В начале дня. Часть первая.
Опубликовал: Sovyonok | рубрики: Новости, Проза, Творчество |ПРОЛОГ.
«Где-то после полудня в салоне г-жи М-ч собралась изысканная публика в ожидании небольшого концерта, который должна была давать известная арфистка, мировая знаменитость. Г-жа М-ч в детстве имела преблизкие, очень тёплые дружеские отношения с арфисткой – именно потому последняя не могла отказать себе в удовольствии выступить с концертом на дне рождения подруги детства.
У большого окна, полузавешанного шёлковой бордовой портьерой, стояли трое господ среднего возраста и средней же упитанности; взгляды их неотрывно были прикованы к г-же М-ч. Трое господ ловили каждое слово, каждый жест, каждое малейшее перемещение г-жи М-ч, каждый взгляд её таинственно-бездонных и лукаво-искристых голубых очей. Без всякого сомнения, каждый из троих господ втайне объявил г-жу М-ч прекрасной дамой своего сердца, и каждый из них, осознавая несбыточность своих надежд, не в силах был отказаться от них.
А потому никто из господ, стоявших у окна, не обратил внимания на неизвестно откуда взявшуюся стройную молодую особу в одежде странного покроя, напоминавшую скорее платье благородного юноши. Зато это новое лицо не укрылось от зоркого ока г-на Г., начальника городской службы безопасности и контроля над общественным спокойствием, сидевшего в тени раскидистого заморского комнатного деревца и внешне беззаботно потягивавшего боржом. Г-н Г., обычно спокойно-деловитый и незаметно-расторопный, на сей раз пришёл в некоторое замешательство. Обладая великолепной, почти фотографической памятью, сейчас г-н Г. не знал, как определить, а значит – описать и запомнить некоторые черты нового лица. Волосы девушки были определённо чёрного цвета, но в то же время совершенно ясно было видно, что они каштановые. К тому же, когда на них падал луч солнца, они вспыхивали золотым огнём, испуская одновременно чистейшее бриллиантовое сияние. По форме они были однозначно прямыми, но любой здравомыслящий подтвердил бы, что они ещё и полувьющиеся. Глаза неизвестной молодой особы казались то чёрными, то карими, то тёмно-синими, а когда девушка случайно взглянула прямо на деревце, под которым сидел г-н Г., то яркий, даже резкий блеск аквамариновых белков глаз юной инкогнито настолько ослепил несчастного, что он потерял дар речи и пролил боржом на ковёр. Поэтому, наверное, нельзя винить его в том, что остальных внешних примечательностей неизвестной молодой особы г-н Г. и вовсе не смог запечатлеть в своей уникальной памяти. Будучи выведен из равновесия (чего с ним давненько не случалось), г-н Г. немедленно начал делать дыхательные упражнения древней гимнастики йогов, а после этого, открыв глаза, он уже не смог отыскать среди посетителей салона неизвестную молодую особу – она исчезла без следа столь же тихо и неприметно, как и появилась. После сего происшествия г-н Г. три дня и три ночи беспокоился о состоянии своего нервического здоровья и душевного равновесия, пока супруга не убедила его поехать на воды.
А на самом деле это всего-навсего Эриэн Райт прибыла на очередное задание…».
Кузнечик отложил перо. Нет, не получалось. Ничего не выходило. Множество мыслей теснилось в голове, неясных и чётких, открытых и сокровенных… Но не стекали они на кончик пера, ускользали и таяли прежде, чем он успевал придать им стройную, законченную форму.
Близился час ночи. Кузнечик напряжённо думал. Он понимал, что, несмотря на недавнее усовершенствование в лаборатории энергомолектронных технологий при ВИГе, после которого движения и речь Кузнечика перестали отличаться от человеческих, творить, как человек, он всё равно не сможет. И всё-таки, всё-таки… Что-то копошилось в глубинах сознания, не давало покоя, заставляло вновь и вновь напрягать все способности, силы, энергию для того, чтобы в очередной раз штурмовать Парнас. «А зачем мне Парнас?» – неожиданно подумал Кузнечик и смутился.
Отложив перо, он встал и подошел к окну. За пневмостёклами в лёгкой темноте весенней ночи искрилась россыпь огней. А в беспредельной высоте, где терялся взгляд и кружилась голова, переливалась звёздная симфония и золотилась спокойно-величавая луна. Кузнечик улыбнулся. Он вспомнил, что точно такая же луна и такой же искрящийся и немного печальный небосвод смотрели на мир в ту ночь, когда несколько миров вдруг слились в одно пространство и составили единый участок на самой таинственной и самой невероятной карте – карте Мироздания…
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
СИГНАЛ
На рассвете в прохладную и холодную гладкость оконного стекла постучали голуби. Это были светло-коричневые птицы с белыми маховыми перьями на крыльях. Стучали они совсем не потому, что были голодны. И не камушки были им нужны для хорошего пищеварения. Эриэн встала с постели и открыла окно. Голуби захлопали крыльями, но не улетели. Девушка осторожно провела пальцами по спине каждой птицы. И тут на белый пластик подоконника упали широкие полосы солнечного света. Голуби взмахнули крыльями и резко взмыли ввысь. Скоро их уже не было видно в слепящем, сверкающем небосводе…
Знак? Хорошее начало дня? Предвестие…чего? Эриэн горько усмехнулась и помотала головой, опершись ладонями о подоконник. Она больше не хотела верить ни в сны, ни в приметы, ни в знаки и символы. Глупо это. Сейчас надо сделать несколько упражнений, принять душ и спуститься к завтраку. Она закрыла окно. Проходя мимо осточертевшего за последние недели компьютера, Эриэн с досадой вспомнила о работе. Ох, как же это всё на-до-е-ло-о-о!.. Солнце давно скрылось за серыми облаками, не обещавшими ни дождя, ни прояснения. В небе царила однообразная сероватая пустота. Как и в душе.
За завтраком выяснилось, что она одна в доме. Все уже куда-то разошлись, разлетелись или разъехались. Ну и…тем лучше. Всё равно никакого настроения ни с кем видеться. Эриэн с удовольствием и тщательной самомстительностью приготовила себе очень вредный завтрак: яичницу с поджаренной грудинкой и картофелем. Сварила горячий шоколад, достала из холодильника кусок торта, нарочно проигнорировав свежие овощи и зелень, хотя раньше она без них не представляла серьёзной трапезы. Чтобы скрасить завтрак в одиночестве, включила телевизор – новости. О чём там говорилось, она почти не слышала, потому что за едой незаметно ушла в себя и глубоко задумалась.
