Таграбские бабочки
Опубликовал: Sovyonok | рубрики: Новости, Проза, Творчество |Первая часть была опубликована здесь.
Вторая — здесь.
В НАЧАЛЕ ДНЯ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Глава первая
ТРЕТЬЯ
С самого утра в ВИГе было шумно, людно и суетно. Во-первых, на нижних этажах шёл ремонт, а ведь известно, что, как из всех болезней медицина будущего бессильна перед насморком, так и сфера бытовых услуг даже в благополучном обществе S-грани не могла сделать ремонт быстрым и бесшумным. Так что в пределах ремонтной зоны царила строительная разруха, сновали рабочие машины и люди, которые ими управляли, слышались стуки, жужжание, грохот и т. п. На средний ярус можно было попасть лишь с помощью выведенных на внешние стороны стен служебных лифтов. Но и там обычную рабочую атмосферу напрочь разрушало оживление по поводу того, что наконец-то привезли новые кулинарные автоматы. К негодованию поваров хитрые машинки должны были обеспечить гастрономические запросы даже избалованных гурманов, причём срок изготовления блюда любой кухни и любой сложности варьировался от трёх секунд до четырёх минут. Больше всех ликовал, разумеется, Алексей Марьюшкин, ухитрявшийся, несмотря на страстную приверженность к процессу дегустации всевозможной еды с последующим её уничтожением, оставаться худощавым и всегда немного взъерошенным юношей. Он как раз собирался провести контрольные испытания одного из автоматов, когда ожил и заиграл «Тореадора» один из аудиотактильных датчиков на поясе: вызывал директор. Алексей вздохнул, вышел на широкую веранду, встал на подъёмник и через несколько секунд стоял на такой же веранде самого верхнего этажа. Оттуда он проследовал по широкому светлому коридору на круглую площадку, по контуру которой располагалось несколько дверей. Повернув ручку одной из них и перешагнув низкий порог, Марьюшкин оказался в директорском кабинете. Кроме него, там уже находились Олег Прошкин, Эриэн Райт, Николай Карцев и, конечно, сам директор. Коллеги сидели на трёх маленьких неудобных табуреточках, окружавших директорский стол. Марьюшкину табуреточки не досталось, и он взял один из высоких полумягких стульев, стоявших у дверей. Прошкин покосился, Николай состроил театральную гримасу, изображавшую, должно быть, пародию на барина в родовом поместье; Эриэн опустила ресницы и чуть улыбнулась. Директор ничего не заметил и успокоено сказал:
— Все собрались, кого я вызывал? Ну и славно. Можем начинать. Сегодняшнее совещание посвящено вопросу о законсервированном ранее проекте «МИПОт». Пришла пора возобновить работу в этом направлении. Точнее, она, как я понял, сама давно уже потихоньку возобновилась, — и директор взглянул на Эриэн.
— Эмпирически, — пробормотала она.
— Ну да, естественно. Как всегда у Эриэн, — беззлобно усмехнулся директор. – Пришла пора проанализировать и уложить в единую систему накопившиеся факты. Что мы имеем на сегодняшний день, а, Олег Иванович? – обратился глава ВИГа к Прошкину. Тот слегка покраснел, устремил взор на свои ботинки и сказал:
— Во-первых, установлен неоспоримый контакт с гипотетическим, как считалось ранее, пространством, откуда был получен сигнал полгода назад. Правда, пока не в наших силах установить постоянный канал.
— А его и не надо устанавливать, — вмешался Карцев. – Достаточно того, что это существует. Кто мы такие, чтобы распоряжаться эволюцией Мироздания?!
— Тихо, тихо, — сказал директор. – Если мы будем сейчас обсуждать этическую сторону контактов с гипотетическими мирами, совещание превратится в Учёный совет. Для этого будет время в дальнейшем. Напоминаю, сегодня мы только пытаемся построить рабочую гипотезу на основе обобщения фактического материала. По линии этой гипотезы будет развиваться сам проект. Мы, так сказать, робко прокладываем первую тропинку. А что касается этики, да и научно-практической методологии, здесь нам, я думаю, поможет профессор Полянский. Ведь мы можем рассчитывать на поддержку Центра? – это последнее относилось, несомненно, к Эриэн. Она ответила:
— О да. Насколько мне известно, они весьма стремятся к сотрудничеству.
