Алиса Селезнева — вот так же поставить на карту всё, к чему стремлюсь, ради абстрактной веры в справедливость? И не нашла ответа.
— А чем это кончилось для нее?
— К счастью, благополучно. Однако нервов ей попортили достаточно… Если конечно, они у нее когда-нибудь были, хм… Ее же отчислили!
— Серьезно?!
— Да, наш доблестный руководитель добился отчисления якобы за отказ соблюдать учебную дисциплину. Знаете, что она сделала?
— Устроила скандал?
— Нет. Молча собрала вещи и направилась к выходу.
— Правда?
— Да. Ее остановили буквально у выхода из Академии. Группа курсантов, которые до этого и не замечали ее существования, тут отправились к ректору и устроили там небольшой митинг. Нашу малышку Мелоди восстановили, а слишком ретивого руководителя отстранили за несоответствие. Как видите, справедливость всё-таки восторжествовала.
— Да, это интересно. Но вернемся к выпускным тестам.
— Да, тесты. Так вот, нас осталось совсем немного. И всех этих людей я, так или иначе, знала. Сталкивалась по учебе, на практике, в общежитии. Я никого из них не боялась, к этому времени я четко видела, что они мне не конкуренты, до такой степени моя решимость оточила мои навыки. Но Мелоди Пауэрс! Признаться, она меня… тревожила. Когда ты не понимаешь, за счет чего человек добивается результата, поневоле начинаешь его опасаться. Думаю, вы уже понимаете, к чему в конце концов сведется мое повествование?
— Остались только вы вдвоем.
— Да, истинная правда.
— А как же инопланетные курсанты?
— Хех, флуксианку Мизиту я обыграла на ее любимом поле — скрытном проникновении. Она была последней.
— Так что две человеческие девушки должны были выяснить, кто из них лучше?
— Пожалуй, к этому моменту я уже готова была признаться сама себе, что не очень-то хочу ее обыгрывать. Не смотря на все мои тревоги, я знала, что шансов против меня у нее, в общем-то, нет.
— Вы ее пожалели.
— Верно. И корила себя за эту жалость.
— Но она же как-то добралась до финала.
— Да, конечно, но я в то время была… как машина. Как робот, которого не остановить, потому что у него такая программа.
— Устрашающее сравнение.
— Да, смешно звучит, я понимаю. Но, тем не менее, так оно и было. Для финального выяснения отношений наши живые и компьютерные тренера выбрали относительно простой полигон в виде небольшой космической станции. Наша задача была на первый взгляд несложной — найти и обезвредить заложенную бомбу. Каждая — свою. Собственно, кто быстрее сделает это, тот и выиграл.
— Действительно, несложно звучит.
— Разумеется. Если не учитывать, что карты станции у нас не было, и в каком именно помещении находится бомба — мы тоже не знали.
— Приборы…
— Приборы могут помочь, если есть что обнаруживать. В данном случае мы имели дело с многокомпонентной бомбой, каждый компонент которой совершенно безвреден. Взрывной эффект создает только их смешивание, которое и происходит за секунду до взрыва. Сочетаний таких компонентов может быть не одна сотня. Нет, суть поиска была очень простой. Надо было найти на незнакомой станции нужное помещение и просто увидеть бомбы собственными глазами. Бомбы могли быть где угодно, но они были достаточно большими, чтобы сразу броситься в глаза. А мы должны были бежать к ним с разных сторон, из противоположных шлюзов. Как две крысы за сыром по лабиринту.
— Сильное сравнение!
— Довольно точное, уверяю вас. Приблизительно так мы себя и чувствовали, когда проходили последний инструктаж. Разумеется, я слушала вполуха, потому что ничего нового, конечно же, услышать уже не могла. Нам, естественно, не преминули напомнить, что победитель получает всё. «Что именно вы проверяете? — спросила Мелоди своим неподражаемо замогильным голосом, — нашу способность спасать людей наперегонки?» Но этот ее вопрос, само собой, остался без ответа. Она тогда всё время поглядывала на меня из-за своих ужасных стекол, и явно пыталась мне что-то сказать. Но я не хотела с ней разговаривать. Я хотела просто поскорее со всем этим покончить. Видимо, она это поняла, потому что прекратила свои попытки и просто понуро стояла, разглядывая носки своих ботинок армейского образца. А потом мы влезли в этот чертов полигон.
Я, разумеется, прекрасно понимала, что просто бегать по станции с кучей комнат и коридорами, напоминающими лабиринт — довольно глупо. Даже если при этом запоминать уже посещенные места. Плана-то нет. И хотя полигон был выстроен идеально, со всеми имеющимися коммуникациями, никаких компьютерных терминалов внутри тоже не было.
— И как же вы решили эту задачу?
— Ну, я подумала, что устроители полигона наверняка должны были уравнять нам задачу, а потому, раз мы начинали с противоположных сторон, искомая комната должна быть всё-таки ближе к центру станции. Первое, что я сделала, это определила ее приблизительные границы. Влево-вправо, вверх-вниз. Внешние стенки, знаете ли, можно отличить от внутренних переборок довольно легко. Так я стала в общих чертах представлять себе общие размеры и геометрию станции. Пришлось побегать. А дальше… у меня была пара гранат…
— Что?!
— … В наше снаряжение они, к счастью входили. Я разобрала их, извлекла взрывчатку, разделила ее так, как мне было нужно, и устроила несколько направленных взрывов. Знаете, так, чтобы образовывались такие «коридоры» сразу сквозь несколько переборок. Конечно, наши преподаватели вряд ли ожидали таких радикальных мер, но меня это ни капельки не волновало. Подобные дополнительные «проходы» значительно облегчили мне передвижение по станции в проблемных участках. Я же знаю, как устроены все станции, навиделась их достаточно за свою жизнь. Если не вдаваться в подробности, я обнаружила нужную комнату через полчаса. И считаю, что это неплохой показатель в представленных условиях.
Когда я туда вошла, я увидела… Ну, в общем, я увидела Мелоди Пауэрс. Она сидела на столе и болтала ногами в своих тяжелых ботинках, уставившись в потолок. Рядом с ней на столе стояли два высоких металлических цилиндра с распахнутыми внутренностями, напичканными электроникой. Пока я бегала по станции, она умудрилась обезвредить ОБЕ бомбы. И свою и мою.
— Вот так, да?
— Да, вы представляете мое состояние, наверное.
— Еще бы! Представляю себе вашу досаду.
— Нет, это не было досадой. Ни раздражением, ни огорчением. Это была растерянность. Я даже не знала, как на это реагировать. Собственно, мне в тот момент было плевать на это дурацкое соревнование. Я просто хотела знать, КАК она это сделала!
— И как же?