Убрав со стола, Эриэн поискала пульт, чтобы выключить телевизор, но не нашла: выключала-то она его ещё до своей задумчивости. Она уже потянулась к кнопке на плоской панели, но замерла: на экране показывали ВИГ. Её родной (хотя тоже надоевший) Всемирный Институт Гармонизации, одним из основателем которого она являлась и куда ей сейчас непосредственно надлежало ехать на работу. Запоздалое внимание ухватило лишь обрывок фразы комментатора: «…Неустойчивость и непродолжительность сигнала не позволили запеленговать источник, однако технические специалисты напряжённо работают с имеющимися данными. Более подробную информацию вы узнаете из нашего вечернего выпуска…»
Эриэн сразу оживилась. В Институте что-то произошло, какая-то нештатная ситуация. Сигнал… Что за сигнал, откуда? Неужели… Глаза сами расширились от внезапного предположения: неужели Запределье?! Вот это да!! Ураганом пронесясь по дому, одевшись и собравшись за считанные минуты, Эриэн вылетела на крыльцо и только в такси вспомнила, что забыла дома дискету со своим очередным квалификационным проектом, работа над которым отнимала все силы последние полгода. Ну ладно, успеется. Всё равно, почти всё готово, осталось лишь написать заключение, а оформлением займётся компьютер. И лучше, если это будет ВИГовский компьютер, а то домашний в последнее время стал слишком задирать нос и давать указания, касающиеся стилистики текста, – а этого Эриэн терпеть не могла.
Автоводитель, убедившись, что пассажирка не желает ничего предпринимать сама для приятного времяпрепровождения, включил видеостереосистему. Оптические лазеры соткали перед глазами мягкое изображение монитора. Там шла какая-то историческая передача. Эриэн с тоской считала секунды, глядя на экран. Мелькали кадры древней, ещё двумерной документальной хроники, а за кадром раздавалась раздражающая трескотня журналиста. Журналист запинался и не очень хорошо выговаривал соноры. Да, такие комментаторы были широко распространены лет сто назад. Потом повывелись, конечно…и слава Богу. Но Эриэн показалось забавным даже не пулемётное и неразборчивое стрекотанье журналиста, а то, что рассказать он так упорно пытался о событиях, происходивших тоже сто лет назад – уже по отношению к журналисту. «Квадрат времени» – подумала девушка. Вслушалась. Рассказ шёл о знаменитом альпинисте и художнике, первым покорившем самую высокую горную вершину тогдашнего Государства. Затем – о создании музея имени этого альпиниста, где были собраны не только его личные вещи и рукописи, но также картины и скульптуры. А ещё через несколько мгновений на мониторе появился какой-то пожилой дяденька, тоже говоривший об альпинисте, но, в отличие от журналиста, неторопливо, негромко, зато очень внятно.
— То есть, он и вершины покорял, и воплощал в творчестве свои лирические переживания, — говорил дяденька, и Эриэн поймала себя на том, что ей почему-то именно так хочется называть этого забавного человека.
У человека была короткая седеющая шевелюра, высокий лоб, брови уголками – он смешно приподнимал их во время разговора, — открытые детские глаза и небольшая бородка, плохо скрывающая узковатый раздвоенный подбородок. Потом камера стала панорамировать по стендам с картинами и фотографиями знаменитого альпиниста… и вот тут-то Эриэн окончательно почувствовала себя беззащитной, чего с ней давно уже не случалось. За кадром звучал лишь голос забавного человека, и теперь стало особенно ясно слышно, какой он интеллигентный, мягкий, успокаивающий и ненавязчиво ласковый. «Прямо психотерапевт какой-то», — подумала Эриэн, чувствуя себя пятилетней девочкой, разбившей коленку и теперь успокаиваемой этим заботливым голосом. Под конец дали крупный план лица говорившего, и Эриэн поразилась лучистости его взгляда. Казалось, глаза человека выражали целую радугу светлых чувств и хотели рассказать о радости, о красоте мира, о беззащитности этой красоты, о невыразимости любви и о грусти одиночества, а главное – о бесконечной доброте… Эриэн даже дышать перестала, потрясённая. Она не ожидала встретить в далёком прошлом такие глаза, а вернее, такую душу. Ведь в то время культура, нравственность, духовность в Государстве находились практически в упадке. Сюжет закончился, и Эриэн, возвращавшуюся к действительности, больно и тоскливо резануло понимание того, что всё это было очень давно, и что человека этого давно нет на свете… Ведь тогда люди не жили по стольку лет, как живут сейчас, а уж вечноживущих не было вовсе. А так хотелось бы познакомиться с этим человеком, поговорить с ним…да просто посмотреть в эти необыкновенные, удивительные глаза. Как жаль…
Эриэн уже начала считать про себя варианты перехода, совмещённого с броском по темпоральному вектору, но тут же оборвала себя. Во-первых, рассчитать бросок по вектору почти невозможно, во-вторых, уйти самостоятельно можно лишь туда, где была когда-то или кого-то оставила. А в бионейтральные топологические координаты – нечего и думать. И потом…как она могла забыть о том, что в ВИГе произошло нечто непредвиденное?! Жить нужно здесь и сейчас – с этой решительной мыслью Эриэн выскочила из мягко затормозившего такси и поспешила к бело-голубому зданию Всемирного Института Гармонизации.
***
Отдел межпространственных связей, став в это утро центром притяжения не только всего ВИГа, но и общественного внимания, не мог вместить в себя всех сотрудников и приглашённых специалистов. Поэтому совещание проходило в главном зале заседаний – огромном, круглом, похожем на амфитеатр. Восемь больших экранов, расположенных вкруговую в центре зала, и персональные мониторы на столиках у всех присутствующих транслировали одну и ту же картинку. Перед началом трансляции слово взял Олег Прошкин, в прошлом учитель истории, — худощавый шатен с грустными собачьими глазами, нависающем над верхней губой носом и двумя тонкими прядками, падающими на лоб слева и справа.
— Сегодня утром, — начал Олег слегка срывающимся хрипловатым голосом, — главный радар зафиксировал сигнал из… — он запнулся. – На обычном заседании я бы сказал: «Из другого пространства» или «С другой грани»… Но сейчас я вынужден размышлять над формулировкой, потому что случай беспрецедентный. Анализ физических и биоэнергетических характеристик сигнала не представляется полным, но та информация, которой мы располагаем на данный момент…
— Можно кофе попить, — тихо проговорил Николай Карцев на ухо Эриэн (они сидели рядом). – Или сигару выкурить. Он ещё нескоро перейдёт к делу.
Эриэн и саму сжигало нетерпение. Она примчалась в зал заседаний одной из последних и не успела выяснить суть происшествия в неформальной обстановке. Она уже собралась спросить у Карцева, но тут Олег внезапно замолк, оперся руками о кафедру и объявил:
— Выражаясь бытовым языком, сигнал поступил из гипотетического мира. Да-да, не смейтесь, коллеги.
— Пардон, а сигнал тоже гипотетический? – не выдержал кто-то.
Секретарь постучал по столу ручкой. Олег Прошкин кашлянул. Глаза его ещё более погрустнели.
— Сигнал вполне фактический. В этом и феномен. Грань, мир, пространство же, откуда он исходил, обладают свойствами многомерного отражения.
— Правду ли говорят, что сигнал из Запределья? – спросила корреспондентка журнала «Луч разума и вектор мира».
— Нет, — задумчиво сказал Прошкин. – Это не Запределье. Я же говорю: мир отражённый. Но это не привычный для нас один из вариантов развития отражающей грани. Это, условно говоря, конгломерат интрапсихических отражений нескольких мыслящих индивидуумов.
— Вот-вот, — прошептал Карцев. – Я о кофе.
— Тихо ты, — ответила Эриэн. – Я начинаю понимать. Слушай.
— Завидую! – жизнерадостно ответил Николай.
— Если очень по бытовому, это сигнал из мира, созданного силой творческой мысли нескольких разумных существ, — сказал Олег.