— Так сказал сам Александр Иванович?
— Его точку зрения по данному вопросу очень внятно и конкретно изложил Янек…
— Кто? Ах, да, тот мальчик… Он хорошо разбирается в конфигурациях МП-контактов?
— Да, но больше интуитивно, на биоэнергетическом уровне. Хотя с теорией тоже знаком.
— С теорией и технической базой ему поможет наш уважаемый коллега Алексей Марьюшкин, — с улыбкой произнёс директор. Алексей удивился:
— При чём тут я? Это Эриэн устанавливала связь с Центром…
— Это Центр установил связь со мной, — поправила Эриэн.
— Ну, какая разница…
— Действительно. Главное, что у нас появились новые друзья, коллеги, единомышленники, — проговорил директор. – И первым заданием в рамках МИПОта с сегодняшнего дня будет следующее: Алексею Марьюшкину командироваться в Центр для заключения постоянных дружественных отношений с ВИГом и координации научной деятельности наших учреждений. Можно взять семью: командировка будет длительной. Обо всех, даже промежуточных результатах будете информировать через сотрудников аналитического отдела. Продолжайте, Олег Иванович.
— Собственно, вы осветили второй факт, подтверждающий главную идею проекта «МИПОт», сказал Олег Прошкин. – Мир, в котором существуют Центр, профессор Полянский, капитан-командор Кипреев и, безусловно, Володя, то есть, Янтарёк, — интегративное производное материализации нескольких гипотетических измерений, известных нам ранее по книгам и фильмам. Разумеется, экстраполяция не может быть абсолютной, да мы и не знаем пока, является ли она уникальной или же вписывается в схему многовариантности…
На этом месте Карцев схватился за голову. Прошкин глянул на него, кашлянул и продолжал:
— Третье. Собственно, это не факт, а ещё одно предположение, требующее основательной разработки. Но на основе фактических данных.
— Так-так, интересно, — директор положил на стол ручку, которую вертел в пальцах, и подался вперёд.
Прошкин немного смутился.
— Это идея Эриэн. Думаю, она изложит её более доступно и доходчиво… для Николая…
— Да, пожалуйста, — сказал директор.
— Идея не новая, однако бредовая, — непроизвольно срифмовала Эриэн. – Впрочем, когда-то и сам МИПОт многие считали бредом. Мы до сих пор старались и стараемся понять, действительно ли творческая мысль способна создавать материальные субстанции, пусть и на более тонком уровне. Оказалось – может. Но ведь эти, сотворённые человеком миры не находятся в статическом, застывшем состоянии. Они живут, развиваются. А каковы факторы этого развития? Замысел автора, бесспорно, — раз. Воплощение авторской идеи в рисунках, спектаклях, кино- и телефильмах – два. Восприятие получившегося произведения читателями, зрителями, слушателями плюс отношение к воспринятому – три. Это мы знаем. Динамика событийности пространственного развития, безусловно, зависит и от внутренних факторов. Это можно предположить с большой долей вероятности. А ещё? Вы знаете, недавно Кузнечик показал мне свою неоконченную рукопись – повесть о событиях старины, синтез классического направления и неоромантизма…
— Кузнечик, как вы его называете, ещё и повести пишет? – удивился директор ВИГа.
— Недавно начал. Ну и вот. Сюжет не так важен, но меня как сотрудника ВИГа заинтересовало вот что. Кузнечик, естественно, не имел ни малейшего представления об истории, культурных традициях, известных людях нашей грани и т. д. Равно как и мы долгое время не знали о существовании гипотетических миров. Но в повести есть как минимум два персонажа, как две капли воды похожих на реально существовавших людей нашего Государства. Сейчас я уже подробно изучила их биографии по старым кинохроникам и архивным публикациям, а тогда первой зацепкой, из-за которой я вообще начала об этом думать, была ассоциация с одним историческим документальным видеоматериалом, увиденным случайно в такси. Это было как раз в тот день, когда мы впервые получили сигнал…
— День, когда ты утратила бессмертие, — философским тоном произнёс Карцев. Эриэн отмахнулась:
— Довольно уже об этом вспоминать. И потом, только живя для других, человек обретает собственное счастье. Но сейчас речь не об этом. Я сочла совпадение неслучайным, тем более что если покопаться, таких совпадений можно найти множество. Кроме того, чисто внешне (с учётом поправки на возраст) те люди удивительно напоминали, во-первых, самого Кузнечика, а во-вторых, одну девочку, которую я встретила в Придорожном парке в дни, когда происходило объединение Сопределья… — Эриэн перевела дух, задумавшись.
