Незаконченная история
Опубликовал: Pinhead | рубрики: Новости, Проза, Творчество |
Это случилось в марте.
Не самый лучший месяц…
Он обнажает то, что зима милосердно скрывала от глаз своими белоснежными покровами. То, что должно было погибнуть и погибло в прошлом году. То, что спокойно разлагалось под снежным одеялом, теперь безжалостно откинутом мартовской дланью. В этот довольно короткий промежуток времени, когда сквозь перегнивающие останки, проступившие в свежих проталинах, еще не начала пробиваться поросль новой жизни, и случилась эта бессмысленная история.
В Москве http://webbanki.ru/zaim-onlain было два градуса тепла. Алиса не замечала почерневших, оседающих сугробов, громоздящихся по обеим сторонам от розовой пешеходной дорожки, проложенной через пустой двор, с трех сторон окруженный старинными зданиями центра столицы. Она уже устала их замечать среди переменчивой погоды февраля, когда температурный столбик без устали скакал весь месяц вверх-вниз. Дома вокруг были подстать установившейся погоде – приземистые, вросшие в землю старыми подвалами, выкрашенные противной желтоватой краской, которая не тускнела от времени, и не портилась от влажной погоды, отчего выглядела, как веселый грим на умирающем лице. Не то чтобы Алиса не привыкла к такому зрелищу. Всю свою пока еще короткую жизнь она провела среди похожих домов, наполнявших центр, как зерна – початок кукурузы. Бывали месяцы, когда она любила их. Как хороших, но пожилых друзей. Ворчливых, глуховатых, смотревших с неодобрением на ее несерьезную жизнь, но привычных и родных свидетелей ее стремительно утекавшего детства. Однако это были другие месяцы. Не март.
Званский направил ее сюда, и хотя она знала центр, как свои пять пальцев, этот райончик удивил ее обилием сохранившейся старинной архитектуры. Почему-то до этого она была уверена, что живет с родителями в средоточии старины, но это место как будто заставляло при богатом воображении перемещаться во времени свободно куда-нибудь лет на сто пятьдесят-двести назад.
Шагая по тротуару, Алисе вдруг показалось, что она спускается вниз, как будто подъезд располагался в глубокой воронке. Она даже на мгновение замедлила шаг, по-тому что ноги сами собой стали напрягаться, удерживая ее от воображаемого падения вперед. Впрочем, наваждение прошло так же быстро, как и появилось. Пружинистая дорожка кончалась у трех серых каменных ступенек с синтетическим ковриком веселой цветастой раскраски, смотревшимся в этой обстановке еще страннее, чем сам современный тротуар. Она поднялась на верхнюю ступеньку и нерешительно остановилась у высокой, массивной двери с латунной ручкой с деревянными накладками. Она вдруг живо вообразила, что за дверью ее ждет тусклый мрачный подъезд, с облупившимися стенами, пахнущий сыростью и запустением. Она усмехнулась, покачала головой и потянула дверь на себя.
Конечно, там не было никакой мрачности и сырости. А было продолжение цветастой дорожки на каменном полу и просторный, хорошо освещенный коридор, заканчивающийся высокой лестницей с литыми перилами. На миг Алиса даже испытала что-то похожее на разочарование. Она рассудительно фыркнула. Что за глупости порой лезут в голову! С некоторых пор она начала называть это «изгнать из себя Пашку». Не иначе на нее так подействовала обстановка старого района. И еще этот март…
Ей нужно было на второй этаж. Она мигом преодолела два пролета широкой лестницы, и оказалось на полукруге лестничной площадки с тремя дверями квартир и большой кадкой, стоявшей в глубине, из которой вверх к специальной лампе тянулось комнатное растение с широкими удлиненными листьями. Лестница поднималась выше на третий этаж, отчего-то не освещенный, дальний конец ее был погружен в темноту. В подъезде царила полная тишина, как будто стены дома начисто отрезали городской шум. Скрип подошв по каменному полу раздавался, как громкий визг.