— Иными словами, — вмешался программист Алексей Марьюшкин, — если какой-нибудь спектакль, фильм или книга получают широкий резонанс среди читателей или зрителей, то велика вероятность рождения новой реальности, в которой, как это ни сказочно звучит, живут герои и развиваются события того самого художественного произведения. И мы получили сигнал из реальности именно такого генеза.
По аудитории прошёл гул, в котором смешались изумление, недоверие, ирония, возмущение, ропот.
— Позвольте, а как быть с фильмами ужасов, спектаклями-антиутопиями? – поинтересовался журналист газеты «Реалии».
— Прошу не забывать, что Вселенная – живой организм, — взял слово директор ВИГа. – Явления, рискующие стать факторами возрастания всемирной энтропии, не получают в нем возможности развития. Это как если в человеческий организм попадают чужеродные микроорганизмы: вирусы, бактерии… Организм их уничтожает. А для полезных и даже необходимых организму бактерий, напротив, создаётся благоприятная среда обитания…гм…прошу прощения за неаппетитное сравнение.
— Вы сказали: «…Силой творческой мысли нескольких разумных существ», — продолжал скрупулёзный журналист. – Но ведь книги в большинстве своём являются монографиями…
— Книги – это несколько другое. У писателей во время творческого процесса обычно генерируется особенно мощный и многогранный биоэнергетический потенциал. Кроме того, если книга хорошая, если она находит отклик в сознании большого количества читателей, то её событийная реальность как бы постоянно развивается и подпитывается силой мыслей и чувств всех, кто эту книгу читает и кому она по душе. А если речь идёт о произведениях для детей, — директор кашлянул и улыбнулся, — вы же знаете, как любят дети приключения и чудеса, как свято порой верят они в сказку и как искренне желают, чтобы, выражаясь их языком, «всё это было на самом деле»! Энергия таких желаний тоже не исчезает бесследно. Как и всё в Мироздании, — заключил директор ВИГа и взглянул на Прошкина. Тот сказал:
— Я думаю, терпение наших уважаемых коллег и гостей уже на исходе. Перейдём непосредственно к сигналу, вернее, к той информации, которую он принёс. Со стороны она воспринимается как кусочек видеозаписи, но на самом деле это результат работы преобразователей. – Итак, — Олег выдержал «психологическую» паузу. – Вот он.
Верхнее освещение стало более мягким и приглушённым. Зато круговые и персональные мониторы вспыхнули ярко, и возникло ощущение атмосферы кинотеатра.
***
Беспомощно-удивлённый взгляд. Разметавшиеся волосы. Бесстрастность стеклянных расквадраченных лабиринтов и блестящего чёрного пола. Белая щель в стене, тающая так же быстро, как и свет удивительных глаз…
Эриэн и сама не понимала, почему она так реагирует. Но хоть ей и удавалось раньше сохранять самообладание в самых различных передрягах, на сей раз при простом наблюдении со стороны за картинкой на мониторе слёзы брызнули сами собой, а дыхание судорожно заперехватывало. Нельзя же так! Ну нельзя!! Гады!!! Сволочи!!! Нельзя!!!
-Эриэн, ты что?! – испуганно тряс её за локоть Карцев.
Она не отвечала. Рывком вскочила, вытирая рукавом застилавшие глаза слёзы, и кинулась к выходу в коридор. Там тоже был коридор. И сигнал она сразу уловила, значит, была возможность установить канал и построить «окно». Она даже не задумалась о фантастичности всего происходящего. А следовало бы. Потому что одно дело – переход на другую грань, пусть далёкую, но всё же реальную, и совсем другое – перемещение в отражённо- гипотетический мир, по сути, «тонкое пространство», доступ к которому для любого физического тела невозможен без специального преобразования в лабораторных условиях. Но в то миг Эриэн об этом не подумала, кинувшись безоглядно на помощь беззащитному, нелепому и забавному существу, с гибелью которого она не могла примириться ни мыслями, ни душой. Всё в ней восстало против этой страшной, невозможной несправедливости, и, летя по коридору, она не удивилась внезапно возникшему на пути голубому светящемуся прямоугольнику «окна», а восприняла это как должное. Только бы успеть! Только бы…
Но всё вышло не так. В грудь ударила тугая чернота, тело скрутило судорогой, в глазах вспыхнула молния. Эриэн задохнулась, но не могла ни вскрикнуть, ни шевельнуться. Кромешная тьма крутила её, несла куда-то с бешеной скоростью, переворачивала; в лёгкие будто насыпали песок, а тело пронзали всё новые колючие судороги.
Испытав ужас в первые секунды, в следующие мгновенья она страшно разозлилась, просто взбесилась от невозможности себя контролировать. А тот свет?! Он так и останется далёким и недоступным?!! И впервые поднялась в ней какая-то природная, звериная ярость; и впервые пожалела она, что не дано человеку быть могучим, ловким, сильным, быстрым, как…как гепарду, как волку… да, волку! Волчице! Я волчица…Я волчица со стальными мускулами, неутомимостью закона выживания, быстроногая, выносливая… Я разорву всё и всех, кто встанет на моём пути!.. И эту тьму тоже! Я заставлю своё тело повиноваться себе! Я найду…Я найду его…
Внезапно Эриэн ощутила под собой твёрдую почву, а в глазах просветлело. Судороги прошли. Она лежала на животе, а когда подняла голову и огляделась, то увидела… Да, это была та самая пустынная местность, нечто вроде большого поля с желтовато-серой низкой травой и неподвижным воздухом. То место, на котором она впервые очнулась после Перехода, где она впервые встретила мудрого старца Клиона, рассказавшего ей обо всём: о Вселенной, о Дороге, о вечном законе и о ней самой. Сколько же лет назад это было?.. И… почему «окно» привело её именно сюда? Что вообще произошло?
Эриэн встала, отряхнулась. Надо найти домик Клиона и спросить его… И тут её окликнули сзади. Она быстро и бесшумно обернулась. Клион стоял перед ней. Он не изменился, только взгляд его стал более серьёзным и печальным, чем раньше.
— Здравствуйте, Клион, — тихо сказала девушка.
— Здравствуй, Эриэн, — ответил он.
— Что случилось со мной? Почему я здесь? Ведь я…
— Я знаю, куда ты стремилась, — мягко и спокойно проговорил Клион. – И знаю, зачем. И об этом я хотел поговорить с тобой…
Эриэн подобралась, в ней зазвенело нетерпение.
— Времени нет, Клион! – взволнованно сказала она.
— Ты права. Времени нет. Здесь и сейчас. Поэтому смири все ослепляющие тебя страсти и послушай. Ты знаешь, что существо, к которому ты стремишься, не человек. Тебе ведомо, что мир, в который ты стремишься, рождён не Творцом. И всё же ради этой иллюзии ты готова расстаться со всем человеческим и оттолкнуть от себя несотворённые истины? Ты даже готова превратиться в зверя? Не этого ждало от тебя моё сердце.