— Ну, не думаете же вы, что я стала бы у нее в такой момент это расспрашивать! Разумеется, я промолчала. А она лишь выдавила что-то похожее на «разочарования неприятны только до тех пор, пока к ним не привыкаешь».
— Значит, она вас обошла?
— Не то слово! Но когда мы вышли из этого треклятого полигона, все кинулись меня поздравлять. Там был ректор, кто-то из начальства Патруля и еще куча всякого народу. Сперва я не сообразила в чем дело. Потом я взглянула на Мелоди и увидела, что она улыбается. Это была ее первая улыбка с тех пор, как она появилась в Академии. И тут до меня дошло. Согласно правилам победителем считается тот, у кого таймер бомбы остановился первым. Как вы думаете, что сделала Мелоди? Правильно, она сперва остановила мой.
— Но неужели они не видели…
— Это очень сложный вопрос. В тот момент я, конечно, об этом не думала. Формально победа была за мной, возможно, было решено, что Мелоди Пауэрс ошиблась, разминировав не ту бомбу, но, естественно, подозревать кучу экспертов в идиотизме не слишком разумно. Так что мне кажется, на самом деле они не хотели, чтобы она победила. А она просто дала им такую возможность. Понимаете, я как бы вписывалась в их стандарты идеального курсанта, а Мелоди… думаю, они сами ее боялись.
— И что же вы?
— Что, «я»? Почему я не протестовала? Как только я поняла, в чем дело, тут же решила всё это остановить. Даже начала что-то кричать. Но она просто дернула меня за рукав и покачала головой. И я поняла, что она не хочет быть первой, не хочет влезать на эту верхнюю ступеньку, оказываться в центре всеобщего внимания. Она уже сделала то, что хотела, доказала, что все мои сверхусилия ничто против ее способностей, а больше ей ничего не было нужно. Я поняла, что лучшее, что я могу для нее сделать — избавить от всей этой ненужной суеты с поздравлениями и чествованиями, взять на себя эту тяготящую ее ношу. Я так и поступила, хотя чувствовала себя препаршиво, надо признаться. Вы понимаете, почему.
— И что же дальше?
— Дальше? Собственно, ничего. А почему дальше что-то должно быть? Больше мы не с ней не встречались. Она не пришла даже на проводы курса, на общую пирушку по поводу выпуска. И я вполне могу ее понять. Ни один человек так о ней и не вспомнил. Кроме меня, разумеется, но я была не расположена к разговорам.
— Так вы и не узнали, как ей удалось вас опередить?
— Узнала. Пошла к инженерам полигона и выспросила все подробности. Но легче мне от этого не стало. Скорее, наоборот.
— И что они рассказали?
— Ну, в первую очередь я выслушала всё, что они думали о прокладывании новых коридоров на космических станциях с помощью взрывчатки. Это было познавательно. В основном, с точки зрения филологии. Потом они всё-таки удовлетворили мое любопытство. Мелоди Пауэрс с самого начала не собиралась никуда бегать. Я уже упоминала, что на полигоне имитировались все существующие коммуникации космической станции. В том числе и вентиляция. Она вскрыла коробку с датчиками управления вентиляции и сняла с них данные. Это совсем несложно, с этим может справиться даже ребенок. Зная параметры притока, скорость воздуха и соответствующие коэффициенты, можно рассчитать объем и типы вентилируемых помещений. Всё это она сделала в уме, а, учитывая, что на «станции» больше двухсот шестидесяти комнат, можете себе представить, что это была за работа. Далее она, видимо, расположила эти помещения в правильном порядке, это можно сделать исходя из показаний постепенного понижения объема приточного воздуха по мере его распространения по воздуховодам. Таким образом, она получила полную объемную карту станции. Повторяю, она сделала всё это в уме, опираясь только на показания датчиков, без каких-либо компьютеров. Определившись с нужным помещением, она поперекрывала задвижки на ответвлениях воздуховодов, которые вели не туда, куда надо, сняла крышку приточного воздуховода тут же в этой комнате у шлюза и спокойно проползла прямо к комнате с бомбой. Ее маленьких рост и хрупкое телосложение служили ей в этом только подспорьем. Всё это было проделано минут за десять, если учитывать, что на каждую бомбу нужно потратить также минимум десять минут, быстрее ее обезвредить просто физически невозможно.
— Да, это поражает воображение, но я не понимаю одного. Даже имея в голове полную карту станции, как она узнала, в каком именно помещении находится бомба?
— Не спрашивайте меня. Я понятия не имею, как она это определила! Инженеры заверили меня, что она не пользовалась ничем, кроме показаний датчиков вентиляции. У меня мурашки по коже, когда я думаю, какого рода расчеты тут нужны. Хотелось бы мне у нее спросить, но, к сожалению, как я уже и говорила, она почти сразу уехала из Академии.
— Значит, вы не знаете, что с ней случилось потом?
— Потом я поступила на службу, и мне стало совсем не до того. Свободного времени и так-то было мало, и тратить его на поиски практически незнакомого человека, да еще с которым связаны не очень приятные воспоминания — не каждый будет это делать, не так ли? Хотя кое-какие слухи до меня доходили, конечно. С ее данными она сразу попала в следственное управление, но в другой части Галактики. В одном из рейсов она спасла целый штурмовой экипаж, проявив потрясающие мужество и хладнокровие в ситуации, когда все другие просто потеряли способность к осмысленным действиям. Это даже попало в новости. Потом, судя по всему, что-то произошло во время одного из расследований. Говорили о каком-то скандале, вроде бы она опять повздорила с начальством. Зная ее характер, стоило ожидать, рано или поздно, чего-то подобного. Когда я была в отпуске дома, то узнала, что ее перевели на Землю, «перекладывать бумажки». В Патруле Система считается «тихой гаванью», самым бесперспективным местом в смысле опасных происшествий. Было ясно, что долго она здесь не продержится. В один прекрасный день, когда мне пришло в голову спросить о ней у своих знакомых, мне сообщили, что она уволилась из Патруля, и больше о ней никто ничего не слышал.
— А вскорости и вы тоже…
— Боюсь, в этом мало общего. Мой путь сильно отличается от ее пути. Я-то всегда была успешной, всегда «на гребне волны». И ушла я по другим причинам… Хотя, по большому счету, может быть, вы и правы. Еще в Академии Мелоди Пауэрс преподала мне замечательный урок, который я до сих пор просто отказывалась усвоить. Но, видимо, я, наконец, доросла до его понимания.
— Вы имеете в виду ваше уязвленное поражением самолюбие?
— Нет, необходимость добиваться справедливости даже тогда, когда это бессмысленно, не боясь разочарований. Ведь разочарования имеют значение только пока к ним не привыкаешь!»