Алиса огляделась. Никаких номеров на дверях не было. Были, по виду такие же старинные, как сам дом, медные таблички с именами. Хотя, конечно, Алиса понимала, что они никак не могут быть такого же возраста, но впечатление было полным.
«Смыслов И.В. инженер.» — прочитала Алиса на первой табличке, и это было не то, что нужно. Табличка у второй двери оказалась подходящей. «Доктор Шостак В.И.» – гласила выгравированная надпись шрифтом с красивыми завитушками. Рядом в медной оправе таращился глазок дверной автоматики. Алиса поднесла к нему ладонь. В глубине приветственно загорелся зеленый огонек. Она закрыла его полностью, ожидая услышать изнутри глухой звук звонка. Но ничего не произошло. В такой тишине звонок просто невозможно было бы не услышать. Она попробовала еще раз. Без всякого результата. Это уже стало немного нервировать. «Отлучился», — пришла в голову простая мысль. Званский, однако, сказал, что ее будут ждать. Что теперь ей делать? Караулить у порога, или ехать домой? Выходит, она потеряет полдня сегодня, и еще столько же — завтра. Она помахала ладонью перед глазком. «Эге-гей!» А вдруг поможет. Не помогло, естественно. Стоять тут больше не было никакого резона. Алиса развернулась и стала медленно спускаться вниз. В этот момент сверху из кромешной темноты третьего этажа раздался звук.
Алиса замерла, как вкопанная. Ее пронзил с головы до ног внезапный ужас, до то-го неожиданно прозвучал этот шорох среди тишины подъезда, к которой слух уже привык настолько, что улавливал самые легкие звуки, и оттого сейчас поднял мгновенную панику, подняв на дыбы все чувства, заставив Алису остановиться на полшаге с ногой, зависшей над ступенькой. Несколько секунд она не могла пошевелиться, вся превратившись в слух, одновременно со страхом и надеждой внимая тишине. Пока шорох не повторился. На этот раз это уже не было неожиданностью, и Алиса потихоньку пришла в себя. Разумеется, страх был глупейшим. Что там такого ужасного могло быть на третьем этаже подъезда в доме, расположенном в центре Москвы? Она решила про-гнать остатки страха так, как делала это всегда. Пойдя страху навстречу. Она подняла голову и сказала с некоторой осторожностью:
— Эй, кто там?
Ответа не последовало.
Это заставило ее слегка разозлиться. Она повторила, уже погромче.
— Эй, там наверху, что за шутки? Выходите уже.
В этот момент ей пришло в голову, что там может быть какое-нибудь животное, кошка, например, а она, как дурочка стоит здесь и пытается с ней разговаривать.
«Нужно просто подняться и посмотреть», — решила она. Но отчего-то не спешила подниматься, потому что одновременно с этим у нее появилась мысль, а может ей вообще просто спуститься вниз и уйти? Возможно, именно это и было самым разумным поступком. Но она и не ушла.
Через несколько секунд сверху послышались шаги. Кто-то спускался вниз. Желание немедленно уйти вдруг стало таким сильным, что она едва не сбежала. Но любопытство и гордость победили. Она терпеливо ждала, закусив губу и схватившись рукой за перила. Из темноты пролета сперва показались высокие, похожие на сапоги ботинки, в которые были заправлены свободные брюки зеленовато-бурового цвета. Потом на свет выступил и сам их владелец. Довольно высокий, худощавый незнакомец средних лет со светлыми, почти белыми волосами. Его узкое лицо располагало к себе спокойной уверенностью, большие глаза светились несомненным умом, а губы, сразу видно, постоянно трогала ироническая усмешка, отчего в уголках проступили отчетливые морщинки.
«Иностранец!» — почему-то уверенно предположила Алиса.
— Здравствуй, — произнес он, — как тебя зовут?
— Алиса, — ответила она недоверчивым тоном, — а зачем, скажите на милость, вы таились в темноте там наверху?
— Я тебя напугал? Ради бога извини, я совсем этого не хотел.