Она опустила голову под строгим, испытующим взглядом. Но потом подняла её и вновь посмотрела Клиону в глаза. И стала медленно говорить, словно открывая для себя заново каждое слово:
— Не вы ли говорили мне когда-то, что Всевышний суть добро, любовь и справедливость? Творец даровал способность творить своим детям. И если они создают миры во имя вечных ценностей, движимые стремлением сделать свой мир светлее, лучше, прекрасней, то тем самым они не отталкивают Всевышнего от себя, а приближаются к Его храму. Человек же только тот, у кого есть душа и разум, кто живёт во имя добра и гармонии. Это моё мнение, Клион. А что касается волчицы…мне нужны были силы, чтобы прорваться сквозь тьму… Да, я была подвержена сиюминутному порыву. Но и теперь не отступлю от задуманного.
Клион…он не рассердился, вопреки ожиданиям Эриэн. Он только стал ещё серьёзнее и печальней. И сказал:
— Когда-то я сказа тебе здесь, что тебе дарована жизнь вечная и вечная молодость. Сейчас я говорю тебе: ты свободна в своей воле. У тебя достанет сил, чтобы достичь своей цели. Но после этого время для тебя перестанет протекать бесследно. Ты станешь обычной смертной. Ты проживёшь на своей грани столько, сколько и все люди: немало по меркам человеческим и ничто в сравнении с вечностью. Это наказание и уплата. Наказание за опрометчивость слов и гордыню, за готовность уничтожить всё и всех ради достижения своей цели. Уплата – за само достижение. Но подумай в последний раз: готова ли ты к этому? Готова ли пожертвовать всем ради того, что я называю иллюзией…пока?
— Это не жертва, — тихо и упрямо сказала Эриэн. – это необходимость. Я чувствую
— Ну что ж, — проговорил Клион после некоторого молчания. – Это твой выбор. Я провожу тебя – в последний раз.
Она удивлённо вскинула голову:
— Как в последний?
— Я буду вынужден попрощаться с тобой после того, как ты сделаешь этот шаг и утратишь бессмертие.
— Я не утрачу бессмертие, ведь бессмертна моя душа.
Клион чуть приподнял брови и наклонил голову. Он неторопливо шествовал рядом с Эриэн, мягко постукивая посохом по земле. В небе по-прежнему не было ни одной птицы. Лишь бесконечная серая пелена…
— Теперь я не одна. Но мне грустно, что мы с вами больше не увидимся.
— Я не сказал «одной», я сказал «самой». Но ты уже доказала, что можешь очень многое. Главное – помни закон…
— Самое страшное, как и самое прекрасное, не вне, а внутри нас, — печально улыбнулась Эриэн. – Я помню.
— Тогда прощай. Вот начало пути, — Клион указал посохом направо. Там светилось «окно». Теперь оно приведёт тебя туда, куда нужно.
— Спасибо, Клион. Прощайте. Спасибо за всё.
Он коснулся её плеча, и тут Эриэн заметила, что редкие седые волосы Клиона и длинная борода его слегка всколыхнулись. Это подул ветер.
— Не медли более, Эриэн. Время – пошло.
Она кивнула и кинулась в светящийся прямоугольник.
***
— Как вас зовут? – спросил он в недоумении.
— Эриэн, — ответила она и поразилась звучанию своего голоса: голос был хрипловатым, дрожащим и срывающимся. А в этих стеклянно-пластиковых коридорах, видимо, был особый резонанс.
— Эриэн, — повторил он. – Почему вы плачете?
— Я… — она только сейчас ощутила, что щёки мокрые и быстро отерла их ладонями. – Уже нет.
— Но плакали, — упорно и безоговорочно возразил он. И впервые, глядя в непонятные – вроде бы стеклянно-невозмутимые, но в то же время лучистые и печальные — глаза этого странного существа в серебристом комбинезоне, простреленном в нескольких местах, Эриэн улыбнулась: Кузнечик очнулся полностью. Она сразу назвала его так для себя, хотя вообще-то он носил имя классического трагического литературного героя. Красивое, подходящее, но жестковато-холодное. И Эриэн, ещё в зале заседаний ВИГа, увидев его на мониторе, по воле случайной ассоциации подумала: Кузнечик. А у него к ней было ещё много вопросов. Да и мудрено было им не возникнуть. Появилась из ниоткуда, нарушила привычный ход событий. Правда, сейчас он был этому рад. Но и обескуражен. Его биомолектронные схемы зафиксировали поражения, несовместимые с дальнейшей функциональной деятельностью. А теперь… Кроме комбинезона, всё было в порядке.
— Я ничего не понимаю,- произнёс Кузнечик, опуская ресницы и углубляясь куда-то в недра самопознания. – Откуда вы? Как случилось, что я жив?
А что она могла ему рассказать? В этом пространстве научились путешествовать во времени, но ничего не знали об уникальных возможностях биоэнергетики и наверняка не подозревали о многомерности пространственных структур. К тому же пора возвращаться, не то начнутся необратимые изменения в энергетическом коридоре, ведущем домой. И Эриэн сказала:
— Я должна идти обратно.
— Постойте! – и робко, и требовательно встрепенулся он. – Вы видели тех негодяев? Надо включить сигнал тревоги…
— Их поймают. Никто больше не пострадает.
Она встала. Кузнечик тоже поднялся (они сидели рядом на полу в коридоре рядом с ТОЙ САМОЙ дверью). Наклонил голову, удручённо посмотрел на прорехи с оплавленными краями в своём облачении. Проговорил смущённо:
— Простите, что я в таком виде…
Эриэн только улыбнулась. Глаза уже просохли.
— Я пойду.
— Но…
— Нет времени! Берегите себя впредь! – крикнула она, отступая назад. Импульсным толчком построила «окно» и шагнула в него спиной вперёд. Последнее, что она успела увидеть – белая дверь, стеклянно-пластиковая стена и стоящий на этом фоне ошеломлённый и совершенно сбитый с толку Кузнечик…
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ПРИДОРОЖНЫЙ ПАРК.
В кабинете директора ВИГа было очень тихо, очень просторно, а атмосфера напоминала музейную, но в выходной день. Так думала Эриэн, сидя на маленькой неудобной табуреточке. Три таких табуреточки стояли перед полукруглым столом, служившим директору рабочим местом, и предназначались для заместителей и начальников отделов во время закрытых совещаний по особо важным вопросам. Для всех остальных сотрудников размещались в некотором отдалении стулья и даже кресла. Сам же директор – небольшого роста, упитанный человечек, слегка напоминающий не то испанского купца, не то восточного шаха, в пёстрой гавайской рубахе и брюках «сафари» – взволнованно бегал по кабинету.
— Нет, ну как?! Как вам такое в голову пришло, Эриэн! – временами останавливаясь, восклицал он. Уже не в первый раз восклицал, и Эриэн думала, что он не о том говорит, о чём хотел бы. Поэтому она осторожно вставила:
— Вы хотите сказать – как мне это удалось?