II
Кухонный автомат чихнул, вздрогнул и выдал чашку двойного эспрессо. Черная поверхность напитка всё еще колыхалась, отзываясь на дрожь автомата. Она ухватила чашку самыми кончиками пальцев за обжигающие края и стремительным движением переместила на стол. Потом отправила в кофе четыре куска сахара и две капли рашера. Теперь можно было сесть в комнате в старое скрипящее кресло, помешивать сахар маленькой ложечкой и смотреть в окно. Наблюдать очередную серию привычного фильма под названием «Дождь на задворках Галактики».
Сегодня пошел седьмой месяц с тех пор, как она сбежала сюда, в этот далекий полузаброшенный медвежий угол, сдавшись на милость никогда не отпускавшему ее желанию быть подальше от людей. Наивно и глупо было думать, что судорожные попытки что-то изменить в своей судьбе, изменят и ее натуру, поменяют собственный взгляд на окружающих и их отношение к ней самой. «Так будет лучше для всех», — решила она тогда, наблюдая, как последовательно терпят крах все ее тщательно выстроенные планы. Да, ей не в чем было упрекнуть себя, она искренне пыталась сопротивляться судьбе. Она отчаянно боролась с собой, чтобы потом не было ни малейшей возможности уличить себя в поблажках своему характеру. Но всё пошло прахом. Какое-то время она даже испытывала что-то похожее на мрачное удовлетворение, так постоянно проигрывающий упивается своими неудачами, но эти мысли быстро приелись и перестали приносить хоть какое-то облегчение. Тогда она бросила всё, что у нее еще оставалось — работу, дом, немногочисленных знакомых — и отправилась сюда, в эту постепенно пустеющую земную колонию на планете, где бурный рост человеческой популяции привел к упадку немногочисленных зон промышленной активности и вызвал такой же быстрый отток не видящих перспектив граждан земного содружества.
Она отпила глоток обжигающего напитка и ее пронзила судорога тонизирующего воздействия, вызванного ударным сочетанием кофе и рашера. Ей сегодня еще предстояло выйти на улицу, пройти привычный путь до конторы и обратно, а такой подвиг требовал усиленной дозы стимуляторов. Она подсела на рашеры еще в Академии, когда вынуждена была бороться с постоянной сонливостью, вызванной хроническим пониженным давлением. Мысль об Академии снова воскресила у нее в памяти мучительные самокопания последней недели, рожденные случайно услышанным интервью. Она и представить себе не могла, насколько сильно на нее подействуют эти вытащенные из памяти события учебных лет. Это интервью, эта намеренная ложь, которая прозвучала в словах давней знакомой, как будто вновь заставили ее колебаться с окончательным выбором, который она сделала, отправившись сюда. Она не признавалась себе в этом выборе вслух, но в глубине души прекрасно понимала, ЗАЧЕМ на самом деле она прилетела; вся ее семимесячная агония была всего лишь подготовкой к неизбежному и последнему шагу, постепенным отрезанием всех путей к отступлению. Закончить жизнь здесь, в этой дыре, в этом воплощении унылости с вечным дождем и низкими тучами над горизонтом — это было бы таким символичным жестом, венчающим ее никчемную жизнь.
«Дворники» за окном прошлись вверх-вниз, очищая перспективу города с унылыми коробками зданий, наспех сооруженных в период наплыва колонистов. Морось над домами почти висела в воздухе, создавая искаженную перспективу, как будто город плыл над окружающими болотистыми равнинами. Налетавшие порывы ветра бросали капли на окна под разными углами, отчего на стекле создавалась причудливая штриховка из тонких линий, периодически смываемая автоочистителем.
О да, это проклятое интервью, выведшее ее из привычной траектории плавного падения! И зачем только она тогда прислушалась? Она сидела в конторе, а в соседней комнате гудел телевизор. Голос она узнала сразу же, как будто бы они разговаривали вчера. И ее словно что-то приковало к месту и заставило слушать. Она не сдвинулась даже тогда, когда ее окликнули: «Эй, а там случайно не о тебе рассказывают?» Чего ей хотелось меньше всего, так это чтобы кто-то здесь узнал о ее прошлом. И она просто сидела и слушала, не шелохнувшись, боясь пропустить хотя бы слово и автоматически отмечая про себя всю ту явную ложь, которую Алиса излагала своим привычно полунасмешливым тоном. Она побоялась встать и пойти взглянуть на экран. Достаточно было и того потока воспоминаний, который нахлынул на нее в тот момент. Она всегда привыкла считать, что ненавидела Академию. Ненавидела Академию в себе и себя в Академии. За то, что это был период самой яростной борьбы со своей мизантропической натурой, период, когда она резала себя по живому, стремясь прорваться в мир обычных людей, занять место, где она будет пусть не любимой, но хотя бы принятой. Она знала, что может быть полезна, и готова была платить любую цену за свой шанс стать полезной. Всё оказалось напрасно, и Академия была символом пика ее бесплодных попыток. Так отчего же тогда она с таким наслаждением вдруг вспомнила, сидя в полупустой конторе, эти свои мучительные попытки социализироваться? Оттого ли, что ей напомнил о них голос единственного человека, который хотя бы попытался принять ее настоящую? Или всему виной тот их проклятый поцелуй?! Вот черт! Это было так несправедливо — именно в тот момент, когда она уже полностью примирилась со своей судьбой, когда готова была, наконец, на решительный шаг — прошлое неожиданно вновь заиграло перед ней своими привлекательными красками, словно бы над этим серым городом ни с того ни с сего вдруг встала роскошная радуга.
Она приподнялась в кресле и дотянулась до своей тетради. Ей вдруг нестерпимо захотелось воссоздать лицо Алисы, такой, какой она помнила ее в Академии. И хотя она не бралась за карандаш уже года два, но рука привычными быстрыми штрихами стала накидывать по памяти контуры лица, постепенно формируя знакомый лаконичный абрис, слегка повернутый вправо с острым подбородком и четко очерченными скулами. Постепенно штрихи становились тоньше, короче, сгущая тени, концентрируясь на переходах скупых линий, создавая рельеф проступающего сквозь бумагу облика. Затем ее пальцы быстро заскользили выше широкими движениями, как будто «вспенивая» короткую прическу непослушных волос, формируя линию пробора, завитки, состоящие из чередования светлых и темных дуг, выделяя их набросанным легким карандашным фоном. Потом настал черед глаз, она наметила их тонкими крестиками и принялась старательно выписывать их форму, намеренно выделив ресницы, хотя и знала, что в жизни Алиса мало увлекалась косметикой. Зрачки с отразившимся в них бликом вышли у нее особенно хорошо, и она с довольным видом принялась дорабатывать тени вокруг глаз, помогая себе кончиком безымянного пальца размазывать собственные штрихи, создавая иллюзию объема. Тени сформировали аккуратный носик, на котором когда-то (она знала об этом) часто гостили веснушки. Но к периоду обучения в Академии они больше не появлялись, и она не стала их изображать, хотя к тому облику они явно бы пошли. Портрет был почти готов, она даже сделала финальное перераспределение теней, оставались только губы. Она вздохнула и медленно провела эту слишком хорошо ей знакомую линию из двух верхних полудуг и нижнюю дугу, такую пухлую, почти детскую, разделила их нарисованной с нажимом линией рта, акцентировала уголки, набросала тени вокруг, потом дрожащими пальцами изобразила центральный «крестик» в середине рта и осторожную штриховку верх и вниз, чувствуя, как в груди поднимается знакомая горячая волна. На секунду ей показалось, что нарисованные губы сами приоткрываются без участия ее стараний. Она швырнула карандаш в угол комнаты и издала сдавленный вскрик. Неужели всего один поцелуй годы назад способен настолько вывести человека из равновесия?! Ей надо что-то сделать с этим!