— Не томите, — проговорил директор, — я улавливаю общее направление вашей мысли, Эриэн, однако, ради Всевышнего, конкретизируйте эту идею!
— Да, конечно. Что, если одним из факторов эволюции пространств, существование которых мы до определённого момента подвергали сомнению, являются жизни и судьбы реальных людей? Людей-прототипов выдуманных героев, людей-актёров, которые когда-то сыграли этих персонажей в театре или кино? Ведь может быть?
— Интересно, — сказал директор. – Смело. А, простите, кто из них кто? Кто прототип, кто актёр, кто персонаж? Впрочем, это не так важно. Вы правы: главное – установить взаимосвязь, а в деталях вы и сами разберётесь.
Карцев сдавленно хихикнул. Эриэн продолжала:
— Есть и третья параллель. В повести Кузнечика имеется описание поклонников главной героини. Мне интуиция почему-то подсказывает, что они каким-то образом связаны с компанией вольных романтиков, которых я тоже встретила тогда в Придорожном парке. И с группой гоэсских учёных-археологов.
— В Гоэссии ещё не перевелись археологи? — удивился Карцев. – Насколько мне известно, там настолько высоко развиты наука, культура, искусство и вообще всё процветает, что сами-то себя они уже сто раз изучили вдоль, поперёк и вглубь.
— Это любители, — задумчиво ответила Эриэн. – Они считают, что в истории их родной страны ещё много загадок.
— Романтиков твоих я знаю, — сообщил Карцев. – Хорошие ребята, я с некоторыми сдружился…
— А с археологами познакомитесь в ближайшем будущем, — известил его директор.
— А?..
— Второе задание сегодняшней повестки дня: командировка Николая Карцева в Гоэссию, — пояснил директор. – Но не сама по себе, а в русле детальной разработки «третьей параллели», как изволила выразиться Эриэн. Сама же она, я полагаю, будут изучать первые две… Шучу. Вам, Эриэн, поручается в целом довести до ума вашу гипотезу, используя для этого всю необходимую научно-техническую базу ВИГа и, если у Алексея всё пойдёт гладко, помощь Центра. Олега Прошкина как начальника отдела межпространственных связей назначаю координатором и дежурным по чрезвычайным ситуациям, если таковые возникнут у любого из его подчинённых. Задача ясна? Прошу вопросы!
Но все знали, что вопросы обычно появляются в процессе работы, а потому совещание быстро закончилось.
Когда спускались в свой отдел, обескураженный Карцев спрашивал у Эриэн:
— Что хоть за археологи? Где найти, как зовут, что за люди?
— Координаты будут установлены у тебя на браслете. Знакомиться ты умеешь, так что не волнуйся. Вполне хорошие люди. Старшего зовут Константин… А детально в ситуацию введу тебя завтра на подготовке.
Марьюшкин в это время пытался «ввести в ситуацию» свою любимую жену Веронику, которой звонил по телефону. Судя по всему, ему это не очень удавалось. Прошкин отнял у него трубку, сказал туда спокойным тоном несколько вежливых фраз, после чего отключил связь и назидательно произнёс:
— Семейные вопросы надо разрешать при личной встрече, Марьюшкин. Отправляйся. И Эриэн с Николя – тоже. Вам обоим надо составить предварительный план работы. Стратегию действий определим завтра с утра.