— Да при чём тут… — возмущённо начал директор и осёкся, поняв, что мысли его разгаданы. Потом спохватился и разразился на бегу длинной горячей тирадой, из которой следовало, что нарушать внутренний устав ВИГа нехорошо. Эриэн знала, что, пока он не выговорится, ответить не получится, а после первых трёх-четырёх слов ответа директор обязательно её перебьёт и начнёт говорить сам. Поэтому она сидела и скучала, вернее, слегка нервничала, что время тратится просто так. Утратив бессмертие, она не жалела об этом, но начала задумываться над многими вещами, которые раньше её просто не касались. И пришла к выводу, что раньше она просто неправильно жила. Она хотела жить в удовольствие, только и всего. Ну и что, что она занималась наукой, спасала вместе с друзьями людей, миры… Всё это большей частью тоже было для себя, переживалось как опасные приключения, тешило самолюбие. А это не может быть оправданием человеческой жизни. Человек живёт по-настоящему лишь тогда, когда он в чём-то живёт для других, когда испытывает лишения и трудности во имя своей светлой цели… или мечты. Человек богат тогда, когда может разделить своё богатство с другими, а тем более когда в роли бесценных сокровищ выступают вечные ценности – добро, любовь, справедливость, достижения разума или что-то ещё. Эриэн печально вздохнула, осознав, насколько далека она не только от совершенства, но даже от… В этот момент директор, приняв её вздох за глубокое и искреннее раскаяние, сказал:
— Ну, вот и славно! Я вижу, что вы всё поняли! Но давайте договоримся: не будем раньше времени будоражить внимание общественности. А вашему отделу я разрешаю проводить исследования нового феномена под условным названием «МИПОТ»… но пока что они должны быть засекречены. Эриэн заулыбалась:
— Спасибо! Вы лучший директор на свете! – беззаботно сказала она, но директор уже озабоченно говорил по одному видеотелефону и двум обычным. Эриэн не стала его более отвлекать и вышла.
МИПОТ – значит «материализация интрапсихических отражений». То, о чём говорилось на конференции. Эриэн не представляла, как они вообще будут это изучать, потому что, кроме кусочка расшифрованного сигнала и её собственных лирических воспоминаний, у отдела МПС никакого материала не имелось. Ведь она не взяла с собой никакого специального снаряжения, когда ринулась ТУДА. До того ли… А потом, естественно, — расспросы, ахи, охи и сдержанное сожаление разного рода. Алексей Марьюшкин более всего сокрушался как раз о том, что Эриэн перед броском не увешала себя всевозможными датчиками для фиксации-регистрации; Николай Карцев жалел, что Эриэн не взяла его с собой и он не «намылил холку тем отморозкам»; Томаза и Андре Ино улыбнулись умудрённо-ироничными улыбками и промолчали, а Вероника горячо поддержала. Но на плохо скрываемый немой вопрос Олега Прошкина «А зачем тебе вообще всё это надо было?» Эриэн ответить не могла. Пока не могла, потому что не сформулировала, но внутренне была уверена в правильности своего поступка.
Между тем, очередной квалификационный проект был сдан, и Эриэн, как всегда, ощутила лёгкую грусть. Так всегда бывает, когда упорно работаешь над каким-то делом, посвящая этому всё свободное время. Надоедает, мучает, проклинаешь, ждёшь, когда же конец, а потом – грусть и некая пустота. Правда, длится она недолго, потому что на горизонте обязательно появляется какая-нибудь новая задача.
А сейчас как раз был «пересменок» между рабочими задачами, и Эриэн согласилась пойти с вероникой в парк, чтобы «выгулять», как выразилась Вероника, их с Алёшкой шестимесячного карапуза Вика. Вообще-то мальчика звали Виктор, но Вероника звала его Виком, несмотря на негодование Алексея, утверждавшего, что это чересчур по-девчоночьи. Вик мирно посапывал в коляске, Вероника болтала, а Эриэн слушала и ела мороженое.
— И вот я ему говорю: «Да ты что?!», а он… Эй, Риш, ты где?
Эриэн вздрогнула и виновато посмотрела на подружку:
— Да я на Вика засмотрелась. Так самозабвенно спит.
Вик действительно спал с особым выражением своего маленького личика. Он будто всего себя отдавал этому занятию, спал с особым вдохновением и удовольствием.
— Это он любит. Как и папа его, — Веро сняла с одеяльца малыша какую-то крохотную пушинку и энергично выбросила её, тряхнув иссиня-чёрными кудряшками. Эриэн улыбнулась.
— А ты чего ж… тоже бы, — Веро кивнула на колясочку.
— Ох, да мне некогда! – отмахнулась Эриэн. – И потом, я ещё не готова к материнству. Морально.
— Свихнёшься ты скоро со своим ВИГом, — посочувствовала Вероника. – Мне вот сейчас так хорошо – ничего другого не надо.
— Всему своё время, — ответила Эриэн. – Успею.
Вероника примолкла, было, но потом всё же не сдержала природного любопытства:
— Риш, я так и не поняла: с Киром-то у вас что?
Лицо Эриэн на секунду закаменело; потом она ответила, слегка побледнев, однако нарочито безразличным тоном:
— Уже ничего. Давно уже ничего.
— Значит, всерьёз расстались?
— Очень на это надеюсь.
— Не могу понять. До сих пор не могу. Вы же столько лет…
— Всего шесть с половиной. Ну и что? Мы просто разные. Я всегда это говорила. А вы со всех сторон: «Ах, Кристофер, Кристофер!». Я вообще не понимаю, как мы эти годы продержались. Хватило ума не жениться.
— А где он сейчас?
— Уехал. Вернулся на свою грань.
— И…что? Совсем не общаетесь?
— Нет смысла, — Эриэн пожала плечами. – И вообще это уже пройденный этап и закрытая тема.
— А твои лучшие друзья? – переменила тему Веро.
— Лэйн и Ольга Краун?
— Ну да. Они ушли тогда в Запределье, да?
— Ты же знаешь, — вздохнула Эриэн.
— Совсем никаких известий?
— Мы стараемся понять, что такое Запределье. МП-радары дежурят круглосуточно. И другая аппаратура…
— А вот тот сигнал, он никак не был связан с Запредельем?
— Нет, Вероник, это другое, — и Эриэн подробно изложила суть необычайного происшествия, случившегося месяц назад. Веро и так знала, конечно, но в общих чертах. Теперь же она слушала, затаив дыхание. А потом проговорила:
— Вот это да! Теперь, когда Вик подрастёт, мне не нужно будет его огорчать, что в сказках всё выдумано!
— Ну, это пока единичный случай. Нет материала для обобщений.
— Но если ваш директор сам сказал…
— Это теория, гипотеза. А её ещё нужно доказать.
— Нельзя же так скучно! Ты всегда так говоришь, а сама-то – р-раз! – и все теории вдрызг! – Вероника лукаво заулыбалась. – Ну, расскажи, не томи!
— Да я всё рассказала.
— Нет, про Кузнечика расскажи. Какой он? Красивый?
— Я… не помню, — растерялась Эриэн. – Нет, правда. Смешной, добрый, забавный, благородный, печальный… Ведь я толком не успела ничего запомнить, времени было мало.
— Да ну тебя! – возмутилась Вероника. – Как же так можно?! Ведь ради чего-то ты туда кинулась. Просто так от бессмертия не отказываются, я что, не понимаю?!
— Меня обожгла несправедливость. Я не могла смириться. Не получилось совладать с собой, убрать эмоции.
Веро качнула коляску: Вик завозился, наморщил нос, но не проснулся и вновь затих, сопя.
— И что теперь? Он жив, и тебе больше ничего не надо?
Эриэн пожала плечами. Она сама не знала.
— Даже не хочется навестить, повидаться? – пытала её Вероника, блестя чёрными глазами.
— Повидаться – конечно. Как с тобой. Но пока это невозможно. Барьер закрыт, даже для меня.