Подготовка к выходу на улицу занимала некоторое время. Она долго напяливала водонепроницаемый плащ, смотрящийся на ее хрупкой фигуре как мешок, тщательно прилаживала капюшон, чтобы вездесущие капли не попадали на стекла очков, потом возилась с застежками высоких ботинок. Подумав немного, она повесила на шею респиратор, он мог оказаться нелишним в нынешнее время года.
Как назло вся ее подготовка пропала даром. Стоило ей только открыть дверь, как первый же порыв ветра ворвался под капюшон, обдал ее словно душем, попал в лицо, залив очки, стекая за шиворот плотной куртки. Она выругалась и, спрятавшись обратно, долго протирала стекла. Потом всё-таки решилась выйти и начала свой привычный путь по почти пустынным улицам, где одинокие прохожие жались к стенам домов в таких же громоздких плащах, стараясь не смотреть по сторонам и особенно друг на друга, как будто бы всем своим видом показывая, что они здесь чужие, что скоро и они покинут это место, постаравшись поскорее забыть его, как страшный сон. Шелест дождя сливался с постоянным гулом катившихся ручейков по дренажным трубам под тротуаром, стекавшихся в окружающие город болота. Трубы пролегали под многочисленными сливными решетками, от которых она намеренно держалась подальше, зная, что некоторые из них повреждены настолько, что могли в любой момент провалиться. Заниматься ремонтом давно уже было некому.
Она миновала вывеску унылой закусочной, единственной на весь город, которая еще работала. Иногда она заходила туда, когда хотела хоть чуть-чуть разнообразить свой рацион, но всё «разнообразие» обычно выливалось в очередной кусок пиццы или размороженной лазании. С каждым месяцем количество посетителей всё уменьшалось, а их взгляд всё более скучнел. И становился еще скучнее, когда они видели ее на пороге. Она как будто символизировала всей своей нелепой фигурой отражение их собственной неудавшейся жизни. В конце концов, она вовсе перестала туда заходить.
Пройдя два полностью опустевших квартала, выглядевших из-за заблокированных окон особенно зловеще, она вышла на небольшую площадь, на которой сиротливо мокли десятки теперь уже никому не нужных флаеров. Посреди площади возвышалась выгнутая на манер лыжного трамплина пирамида со звездочкой на верхушке — символ человеческой экспансии в космос. Проходя мимо, она даже не взглянула на нее, эта фигура выглядела настолько нелепо в окружающей обстановке, что даже завзятому мизантропу было больно на нее смотреть. В первый раз, когда она увидела ее, в голове возникло несколько мрачных шуток, но тогда здесь было намного более людно, и даже кое-какие флаеры использовались по назначению. Теперь же она старалась как можно быстрее проскочить это вызывающее только отчаяние место. Уже на площади стал ненавязчиво ощущаться едкий запах с болот.
Чем ближе она подходила к конторе, располагавшейся на окраине города, тем сильнее болотное зловоние проникало в ноздри. Она натянула респиратор и оставшуюся часть пути шла, смешно посапывая через фильтры, как голодный медвежонок.
.
Когда она вернулась домой, то поняла, что совершенно продрогла, не спасла даже куртка, поддетая под плащ. В последнее время она вообще часто стала мерзнуть безо всякого повода. Самым лучшим решением было сейчас залезть в теплую ванну, но она предпочла сначала поужинать, прекрасно зная, что после ванны есть просто не сможет. С остервенением скинув основательно пропахшую болотами верхнюю одежду в дезинфицирующий шкаф и подкрутив настройку отопления основательно вверх, она отправилась изучать содержимое холодильника. Запасов полуфабрикатов осталось всего ничего. Завтра, очевидно, придется отправляться за новой партией, а она так хотела провести весь день, не выходя из дому. Возможно, стоит плюнуть на всё и на пару дней забыть о еде.
Вытащив из холодильника последнюю пачку равиоли, она высыпала их в кухонный автомат, скомкала упаковку, безошибочно послав ее привычным движением в лючок утилизатора и присела на табуретку, обхватив руками худые плечи в тщетной попытке согреться. Она вспомнила сейчас Марка и ту заботу, которой он ее старался окружить по любому поводу. Посмотрел бы он на нее сейчас. Нет уж, лучше не надо! Пускай он лучше остается в нормальном мире, он точно это заслуживает в отличие от нее.
Кухонный автомат добавил в равиоли майонез вместо сметаны, и она вяло выругалась, понимая, что теперь не съест даже и половины, а потом вспомнила, что сама же не зарядила сметану в автомат, потому что ей не хотелось в прошлый раз за ней тащиться. Вяло поковырявшись в тарелке минут пятнадцать, она сумела-таки кое-как проглотить ужин и отправилась в ванную.
Наблюдая свое маленькое тело в огромной ванне, она отчего-то припомнила услышанную на криминалистике историю про одного вдовца, у которого подозрительно часто в ванной тонули жены. Полиции не к чему было придраться, потому что на теле погибших не было никаких следов сопротивления, за исключением маленького синяка на лопатке. Да, утонуть в ванне — это была бы неплохая смерть! Жаль только, мужей у нее сроду не водилось. Правда, был Марк, но от его занудных речей она, скорее, утопилась бы сама. И потом, на ее теле таки был шрам — след от той жуткой катастрофы с отрядом «Сирена», когда кусок взорвавшегося иллюминатора воткнулся ей в бедро, и ее тогда спасло только то, что он тут же намертво сплавился со скафандром, не дав воздуху улетучиться. Она вспомнила, как ее потом выковыривали из этого скафандра, и усмехнулась. Нет, на роль утопленницы она явно не проходила!