***
«Риккардо подошёл к обитой розово-серым гобеленом двери с полукруглым верхом и уютного вида, золотистой изогнутой ручкой. Сердце его стучало мерно и тяжело. Он добился аудиенции у г-жи М-ч и стоял у её рабочего кабинета. Молодой учёный ещё не знал, как именно он приветствует ту, чей пресветлый образ заполнил его сердце, мысли и жизнь. Он только старался не забыть материал, с которым пришёл на приём и который послужил, как показалось Риккардо, вполне благовидным предлогом для аудиенции. Темная папка в руке юноши служила увесистым подтверждением того, что выпускник Т-ского университета не зря тратил дни в пенсионерской командировке на далёком южном острове Таграб, где изучал редкий вид местных бабочек удивительной красоты. Об этих бабочках Риккардо собирался написать диссертацию и посвятить её как самое прекрасное своё творение самой прекрасной женщине… В этот момент дверь неожиданно (ибо даже малейшего шороха не предшествовало этому) распахнулась, и на пороге возникло маленькое, хрупкое, золотисто-голубое существо из другого мира – так, по крайней мере в первые мгновения, показалось Риккардо. Золотистыми были волосы, голубыми – глаза. Взгляд искрился живостью, пытливой любознательностью и мягким очарованием.
— Здравствуйте, — ошеломлённо сказал Риккардо и тут же возненавидел себя: при виде г-жи М-ч он мгновенно утратил того себя, каким хотел быть, и почувствовал, что начинает глупо мямлить, заикаться и терять не только слова, но и мысли.
— Здравствуйте! — весело приветствовала г-жа М-ч смутившегося учёного. – Проходите же.
Риккардо вошёл в небольшую уютную комнату, сел, по приглашению хозяйки, в удобное кресло с лазоревой обивкой и приготовился повествовать о бабочках. Маленькая женщина со смеющимися небесами в глазах протянула ему чашку чая.
— Хотите? – сказала она. Именно сказала, не спросила. Просто и мило, словно так было всегда. Словно так и должно было быть. – Я люблю натуральный свежий чай. С лимоном и шоколадкой. Правда, шоколадки сейчас нет.
— Ну что вы! – воскликнул, пожалуй, чересчур горячо юноша. – Спасибо! Я никогда не пробовал такого восхитительного чая!
Он не лукавил: в тонкой фарфоровой чашке обретался действительно неповторимого вкуса напиток, в котором будто бы жил насыщенный, пряный и свежий одновременно дух осени, когда она вступает в самую сочную свою пору, раскрашивая мир в буйство ярких цветов.
— Право же, неловко мне злоупотреблять вашим гостеприимством, — проговорил Риккардо, смакуя чай. Г-жа М-ч хитро и весело улыбнулась:
— А вы думали сухим отчётом отделаться? Нет уж, не выйдет. Вы побывали в такой экспедиции – мне хочется услышать ваши личные впечатления о том, чем вы там занимались. Тембровую окраску вашего путешествия, понимаете?
Юноша понимал. Он с самого первого мгновения почувствовал, что они говорят на одном языке, что они настроены на одну волну жажды познания…»
— Кузнечик! – перебила Эриэн, до того момента слушавшая спокойно. – Мне кажется, ты перебарщиваешь с описанием эмоциональных состояний и впечатлений Риккардо. – Повествование затягивается, а излишне долгое ожидание событийности может исчерпать тот запас читательского терпения, который поддерживает интерес к повести.
Кузнечик поднял голову от исписанных листов и укоризненно посмотрел на советчицу. Она задорно глянула прямо в синие глубокие глаза его, поймала ответную искорку и скромно сказала:
— Я знаю, что перебивать невежливо. Но ты ведь не позволяешь мне читать твою рукопись, а воспринимая на слух, я могу не запомнить всех мест, которые я хотела бы прокомментировать. Поэтому говорю по ходу.
— Тебе необходимо беречь зрение от перенапряжения, — назидательно произнёс Кузнечик.
— С каких пор?!
— С таких.