Вероника вздохнула: по её мнению, подруга была безнадёжна. А Эриэн уже не впервые сетовала на свою зрительную память. Нет, ну в самом деле: она могла, познакомившись с кем-то, проговорить с ним часа два, а потом, придя домой, обнаружить, что не запомнила ни цвета глаз, ни формы носа, ни изгиба линии губ или овала лица этого человека. Или, увидев кого-то, мучилась: «Где же я его (её) раньше видела?». Но зато она прекрасно помнила выражение глаз, интонации голоса, жестикуляцию, походку, мимику… И это порой спасало её от последствий «зрительного склероза», как она сама это называла. А порой и не спасало. Как-то раз Эриэн столкнулась на улице с директором ВИГа и отчитала его за неловкость и неаккуратность, приняв за обычного уличного зеваку. Директор извинялся и оправдывался, а Эриэн, придя домой, пришла одновременно и в ужас, так как вспомнила, наконец, где она видела этого человека.
День близился к полудню. Ветерок улёгся вздремнуть в колыбели густых ветвистых ракит. Солнце стало припекать, и Вероника раздвинула над коляской термокупол. Пахло цветущей медуницей и свежими булочками из пекарни.
— Да нет, ты не думай, — произнесла Вероника после некоторого молчания. – Я считаю, ты всё правильно сделала. А барьер ещё будет побеждён.
— Я вспомнила! – вдруг сказала Эриэн. – У него лучистый взгляд!
***
— Зачем ты таскаешь с собой столько снаряжения? – спрашивала Вероника у своего мужа Алексея Марьюшкина. Она спрашивала об этом каждый раз, когда Алексея отправляли в ближнюю командировку. В ближнюю – значит, в Сопределье. И каждый раз Алексей терпеливо объяснял ей:
— Веро, не путай меня с Эриэн!
На этом разъяснения заканчивались, поскольку внимание молодого программиста переключалось на домашнего робота Циркубия, очень напоминавшего заводную игрушку-робота, распространённую в Государстве в семидесятых годах позапрошлого столетия. Правда, Циркубий был гораздо большего размера и доходил Алексею до пояса. Молодой программист всегда сам упаковывал своё оборудование и необходимые принадлежности, боясь, что Вероника перепутает какой-нибудь ультраспектрограф с новомодным дезодорантом и оставит прибор себе. А потому чемоданы упорно не желали закрываться. В это время из детской раздался негодующий вопль проголодавшегося Вика, и Веро стремглав кинулась к сыну. Вернувшись в зал, она застала удручающую картину. Алексей запутался в неизвестно откуда взявшейся москитной сетке и изрыгал проклятия в адрес Циркубия. Он считал, что Циркубий должен поспешить к хозяину на помощь, согласно одному из важнейших законов робототехники. Робот, между тем, увлечённо топтался на последнем чемодане, поскольку рассудил, что москитная сетка в данном случае не такая уж серьёзная опасность для человека. Во всяком случае, не серьёзнее, чем опоздать на работу из-за неупакованного багажа. Вероника подбежала к роботу и защёлкнула на чемодане последний замок, а потом они вдвоём кинулись вызволять почти озверевшего Алексея. Зазвонил видеофон.
— Это директор! Что я вам говорил! – гневно воскликнул Алексей, хотя ничего особенного перед этим он не говорил.
— Успокойся, милый, — сказала Вероника. – Я отвечу.
— Я! – громко заявил с порога детской Вик. Оказывается, он выбрался из комнатки и стоял, держась за косяк. Циркубий осторожно подхватил малыша и передал на руки матери. Вероника подошла к видеофону, и Вик торжественно нажал кнопку ответа. Звонила Эриэн.
— Привет, — сказала она, увидев Веро с малышом. – А где Алексей? Уже уехал?
— Да нет, — ответила Вероника, отдуваясь. – Сейчас выходит. Ты не представляешь, опять эта драма с чемоданами! Что вы там такое берёте в эти командировки?
— Я почти ничего не беру, — улыбнулась Эриэн. – А у Алёши, насколько я понимаю, переносная мини-лаборатория для перехода в Сопределье в разобранном виде. С ней всегда морока.
— Да всё в порядке! – бравурно заявил возникший на экране и порядком растрёпанный молодой программист. – Я уже вызываю такси: чемоданы готовы, я тоже.
— Оставь свои чемоданы, — серьёзно сказала Эриэн. – И давай в ВИГ срочно. В центральную.
— Да ты что?! У меня срочная командировка по приказу директора! Я опаздываю!
— Директор только что отозвал всех на внеплановое совещание.
— Опять сигнал? Или по МИПОТу?
— Сигнал, но другого рода. В командировку свою ты, без сомнения, поедешь, но оборудование больше не понадобится.
— Чего-чего? – Алексей даже вцепился в монитор.
— Всё, ждём тебя в ВИГе! – и Эриэн отключилась.
— Что случилось? – спросила Вероника.
— Чемоданы зря паковали, вот что, — мрачно ответил Циркубий. Алексей пожал плечами, махнул рукой и выбежал из дома.
— Сколько переходов было сегодня? – спросил Николай Карцев у дежурного. Тот пожал плечами:
— Ни одного.
— То есть как – ни одного? Что ты мне голову морочишь?!
Дежурный уныло постучал карандашом по столу и зевнул. Николай, предварительно оглянувшись, молча взял дежурного за грудки поднял со стула. Внушительно посмотрел в глаза. Это не возымело никакого эффекта. Дежурный явно грустил. Николай отпустил его, почесал в затылке и повторил:
— Что случилось? Ты не молчи, ты мне в глаза смотри – и отвечай! Оборудование из строя вышло?!
— Да не, — шевельнулся слегка помятый дежурный. – Праздник намечается. Грани Сопределья смыкаются в одно пространство.
— Да… да как же… Да что ж ты молчал?!! – заорал Карцев и снова схватил беднягу за воротник. – Это что, правда?! Нет, ты скажи – правда?!! Ну?!!
— Ну, — безо всякого энтузиазма подтвердил дежурный.
— Дурень, — заявил Николай. – Что ж ты, как муха вяленая?! Ты что, не рад? Чего киснешь-то?!
— Тёща у меня там, — прошептал дежурный.
— Где – там?
— В Сопределье, в Мелконе. Раньше ведь для перехода специальные условия нужны были, да и пускали не всегда. А теперь… Говорит – перееду к вам поближе, навещать буду… часто… — совсем увял дежурный.
— Так что ж, плохо это?!
— Кому как…
— Эх, ты! Радоваться надо, понимаешь? Ну ладно, я тороплюсь теперь. После поговорим! – и Карцев, хлопнув дежурного по плечу, отчего тот едва удержался на ногах, устремился вверх по лестнице – он принципиально не признавал лифты. Дежурный проводил взглядом удаляющуюся мускулистую фигуру и запоздало вспомнил, что не спросил пропуск.
***
Звёзд в небе было рассыпано очень много. Маленьких серебристых звёзд. Они придавали тёмному небосклону необычайно родной и уютный вид. Звёзды не были безмолвны, они разговаривали, звучали, пели… Они говорили – говорили между собой и со всем остальным миром. Звёзды рассказывали о тайнах бесконечности, о неведомых странах, о вечной любви и красоте… звёзды манили в незнакомые дали и в то же время одним видом, одним красноречивым безмолвием своим доказывали, что нет миров и времён лучше и ближе тех, в которых живёшь.