Когда она вышла из ванной, всё еще протирая большим полотенцем свои каштановые волосы, ее взгляд упал на рисунок, который она набросала сегодня утром. Надев очки, она рассмотрела его получше свежим взглядом. На этот раз ей показалось, что она не так уж точно передала черты лица Алисы. Возможно, стоило бы слегка добавить твердости подбородку, а взгляд сделать жестче и насмешливей. Она поискала взглядом карандаш и вспомнила, что куда-то зашвырнула его. Это тут же напомнило ей причину своей досады, и она с тяжелым вздохом опустилась в кресло. Положительно, так не может продолжаться дальше! Она должна что-то сделать, принять какое-то решение. За прошедшую неделю она часто размышляла, зачем вечно правдивой Алисе понадобилось лгать, и единственное, что пришло ей в голову — та хотела вытащить ее из небытия. Возможно, вызвать на разговор, просто добиться какой-то реакции, в надежде, что она увидит это интервью. Наверное, всё-таки стоило тогда пойти и взглянуть на экран. Может быть, выражение лица Алисы подсказало бы ей, что та подразумевает. Она поняла, что ей предстоит провести еще один вечер в мучительных раздумьях, и застонала от отчаянья. Последняя неделя вымотала ее больше, чем предыдущие семь месяцев. Кажется, она уже подошла к последнему пределу.
Вскочив, она сорвала полотенце с головы и забегала по комнате, силясь вышвырнуть из себя сомнения. Ее влажные волосы метались из стороны в сторону, пальцы судорожно сжимались и разжимались, глаза из-под стекол очков блестели готовыми вот-вот брызнуть слезами, из груди рвался беззвучный крик. «Надо что-то сделать с этим!!!» Она распахнула шкаф, вытащила плоский черный ящик, вывалила его содержимое на стол, негнущимися пальцами приставила пистолет к виску. Черт возьми, сколько еще можно тянуть?! Почему не сейчас, вот прямо сейчас?! Она зажмурилась. Гуд-бай, мир…
Вызов видеофона прозвучал настолько неуместно, что она издала какой-то полукрик-полувсхлип и даже подпрыгнула на месте от неожиданности. За всё то время, что она торчала здесь, ей никто не звонил, да и не мог звонить. Она никому не сказала, куда летит. Неужели именно в такой момент какой-то остолоп умудрился ошибиться номером?! Или это последняя подлая шуточка от суки-жизни?
Она опустила оружие и подошла к аппарату. На экране светился внесистемный запрос. Черт! Она почувствовала, что вся дрожит. Пистолет вывалился из ладони. Она сжала руку в кулак и костяшкой пальца нажала на прием вызова…
Это был Марк… Каким-то образом он смог ее найти.
Она глубоко вдохнула и выдохнула, чтобы сдержать возглас (разочарования?!) недоумения.
— Ма-а-арк! Какого черта?!
— Мне вдруг показалось, что тебе плохо.
— Что значит, «вдруг показалось»? Ты что, давно знаешь, где я?
— Конечно. Как только ты исчезла, я стал наводить справки. Знаешь, Мелоди — Галактика маленькая.
— Получается, ты всё это время удерживался от того, чтобы мне позвонить? Для тебя это просто подвиг. Похвально. Жаль только, что ты в последний момент всё-таки не сдержался.
— В последний момент? Я не понял…
— А с чего ты взял, что мне плохо?
— Н-не знаю. Просто показалось. Я ведь был прав?
— Нет, это твои очередные фантазии. Со мной всё в порядке… Во всяком случае, так же, как обычно.
— Это хорошо. Правда, ты ведь всё равно мне не признаешься, даже если я прав.
— Марк, оставь, пожалуйста, свою паранойю при себе, ладно?
— Прости… Скажи, я могу тебе иногда звонить?..
— Не стоит. Я сама позвоню, если понадобится. Достаточно уже того, что теперь я в курсе, что кто угодно может меня отыскать. Это вызывает просто необыкновенное воодушевление и придает вкусу жизни особую остроту.
Видимо, он обиделся на это ее «кто угодно», потому что выражение его лица приобрело черты «побитого бассета». Ей было всё равно, она устала от его детских обид задолго до того, как решила навсегда сбежать.
— Ладно, как скажешь. Я буду ждать… Как всегда.
Она выключила связь и выругалась про себя. Нет, ну надо же — «он что-то почувствовал»! Бред какой-то!
По правде сказать, Марк и раньше отличался особой чувствительностью. Это частенько выводило ее из себя. Впрочем, как и многое другое в его характере. Она отшивала его бесчисленное количество раз, вплоть до того, что прямо называла жалким и никчемным, но он был до того настойчив, а, точнее, занудно упорен, что в конце концов она просто махнула на всё рукой и позволила ему за собой ухаживать. Он немедленно окружил ее такой удушливой заботой, что она тут же пожалела о своей слабости. Правда, через некоторое время, посмеиваясь сама над собой, поняла, что он реально облегчает ей жизнь.
Он самостоятельно готовил ей еду, притаскивал продукты и нужные вещи, приводил квартиру в порядок, который она моментально тут же превращала в жуткий бардак, ухаживал за ее одеждой, даже причесывал ее роскошные волосы. Дай она ему волю, он бы, наверное, кормил ее с ложечки. Иногда она бросала ему кость, позволив остаться у нее на ночь. Он регулярно терпел неудачи в постели, и в этом не было ничего удивительного. Не хуже ее самой он понимал, что она его не хочет, а таких чувствительных юношей это разом лишает всякой мужской силы. Но она попросту не могла дать ему больше ничего другого. По-своему она питала к нему теплые чувства и хотела как-то отблагодарить за его отношение, но отвращение всякий раз оказывалось сильнее.
Она подобрала пистолет с пола и посмотрела на него с неприязнью. От ее судорожной решимости не осталось и следа. Ей на смену пришло опустошение. Вернув оружие на место, она уселась на стул перед терминалом компьютера. Если Марк так легко отыскал ее, получается, что Алиса тем более могла бы связаться с ней, если б захотела. И если она этого не сделала, значит и вправду ждала от нее первого шага. Возможно, из деликатности, уважая ее желание удалиться в дальние дали от всех, кто ее знал. И раз это так, то, может быть, настала всё-таки пора этот шаг сделать? Если уж она проторчала здесь целых семь месяцев и за это время так и не смогла принять окончательное решение, возможно, пришло время попробовать другой путь? Невероятный, вызывающий нервную дрожь, но всё-таки вполне реальный.