Ограничившись столь лаконичным объяснением, Кузнечик перевернул лист, многозначительно взглянул на слушательницу и, выдержав маленькую паузу, продолжал:
«Они говорили долго, живо, интересно. Таграбские бабочки словно раскрасили небольшое помещение кабинета в яркую, экзотическую расцветку, раздвинув стены до бесконечности. Г-жа М-ч, проявляя недюжинный интерес к науке о живом, говорила с собеседником так, что у того складывалось впечатление о настоящей значимости своей работы в этом разноцветном, бесконечном, удивительном мире, неотъемлемой частью которого был и он сам. Уже через десять минут Риккардо стало казаться, что эту маленькую прекрасную женщину с пронзительно лучистыми глазами, скрывающими в себе больше, чем вся Вселенная, он знал всегда, что они, может быть, даже родственники и что отныне, после этой встречи, жизнь его пойдет совершенно иначе…
Существенным итогом аудиенции стало то, что г-жа М-ч обещала ходатайствовать о зачислении молодого ученого в постоянный штат Академии естественных наук, а также дала юноше несколько рекомендательных писем к чиновникам, у которых следовало оформить необходимый для предстоящей службы пакет документов.
— Но ведь это не последняя наша встреча, — сказала она Риккардо, провожая его. Тот заверил, что будет счастлив, рассчитывая на подобное великодушие, и желает только не обременить г-жу М-ч невольным злоупотреблением её милости.
— Что вы, я вам ещё надоем! Я строгий начальник, — рассмеялась она, подавая ему руку, которой он почтительно коснулся губами.
— Как можно, госпожа?! В вашем обществе любой способен пожалеть лишь о том, что он смертен…
Лицо её слегка затуманилось, а в глазах проступило нечто сродни долго и старательно забываемой печали. Г-жа М-ч задумалась, опустив длинные густые ресницы, отчего Риккардо почувствовал, что все рассуждения о смысле жизни и вечности – ничто по сравнению с этой секундой.
— Дорога в бессмертие открыта каждому, — сказала г-жа М-ч после некоторого молчания. – Только не каждый действительно хочет её разглядеть.
— Я сумею, — сказал Риккардо. Она снова улыбнулась своей неповторимой улыбкой – словно солнце, выглянув из-за облаков, приоткрыло на миг все тайны Мироздания, согрело душу и позвало к неведомым далям – кивнула и тихонько скрылась за жестокой, беспощадной дверью, разделившей Риккардо со светом всего мира… Но теперь он знал, ощущая в каждой своей клеточке чистый и таинственный Зов к высотам бытия, что непременно отыщет Дорогу в бессмертие…».
— Хорошо, — помедлив немного, сказала Эриэн.
— И всё? – слегка разочарованно спросил Кузнечик.
— Нет… Подожди, — она подумала, не рассказать ли ему о своём предположении, суть которого обсуждалась на рабочем совещании в ВИГе, но не решилась. Во-первых, он может невольно начать писать свою повесть в «подсказанном» направлении, а во-вторых… Не хотелось, честно говоря, в такие моменты думать о работе. Был вечер, Эриэн и Кузнечик сидели в саду на скамейке. Прямо позади скамейки высился столб, на котором ярко светил старинного вида фонарь в тонкой витой металлической оплётке. Очень похожий на тот, под которым они впервые встретились на S-грани в Придорожном парке.
***
Она обернулась и увидела… Да, это был Кузнечик. Без всякого сомнения. Хоть Эриэн и думала, что не помнит черт его лица, перепутать это существо с кем-либо другим было нельзя. К счастью.
Кузнечик тихо улыбался – больше глазами. Эриэн тоже непроизвольно улыбнулась и шагнула поближе, в мягкий золотисто-фиолетовый свет фонаря.
— Здравствуй! – это тоже вышло само собой, открыто и естественно.
— Это вы. Эриэн, — утвердительно произнёс Кузнечик.
А ей вдруг показалось, что всё происходящее – сон, что такого въявь быть не может. Чтобы разувериться в этом или в жизни, Эриэн подняла и протянула вперёд руку, желая коснуться невозможного видения, но на полпути её пальцы утонули в тёплом, крепком, но бережном рукопожатии Кузнечика, принявшего её неуверенное движение за жест приветствия.
— Как ты нашёл меня?
— Я искал.