И лучше, чем кто-либо и когда-либо, поняли это теперь жители нескольких миров, чьи пространства теперь слились в одно и составили единый участок на карте Мироздания. Учёные и сейчас не обрели единства и согласия в своих мнениях о детерминантном генезисе этого явления, и я не буду утомлять вас научными рассуждениями о причинах и природе случившегося.
Но факт оставался фактом, и в честь этого грандиозного события был устроен не менее впечатляющий праздник. На огромных территориях встречались люди, которых жизнь разбросала по разным граням и которые раньше были вынуждены месяцами ждать очереди на право перехода, чтобы только увидеться. Знакомились друг с другом те, кто хотел обрести новых друзей, встретить наконец свою половинку, но не мог найти родственную душу в своём мире. Загорались планами неутомимые пилигримы, предвкушали обмен опытом учёные и каскад новых впечатлений – поэты, художники и прочие артисты. Конечно, правительствам теперь предстояло немало поломать голову над вопросами интеграции в сферах политики, экономики, транспорта и прочих важных отраслей хозяйственной жизни бывших сопредельных граней. Но это потом, потом… А сейчас были радость, ликование, праздник! На всех улицах всех городов люди вели себя, как давно знакомые. Развернулись многоцветьем праздничные мероприятия, вспыхнули фейерверки, световые, лазерные и огненные концерты, зашумели карнавалы, ярмарки, весёлые конкурсы и спортивные соревнования, запестрели концертные площадки и выставки цветочных и ледяных городков… словом, для любителей тишины и покоя настало некое подобие адского кошмара. Но и они присоединялись к остальным – из любопытства.
Город под названием Город тоже не остался в стороне от общей феерии; его как никогда вымыли, привели в порядок, украсили и оборудовали несколькими новыми подъездными путями, подводными и аэростоянками. К тому же пришлось в спешном порядке построить новые гостиницы, а в загородной зоне разбить дополнительные парки.
Больше всех суетился, конечно, директор ВИГа: он считал феномен слияния почему-то непризнанной заслугой Института, хотя вклад сотрудников ограничивался всего лишь установлением самого факта объединения граней. Последнее было мнением Эриэн, о чём она и сказала на совещании. Что и говорить, секретные разработки по МИПОТу временно признавались законсервированными, так как, по особому распоряжению директора, все сотрудники учреждения отправлялись в отпуск по случаю мирового празднества («Но автоматика будет дежурить», — заверил особо разволновавшихся Алексей Марьюшкин).
Парк Придорожный назывался так потому, что когда-то он окружал единственную магистраль, ведущую из Города в Столицу. Понятно, что это было крайне неудобно для парка и его посетителей. С годами из Города пролегли новые пути сообщения – воздушные, подземные, водные, подводные… ну, и наземные остались, только в других местах. Магистраль не размонтировали: сначала её использовали как дорогу для катания малышни на лошадях и для всяких соревнований, а потом полотно стало всё более зарастать и скоро превратилось чуть ли не в лесную аллею. Сам же парк отличался неоднородностью и контрастностью: ухоженные лужайки, декоративные цветники, фонтаны с подсветкой, движущиеся тротуары, портативные скамеечки, эстрадные площадки перемежались с довольно-таки дикими и заповедными участками, где шумели небольшие водопады, нежились в тростниковых зарослях озёра, звенели ручьи в лесной чаще и росли самые обыкновенные лесные и полевые цветы – медуница, иван-чай, кашка, львиный зев, одуванчики, колокольчики, цикорий и прочий милый цветочный народ.
На третий день праздничных торжеств Эриэн порядком утомилась от бесконечного радостного гула, музыки, шумных гуляний, концертов и карнавалов и сбежала в парк. Она, конечно, тоже радовалась, но больше за других, потому что для неё самой ничего особенного не произошло: границы между сопредельными пространствами и раньше ничего для неё не значили. И без всякого оборудования. Но сейчас от шумного ликования, видно, нигде не было спасенья: в Придорожном парке развернулось какое-то очередное шоу. Уже настала пора весенних сумерек, то есть довольно поздний вечер, и парк сиял огнями и вспыхивал салютами. На центральной эстраде собирало вокруг толпы народу цирковое шоу – оттуда доносились звуки марша и плеск аплодирующих ладоней. Мимо проезжали разного рода всадники: в этом году верховая езда стала повальным увлечением.
Эриэн пошла в левый сектор парка, но углубляться в природную зону не стала: сейчас там наверняка воркуют влюблённые. Ей улыбались, махали руками, здоровались. Она благожелательно отвечала на приветствия, но не могла избавиться от внутреннего беспокойства. Казалось, надо что-то делать, а делать было нечего. Отдыхать она уже устала. Надо было придумать себе какое-то занятие, но что придумаешь, когда у всего окружающего мира сплошной выходной?
В редком березняке вокруг небольшого костра собралась компания, человек шесть-семь, все мужчины, но разного возраста. Самый старший пел под гитару, остальные подпевали или слушали. Эриэн подошла и тоже прислушалась. Песня была хорошая – незнакомая, умная, мелодичная, зовущая куда-то. Молодой парень, года на три помладше Эриэн, писал что-то в блокноте, скорее всего, стихи. Высокий худощавый брюнет следил за костром. Когда он закончил необходимые манипуляции у огня и сел на своё место, Эриэн увидела и мальчика-подростка, то ли братишку чьего-то, то ли племянника. В руках у мальчишки были большой лист белого картона и уголёк, которым он деловито по этому картону штриховал. Поющий умолк и прижал струны. Сидящий справа от него темноволосый юноша в очках сказал:
— Хорошо! Красиво и сильно.
— Как думаете, ребята, это то самое? Время пришло, и час настал? – спросил кто-то.
— Это от нас зависит. Мы в пути – это замечательно, — ответил поэт. – Мы можем сделать мир светлее – это ещё лучше. Мы делаем – это главное.
— По закону сохранения энергии, — проговорил старший, — если мы делаем мир светлей, значит, кто-то делает его темней. Не напрасны ли усилия?
— Нет! – вскинулся сидящий слева от него юноша. Его лицо было в тени, к тому же сидел он к Эриэн боком, и она не могла как следует его разглядеть. – Зло обязательно должно быть побеждено!
— Полностью поддерживаю, — согласился поэт. Старший одобрительно покивал, поглаживая гитару. Эриэн вдруг захотелось познакомиться с этими вольными романтиками. Она шагнула к костру.
— Здравствуйте! – сказала она. – Я слышала вашу песню. Мне очень понравилось.
— Здравствуйте, здравствуйте! – приветливо сказал худой брюнет. – Милости просим к огоньку!
— Да, пожалуйте-с, — присоединился поэт.
— Спасибо, — Эриэн улыбнулась. И тут залился трелью в сумке портативный видеофончик, хотя Эриэн была уверена, что выключила его.
— Извините… — она сделала несколько шагов в сторону. Звонил Николай… нет, он не звонил, он трезвонил!
— Эриэн, ты где?!! – заорал он так, что маленькая голограммка его но ладони у девушки пошла помехами.