Она попыталась усмехнуться, но зубы были судорожно сжаты, и вышел настоящий оскал. Пальцы заскользили по Сети, выуживая из справочников номера земных абонентов. Алиса больше не работала в Патруле, Алиса была дома, надо было только получить ее разрешение выйти на связь. С замиранием сердца, она написала свое имя в ответ на запрос. И почти тут же увидела на экране «Oh yea, amiga!»
Она задержала дыхание и набрала.
«И какого дьявола ты не рассказала им правду, «амига»?»
«О чем? О том поцелуе?»
Она пискнула, вжав голову в плечи, и почувствовала, как краска заливает ее лицо. Алиса первым же вопросом попала прямо в точку. Неужели и она всё это время тоже думала о… об этом?! Или это была просто тонкая издевка?
Дрожащими пальцами она набрала.
«Ну, например, о той драке с преподавателем, которую ты едва не устроила, когда меня пытались отчислить?»
«Ах, это! Не хотела хвастаться. Ты же меня знаешь, я — скромная девочка!»
«С чего ты вообще посвятила мне столько времени? Это же был твой бенефис?»
«А ты как думаешь? Я рассказывала об Академии. Кто еще кроме тебя мог бы претендовать на звание самого колоритного курсанта?»
«Так теперь изгои, «белые вороны» и неудачники называются колоритными личностями? Надо будет пополнить свой словарь синонимов».
«Кажется, ничего не изменилось. Малышка Мелоди всё та же. Значит, этот мир еще прочно стоит на ногах».
«А всё-таки я не понимаю, зачем тебе понадобилось так искажать действительность? Разве наш хитроумный план с финальным испытанием сам по себе не был достоин того, чтобы его обнародовать?»
«Но он же провалился! Так что не надо о грустном! Мы хотели поиметь Систему, а Система в результате поимела нас».
Она горько усмехнулась. И это говорила самая успешная и популярная выпускница Академии, лучший агент Патруля последних лет и вообще… обаяшка Алиса. Что же тогда оставалось ей?!
«Знаешь, Алиса, мне отчего-то кажется, что ты ждала именно моей реакции на твое интервью».
«Тебе правильно кажется. Я бы хотела с тобой поговорить. По-моему, сейчас очень подходящий для этого момент».
Значит, она была права! А ведь всего полчаса назад…
«Почему ты просто не связалась со мной?»
«Ты исчезла, я не могла тебя найти».
«Не обманывай, у тебя это никогда убедительно не получалось».
«Ну хорошо, я просто не хотела лишать тебя иллюзии уединения».
«И почему это все вокруг считают меня ранимым ребенком?!»
«Ну, возможно, потому что ты именно так себя и ведешь?»
«Спасибо!»
«Ну, ты же просила быть честной».
«Итак?!»
«Итак?»
«Чего ты хочешь?»
«Мелоди, думаю, у меня к тебе есть важный разговор. Предлагаю встретиться где-нибудь на нейтральной территории».
«Где, например?»
«Так ты согласна?! Я боялась, что… Прекрасно! Предлагаю Галактический Центр, раз уж всё равно нам добираться с разных концов Галактики. Заодно вспомним наше первое место работы».
«Твое, Алиса, твое! Меня сразу отправили куда подальше».
Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Ей нужно было какое-то время, чтобы успокоиться и примириться с мыслью, что Алиса тоже думала о ней. Неужели она согласилась на эту встречу? Она сама себе не верила. Всё это может кончиться слишком плачевно. Она чувствовала, что должна держать себя в руках, но идиотская эйфория расползалась внутри, как степной пожар среди сухой травы. Ей впервые за долгие годы захотелось жить. Она представила себе, сколько они могли бы рассказать друг другу, скольким поделиться. Несмотря на их вопиющую разницу практически во всем, буквально противоположность, они с полуслова понимали любое внутреннее движение, любой полунамек. Это не было похоже на дружбу, больше на страстное увлечение. И, однако же, вся привязанность моментально развеивалось, стоило им не встречаться хотя бы пару дней. Как теперь оказалось — ситуация была гораздо сложнее. Где-то в глубине души сидел этот странный крючок, потащивший их друг к другу спустя столько времени. И если для нее это было вполне понятной тягой к единственному понимающему ее человеку, то для Алисы, никогда не испытывавшей недостатка ни в дружеском, ни в романтическом внимании к собственной персоне, такое поведение выглядело особенно странно. Неужели дело и вправду в том романтическом поцелуе?!
Она сдалась, перестав сопротивляться нахлынувшим фантазиям, и картинки предстоящей встречи заполнили ее мозг. Она представила, как пробирается между столиков в кафе «Эльза» (в других она просто никогда не бывала) на Галактическом Центре и издалека видит стройную фигуру Алисы, сидящую около окна, занавешенного полупрозрачными шторами. Та, как всегда верная своей уверенно-расслабленной позе, лениво помешивает пару кусочков сахара в чае, которые уже давно растаяли, но без этого машинального движения рукой она просто не может обойтись. Ее короткая прическа идеально подходит к уверенному выражению худощавого лица с острым взглядом всё замечающих глаз. Вот и сейчас она видит ее издалека, но делает вид, что не замечает, продолжая как ни в чем не бывало поглядывать по сторонам поверх голов сидящих за соседними столиками. Чем ближе она подходит, тем сильнее нарастает волнение у нее в груди. Она надеется, что Алиса сейчас чувствует то же самое. Наверное, так и есть, потому что она замечает дрожь в голосе у своей подруги, когда они здороваются. Она садится и понимает, что не может сейчас вымолвить ни слова от волнения. Пытается отпить из стоящего бокала, но горло как будто стиснуто чьей-то рукой в бархатной перчатке. Она боится поднять глаза, слишком явно ее чувства сейчас написаны на ее обычно бесстрастном лице. Она с трудом делает глоток и выдавливает фразу «мне надо… ты понимаешь…», делая неопределенный жест.
«Понимаю, — отвечает Алиса и протягивает ей ладонь с изящно отставленными в сторону пальчиками, — цепляйся за это, amiga. И ты не заблудишься».