Вот и всё. Вопрос был исчерпан. Не сговариваясь, они пошли по ночной сверкающей дороге, беседуя то неторопливо, то взволнованно-порывисто о всякой будничной ерунде. О Московском Институте Времени и ВИГе, о карте Сопределья, о кострах в темноте, о шахматах и фонариках, о самоусовершенствовании сложных электронных схем движения, о межпространственных радарах и темпоральных индексах… Шли вроде бы недолго, но в это «недолго» каким-то образом вместилось множество самых разных событий. Переход («переманивание кадров», как потом говорили беззлобно в МИВе, а в ВИГе невинно отрицали, ссылаясь на свободу выбора) Кузнечика на «временную» (как было сказано Литваку для успокоения на первых порах) стажировку в ВИГ; совместная служебная командировка на Планету Цветов; беседы о душе и творчестве во время кратких грозовых передышек на огромном астероиде L-500, который надо было вернуть на изначальную орбиту, чтобы он не столкнулся с Землёй. Инициативное участие Кузнечика в эксперименте по преобразованию сложных биомолектронных систем, проводимом в одной из ВИГовских лабораторий, после чего испытуемого уже мало кто отличал от биологического представителя Homo sapiens. И много чего другого, что вполне могло бы составить материал для отдельного романа. Но наша повесть не об этом, и сей факт вынуждает нас вернуться на скамейку вечернего сада, под широкий конус фонарного света.
Кузнечик молчал в ожидании. Эриэн смотрела на золотистый колокольчик его причёски, родинку на правой щеке, длинные ресницы с загнутыми кончиками и в который раз думала, насколько прав был Александр Иванович: закон бумеранга вечен и непреложен. Когда-то она совершенно непроизвольно и почти не задумываясь оспорила у тьмы Кузнечика. Прошли месяцы, случилось много событий, среди которых было немало наполненных болью, тоской, отчаянием… Но пришёл момент – и именно Кузнечик спас её. Точнее говоря, начал спасать, поскольку делал он это не единожды, как сознательно, так и невольно. Поступками, словами, письмами, улыбкой, даже одним своим существованием – спасал, выручал, вытаскивал из пропасти, куда Эриэн по вине своего мятежного духа не раз рисковала свалиться. Спасал буквально, как на астероиде L-500, когда её чуть не раздавило обломком рухнувшей станции связи; спасал от безысходности и тоски, как после командировки в один из инфрамиров, что находился на грани гибели в результате нравственного кризиса и разложения духовной культуры; спасал от измены самой себе, когда Эриэн, поддавшись либо чуждому влиянию, либо излишне рационалистическим веяниям, забывала о том, что надо слышать все звуки мира, а слушать – голос своего сердца, что прекрасное – вечно, а вечное – прекрасно… Взять хотя бы уловку с семенами на Планете Цветов или примирение Эриэн с её извечным оппонентом по рабочим вопросам – доцентом Нехо, тёзкой знаменитого египетского фараона. Да что там – порой один-единственный взгляд его, хоть Кузнечик и сам об этом не подозревал, заставлял Эриэн задуматься над тем, верно ли она поступает и не сделала ли в пылу аффекта чего-нибудь такого, за что потом будет стыдно и неловко. Взгляд искренний, сильный своей беззащитностью, глубокий и непроницаемый в минуты меланхолии, невыразимо лучистый, добрый и ласковый в периоды улыбчивого настроения, трепетный и беспокойно-тревожный в моменты волнения… Удивительно похожий…похожий на…
— Кузнечик! – встрепенулась Эриэн. – А что было с начальником городской службы безопасности? Ну, когда он вернулся с целебных вод?
— Я оставил это напоследок, — не то чтобы тихо, но как-то уж слишком самопогружённо ответил он.
— Напоследок чего? –ошарашено спросила Эриэн. Её вдруг пронзило страхом – словно кто-то, широко размахнувшись, подрубил ей ноги, хоть она и сидела. Но тут же тихонько, беспокойно-заботливо и с оттенком ласковости прозвучал голос Кузнечика:
— Ну ты что?! О чём ты подумала? Повести, конечно же повести…
продолжение следует…