— Что случилось? Ты соображаешь вообще…
— Ты в парке? Скорее к нам, я вышлю за тобой лошадей! Ты не имеешь права не придти, слышишь?
— Объяснись, Николя! В любом случае, я имею право на досуг. И если твоя жизнь вне опасности…
— Считай, что в опасности! Мы ждём, лошади уже…
— Да ну тебя с твоими лошадями! – в сердцах воскликнула Эриэн. — Я такси возьму!
— А лошади – более романтичный вариант, — заметил поэт от костра. – Извините, что вмешиваюсь…
— Это вы извините, — смущённо произнесла Эриэн. – Трезвонит, как на пожаре. Я пойду…
— Приходите, — сказал юноша, сидевший в тени.
Эриэн побежала к стоянке. На пути увидела небольшую лёгкую фигурку, явно направлявшуюся к костру. Эриэн мельком всмотрелась, и поняла, что то была девочка лет одиннадцати-двенадцати, изящная, хрупкая, с короткой тёмно-русой стрижкой, невероятно подходившей к нежному и прекрасному лицу. Сначала Эриэн решила, что девочка родственница или знакомая кого-то из компании романтиков, но интуиция опытного межпространственника подсказала: нет, здесь что-то не то. Девочка была из иного мира. Но шла она уверенно и спокойно, словно всю жизнь только и жила в Городе и частенько бывала в Придорожном парке. Эриэн показалось, что черты лица девочки чем-то напоминают ей Кира… но, во-первых, в полутьме легко ошибиться, а во-вторых, она поклялась себе больше никогда о Кире не думать. К тому же надо спешить к Николаю, которому опять невесть что взбрело в голову. И Эриэн вновь устремилась к такси.
Когда через пять минут она оказалась в правом секторе, неподалёку от скалистой бухточки, то, взглянув на дисплей видеофона, поняла, что сигнал Николая идёт почему-то из зарослей кустарника. Эриэн кинулась туда, раздвигая ветви на пути, но услышала:
— Чш! Не ломись так!
— Что?! Ещё и не ломись?! Говори немедленно, что у тебя произошло! Ты заболел или травмирован?
Николай сидел на корточках у большого камня и что-то разглядывал. В руке у него был фонарик. Рядом с ним темнела ещё чья-то фигурка. Эриэн подошла ближе и узнала Томазу Ино.
— Привет, — сказала она Томазе. Та улыбнулась в ответ и показала на то, что рассматривал Николай.
— Ты сказал, — прошептала Эриэн, — что твоя жизнь в опасности…
— Я бы не пережил, если бы ты этого не увидела, — проговорил Карцев тоном человека, отыскавшего древний клад. Он посветил фонариком. Эриэн присела и увидела в луче света возле камня небольшой папоротник. Прямо из гущи разлапистых листьев поднимался тонкий стебелёк, на верхушке которого покачивался нежный золотисто-фиолетовый цветок. Он был похож и на маленькую корону, и на перевёрнутый колокольчик. Снаружи соцветие было тёмно-лиловым? бархатистым, а с внутренней стороны каждый лепесток украшался будто бы язычком золотистого пламени на светло-фиолетовом фоне. Каждая из пяти зеленоватых тычинок оканчивалась изумрудным пыльником такого же оттенка, как и грациозные тонкие чашелистики.
— Что это? – машинально-риторически спросила Эриэн.
— А я что говорил! – тихо, но торжествующе ответил Николай.
— Раньше считалось, что папоротник цветёт в ночь на Ивана Купалу, — сказала Томаза. – Сейчас ещё рано.
— Мутация какая-то, — предположила Эриэн. – Или специально ради праздника приживили папоротнику соцветия какого-то другого вида. Так иногда делают.
— Вечно ты всё испортишь! – прошипел Николай, вертя в одной руке фонарик, в другой – камеру. – Это самый настоящий цветок папоротника! Можно искать сокровища и загадывать желания.
— Ну-ну, — проговорила Эриэн, поднимаясь. – Сообщи потом о результатах. Хотя, подожди, я сейчас сделаю оптосканирование, а потом проанализирую в лаборатории…
— А вот этого, девушка, мы вам не позволим! – запротестовал Николай, отталкивая Эриэн от цветка.
— Да ладно тебе!
— Нет уж! Идите себе, куда шли, холодная, прагматичная, чёрствая душа! Вам не понять! – с этими словами Николай окончательно оттеснил Эриэн от камня и выпроводил на заросшую магистраль. А сам вернулся к папоротнику.
Эриэн сунула руки в карманы и пошла вперёд. Темноты не было: уже взошла луна, высыпали звёзды, да и разных фонарей – больших и маленьких, старинных и современных, неподвижных и летающих – было достаточно. Уходящая вдаль дорога, поросшая серебрящейся в лунном свете травой, приобрела загадочный и магнетический вид. Эриэн вспомнила, что в детстве любая незнакомая дорога казалась ей необычной, способной привести в волшебную страну, где происходят необычайные чудеса и удивительные приключения. Но уйти ту да не получалось: взрослые не пускали. А если рядом шёл кто-то из взрослых, то всё было бесполезно: Эриэн верила, что страна эта открывается только детям, да и то не всегда. Вдруг она резко остановилась. Стоп! Детство! Неужели она вспомнила что-то из детства? Сама?!
Эриэн Райт помнила себя не с того возраста, когда дети обычно овладевают фразовой речью, а лет с пятнадцати. Официальная наука объясняла это тем, что после Перехода человек забывает своё прошлое, чтобы оно не тяготило его. Но в действительности никто не знал, отчего одни люди помнили всё, как и раньше, другие вспоминали прошлое обрывочно или туманно, а третьи ничего не помнили. Эриэн и сама первое время жизни на S-грани отсчитывала свою биографию с восемнадцати лет – именно столько было ей, когда она очнулась в пустынной местности с неподвижным воздухом, где встретила Клиона. После того, как ей исполнился двадцать один год, индивидуальное биологическое время для неё остановилось, и она восприняла это как должное. Да и некогда было задумываться над такими пустяками: появился ВИГ, любимая работа, друзья, освоение доступных участков Мироздания, миротворческие миссии, научные командировки… Потом она нашла родных, потом… Потом в жизни начались крайне нежелательные и даже печальные события: уход в Запределье Лэйна Крауна, явление Кристофера. Последнее, правда, помогло нечаянно вспомнить события, происходившие в Затерянной Долине, а значит, восстановить в памяти ещё два с половиной года из прошлой жизни. Плюс туманные обрывки отрочества, но здесь в основном были туманные картины старинного городка, полного солнца и зелени, где она жила. А вот детство… Порой Эриэн спрашивала себя: ну неужели в столь нежном возрасте с ней могли случиться такие мрачные события, что она никак не могла это вспомнить? Не верилось.
Подул свежий ночной ветер. Эриэн вдохнула полную грудь чистой ароматной прохлады. Хорошо. Вот бы встретить на этой таинственной дороге в полной света ночи кого-нибудь, кто помог бы. Но Клион попрощался навсегда, а больше…
— Здравствуйте! – услышала Эриэн за спиной незнакомый голос. Хотя, погодите, почему незнакомый? Очень даже…
И она обернулась, скользнув взглядом по куску неба, луне и ночным деревьям.
Конец первой части.
Читать продолжение здесь.