Она краснеет и нерешительно хватается за протянутую ладонь, и они вместе идут в туалетную комнату, держась за руки, не обращая внимания на оборачивающихся на них посетителей. И вот, наконец, они одни, смотрят друг на друга перед огромным зеркалом, отражающим их внутреннюю борьбу. Ее ладонь в ладони Алисы, взгляды обеих пылают как пожар, дыхание всё глубже и чаще, взаимное притяжение побороть уже практически невозможно. «Ну же, черт возьми, — шепчет Алиса, — мы должны попробовать это еще раз, иначе никогда не успокоимся». Она переводит взгляд на ее губы и отвечает еле слышно: «Да». Они обе практически одновременно делают движение навстречу друг другу, она запрокидывает назад голову, раздвинув губы, как будто готовая принести себя в жертву, Алиса стремительно наклоняется к ней, и через секунду они сливаются в поцелуе, от которого она почти что теряет рассудок. Сознание вмиг отключается, она как будто плывет в бескрайнем розовом море, не чувствуя собственного тела, она растворена в этом моменте полностью, без остатка, как будто сама ее душа выходит через ее губы. Ей хочется навсегда остаться там, за гранью обычного разума, но этот момент проходит, и она уже вполне осознанно наслаждается каждым прикосновением, каждым вздохом Алисы, вдыхает запах ее духов, правая рука лежит на талии, левая закинута на Алисину шею совершенной формы. Ладони полностью расслаблены, кажется, что они ничего не весят, они мягки, как пух и как будто предназначены только для ощущений. Наконец, она отпускает их, откинувшись назад, из освобожденных губ вырывается длинное «ааа-аахх!», она скользит вниз, убежденная, что сильные руки подруги не дадут ей упасть…
В этот момент коварное воображение вдруг меняет ракурс, и она уже чувствует себя висящей в той же позе, но с простреленной навылет головой. Гаусс-пистолет выстреливает пули с невероятной скоростью, поэтому у нее на висках всего лишь две аккуратные дырочки, из которых медленно вытекает кровь…
Ну уж нет! Она не нашла в это ничего «аккуратного». В конце концов, надо же позаботиться и о тех, кто будет приводить в порядок ее голову перед похоронами. Всё-таки лучший вариант — засунуть ствол в рот. Останется только выходное отверстие, а его легко скрыть под густой прической. Она улыбнулась. Пожалуй, способность шутить на эту тему свидетельствовала о настроении, поднявшемся на недосягаемую ранее высоту.
.
Она решила покинуть планету так же, как и большинство тех, кто бежал отсюда раньше. Поздней ночью на поле небольшого космопорта на окраине города опускался катер. Маленький зал ожидания с низким потолком был почти пуст, когда она вошла туда налегке, всего лишь с дамской сумочкой через плечо. Она еще собиралась вернуться сюда, но рассчитывала на то, что это будет разовое возвращение. Поэтому она выбрала ночной рейс, чтобы подчеркнуть факт собственного расставания с планетой. Несколько ожидающих рейса пассажиров лишь бросили на нее беглый взгляд и тут же снова постарались сделать вид, что не замечают ничего вокруг, а, главное — друг друга. Всем было ясно, что они бегут, но каждый обставлял это бегство, как деловое путешествие.
Она входила в катер последней, на пороге обернулась, оглядев мокрые плиты летного поля, и скинула капюшон, поймав запрокинутым вверх лицом капли непрекращающегося дождя. Вдохнула полной грудью влажный, наполненный ароматом болот воздух и пробормотала в темноту несколько ругательств. Эта планета не стоила сентиментальных прощаний.
.
За время, проведенное в добровольном изгнании, она так отвыкла от большого количества людей, собранных в одном месте, что была немного обескуражена, оказавшись в космопорте Галактического Центра. Вся эта шумная толпа представлялась ей сейчас единым живым существом — беспокойным, всепроникающим и утомительным. «Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй», — со смешком сказала бы сейчас Алиса. Точно перевести это было практически невозможно, но смысл она четко улавливала. В попытке максимально избежать соприкосновения со снующими, праздно шатающимися, встречающими-провожающими индивидами ее и других подобных рас, она выбрала путь через верхние галереи, изгибающиеся под потолком опрокинутой чаши космопорта. Тут встречались только немногочисленные группки туристов, глазевшие с пятидесятиметровой высоты на уходящее в бескрайнюю даль поле космодрома, заставленное планетарными катерами любых видов и конструкций. С другой стороны разворачивался не менее завораживающий вид на перспективу города, где небоскребы как бы восходили ступеньками к горизонту, всё увеличиваясь в размерах таким образом, что ближние здания никоим образом не перекрывали дальние.
Она поглядывала на этот… термитник (да именно это слово больше всего подходило), с привычным чувством усталого равнодушия, вспоминая, что еще не так давно сама имела непосредственное отношение ко всей этой кутерьме. Неужели она вернулась? Сюда?! Еще недели две назад она бы сочла одну только мысль о подобном абсурдной. И вот она здесь, в самом центре галактической суеты, амбиций, борьбы интересов, бесконечных дипломатических переговоров, интриг, секретных операций, помпезных празднеств мало кому известных дат и, конечно же, закулисных сплетен, окружающих Сенат. Любой мелкий клерк чувствовал себя здесь важным чиновником, а уж руководители всевозможных департаментов и комитетов так и вовсе едва ли не вершителями судеб Галактики. Чего всё это стоило на самом деле, показали недавние события с кризисом, прозванным журналистами «теневым».
.
Она едва нашла ресторан, в котором Алиса назначила ей встречу. Он располагался в туристической зоне, которая была вся изрезана зелеными аллеями, скверами, каскадами фонтанов и разделена парками развлечений. Ресторан, к счастью, оказался не парящим в воздухе и не покоящимся на длинной тонкой ножке, как некоторые другие, которые она видела по дороге сюда, а самым обычным, в здании вполне традиционного вида и с весьма неоригинальным названием «Ням-Ням».
Выбор Алисы она оценила сразу же, как только вошла. Внутри почти не было посетителей. Она огляделась по сторонам, сама не своя от волнения, но скромных размеров зал с круглыми столиками и низкими креслами был весь, как на ладони, и Алисы в нем не было. Она взглянула на часы. Да, разумеется, она пришла раньше, впрочем, как и всегда. Всю свою жизнь ей приходилось ждать назначенных встреч, потому что научиться не приходить раньше времени она так и не смогла. Она опоздала всего раз, по независящим от нее причинам, но именно этот раз, конечно же, был роковым. В тот день она потеряла свою первую любовь — парень улетал на полгода в вестерианский колледж, ждал до последнего, и, запрыгивая в закрывающийся люк катера, поклялся, что ее для него больше не существует. А во всех остальных случаях она терпеливо и, порой, долго ждала сама. У нее для этой цели даже существовала «дежурная» книжка, которую она читала именно и только во время ожидания. На этот раз ей было не до книжек, слишком сильное смятение царило в душе. Она прошла в самый дальний угол и примостилась за столиком, повернув кресло таким образом, чтобы хорошо видеть любого входящего в зал.
Живого персонала в ресторане, конечно же, не было, заказ принимал робот. Он терпеливо ждал, пока она усядется, потом пробормотал несколько дежурных фраз на разных языках и сунул ей меню почти под нос. Она заказала чашку эспрессо и шоколадное пирожное. С тех пор, как она позавтракала еще на звездолете (если можно было назвать завтраком яйцо и кофе), она сегодня еще ничего не ела, а плутание по зонам и кварталам чиновничьего города отняло у нее порядочно сил. Занеся пузырек с рашером над чашкой и немного подумав, она решила воздержаться от дополнительной стимуляции. Ее и так всю трясло от волнения.
Алиса появилось ровно на две минуты позже назначенного времени. Она тут же поняла, как только ее увидела, что ее рисунок никуда не годился, что придется рисовать много-много других. Прежняя резкость и девическая угловатость, которую лучше всего передал бы грубый угольный росчерк, смягчилась, сменившись мягкими пастельными чертами молодой женщины. Движения сделались более плавными, прежняя порывистость исчезла. Взгляд стал спокойным, и в нем появилась даже некоторая задумчивость. При этом ни лицо, ни фигура не потеряли былого совершенства, но, напротив, обрели как бы зрелую завершенность. Она словно царствовала над окружающими, хотя в этом и не было никакого вызова, настолько само собой разумеющейся была ее красота, что это не требовало ни усилий с ее стороны, ни признания других. Как только она появилась на пороге, головы немногочисленных посетителей тотчас повернулись в ее сторону, и мало кому удалось после этого привести в порядок свои чувства.
Внешность Алисы настолько ошеломила ее, что она была просто раздавлена и молча, не отводя глаз, глядела, как та с улыбкой на лице приближается к ее столику, хотя до этого собиралась до конца делать вид, что не замечает прихода подруги. Она представила, как выглядит на ее фоне, и сердце сжалось от предчувствия очередного бездарного и глупого провала своих дурацких фантазий. На что, господи ты боже мой, она надеялась?! Неужели эта жизнь, эта чертова сука-жизнь так ничему ее и не научила?!
— Здравствуйте, ваше величество! — пробормотала она в ответ на приветствие Алисы.
— Если ты намекаешь на мое платье, зануда Мелоди, то меня заставили его надеть.
— Неужели ты не сломала руку тому, кто совершил над тобой такое отвратительное насилие?
— Я бы с радостью, но издатели умеют выкручивать руки получше многих штурмовиков.
— Издатели?!
Алиса по привычке пригладила волосы, хотя короткая стрижка давно превратилась в изящное каре.
— Да, они самые. Между прочим, ты опережаешь события. Я, собственно, хотела предложить тебе сотрудничество. У меня давно была мечта вытащить тебя из твоей дыры на свет божий.
— М-мм.
— Сразу о делах? Может, ну его на фиг пока?
— Ты же знаешь, я предпочитаю сперва плохие новости, а уж только потом плохие.
— Ну, хорошо! — Алиса вздохнула. — Понимаешь, это было такое специальное интервью. Я намеренно сделала тебе рекламу по галактическому тиви. Зато теперь мы можем совместно написать книжку.
— А…
Ее лицо осталось таким же непроницаемым, как обычно. Она отхлебнула большой глоток остывшего кофе, чтобы ком в горле не мешал ей процедить.
— Знаменитая Алиса Селезнева и загадочная Мелоди Пауэрс презентуют свою новую книжку «Агенты в стрингах на страже Галактики». Дивно!
— Вот именно твоего сарказма мне и не хватает. Всё-таки я была права, что притащила тебя сюда.
— Для этого не стоило прикладывать столько усилий. Достаточно было просто позвонить мне и предложить то, что ты предложила. Сарказма на месяц вперед тебе было бы обеспечено.
— Ну уж фигушки! Книга книгой, но я еще и о тебе думаю, между прочим! Хватит заниматься самоистреблением. Ты одна из самых умных и способных людей из всех, кого я знаю. Пора получить свою порцию славы.
Она снова сглотнула и отвернулась. Это было просто невыносимо!
— Да, да, Мелоди! Признание, известность, уважение. Те самые отвратительные слова. Один волшебный план поставить тебя на пьедестал у нас провалился, на этот раз всё получится, я тебе это гарантирую.
— Алиса, я никогда не стремилась на пьедестал, ты путаешь желаемое и действительное. Или тебе напомнить, почему именно провалился наш план?!
— Напомнить, как в последний момент ты вонзила мне нож в спину? Спасибо не надо, подружка!
— Ты параноик, Алиса! Ты до сих пор не можешь успокоиться, всё пытаешься реализовать свою затею, которая у тебя когда-то не вышла.
— А ты шизик, родная! И пока тебя не вытащить на свет волоком, ты не изменишься. Я знаю, что говорю. У меня друг детства такой же, как ты. Если бы не мы с Павлом, он бы всю жизнь не отошел от микроскопа…
— О, черт!
— …благодаря нам он хотя бы с людьми нормально общается. Между прочим, — она сделала многозначительную паузу, — вы действительно здорово похожи. Я вот тут вдруг подумала, а может вам с ним… Ты куда?!
— Мне нужно выйти.
Она вскочила. Внутри было пусто и холодно. Получи, несчастная дура, получи! Поделом тебе, расплачивайся за то, что заглотила наживку!
Бросила на Алису последний долгий взгляд, впитывая ее полный внезапного удивления облик, такие умные, такие голубые глаза, приоткрытые в немом вопросе губы… Нет!
Она развернулась и пошла в сторону туалета. Двери в туалетные комнаты располагались в узком коридорчике, она миновала их и свернула дальше к служебным помещениям. Одна из следующих дверей привлекла ее внимание. Она открыла ее и обнаружила небольшую неосвещенную комнату с каким-то оборудованием, закрытым прозрачными чехлами. Шмыгнув внутрь, она закрыла за собой дверь, оказавшись в полной темноте, и присела прямо на пол, прислонившись к холодной стенке. В памяти всплыло яркое воспоминание из детства. Родители в очередной раз собираются тащить ее к психологу лечить нелюдимость и молчаливое безразличие к обычным детским радостям. Она забивается в шкаф в темном подвале и закрывает дверь. Её никак не могут найти. И всё это время ей очень хорошо и уютно. Но потом в подвале загорается свет, дверцы распахиваются, и она видит заплаканное лицо матери и испуганный взгляд отца. Надо было прятаться лучше, там, где никто не найдёт!
Она достала из сумочки пистолет, засунула ствол в рот как можно глубже и нажала курок…
Алиса ждала минут пятнадцать, обеспокоено поглядывая на часы. Потом встала и направилась в туалет. Убедившись, что там никого, она покачала головой и подумала: «Вполне в ее репертуаре. Испугалась публичности. Пожалуй, не стоило так сразу на нее давить. Представляю, что бы с ней было, признайся я ей, что была бы не прочь повторить тот наш волшебный поцелуй».
Она грустно усмехнулась и своей обычной стремительной походкой покинула ресторан.
†
Автор: Pinhead
Обсуждение тут.