— Ничуть вы меня не напугали. Вот еще! Просто странно, когда кто-то вот так стоит в полной тишине.
— Меня зовут Рихтер. Я приехал, чтобы встретиться с доктором Шостаком.
— Ну, надо же, какое совпадение! Представьте себе, я тоже к нему. Но вы так и не ответили на мой вопрос.
— Доктора не было дома. Во всяком случае, он не отвечает. Я пробовал обращаться к соседям, — он махнул рукой в сторону других квартир, — но, похоже, там тоже никого. Я поднялся наверх. Но наверху вообще пусто, кроме давным-давно запертых дверей. В этот момент я услышал шаги на лестнице и подумал… Подумал, что будет странно, если увидят, как я спускаюсь с пустующего этажа. Тогда я решил просто подождать там, пока пришедший не зайдет в квартиру, и тогда уж спокойно спущусь.
«Взрослый, а ведет себя, как маленький, — подумала Алиса, — ну ладно хоть выдумывать ничего не стал».
— Что ж, похоже, нам обоим не повезло. Придется придти завтра.
— Хм, видишь ли, дело в том, что я был у доктора на работе, и там мне сказали, что он уже неделю как не появляется. Утверждает, что неважно себя чувствует. А дома его тоже нет. Всё это несколько странно.
— Может быть, он просто отлучился. Хотя… мне сказали, что он будет меня ждать.
— Вот видишь. Думаю, стоит зайти еще вечером.
— К сожалению, сегодня у меня нет времени. На биостанции полным-полно дел.
— А у меня его как раз больше чем достаточно. Я прилетел в Москву исключительно только, чтобы увидеть доктора. Нет никакого смысла возвращаться в Сиэтл, пока я его не встречу.
— Вы знакомы?
— Только по переписке. У доктора Шостака есть одна теоретическая работа, которая меня заинтересовала. Я хотел обсудить с ним лично некоторые детали. А тебя что привело к нему? Как я понимаю, ты еще школьница?
— Вы правильно понимаете. Мне посоветовал обратиться к нему один… знакомый. Но, похоже, я зря потеряла время. Уже… уже, — она посмотрела на часы, — половина четвертого?! Ничего себе, как сегодня время летит!
— Почему бы мне не оказать тебе услугу? Я, так или иначе, постараюсь до вечера поймать нашего доктора. Если ты так занята, я могу позвонить тебе и сообщить результат, чтобы ты больше не тратила время зазря.
Алиса взглянула на американца и почесала кончик носа.
— Будет здорово, если вы это сделаете.
В марте вечер наступает особенно медленно. Он как будто растягивается на всю вторую половину дня, прибавляя темноты по малой толике, и в зависимости от того, насколько густы серые облака, попеременно становится то темнее, то светлее. Стоит включить свет, как тут же понимаешь, что еще в общем-то светло, а буквально через несколько минут уже снова сгущаются тени, и так тянутся тягучие часы, пока, наконец, небо не тускнеет совершенно, и город погружается в обычную вечернюю суету.
Рихтер позвонил вечером, как и обещал. По его лицу Алиса сразу определила, что он слегка озадачен.
— Ну как, вы застали доктора?
— Нет, его нет, и он не отвечает. К сожалению.
— Может, он вообще уехал?
— Нет. Видишь ли, дело в том, что я написал ему письмо. Чтобы сообщить, что его пытаются найти. И он на него ответил.
— Когда?
— Полчаса назад.
— Так он только что вернулся?
— Нет, он уверяет, что ждет меня.
— Ничего не понимаю. Ждет когда?
— Он не уточнил. Просто написал, что ждет.
— И что вы? Отправитесь к нему сейчас?
— Сейчас уже поздновато. В Москве разве приняты визиты после десяти вечера?
— Ну, смотря кого к кому. Наверное, вы правы, что сейчас уже поздновато.
— Я собираюсь к нему завтра утром. Ты придешь?
— Нет. Мне же в школу с утра! После обеда, наверное. Вы уж скажите, пожалуйста, Виктору Иосифовичу, чтобы он никуда не уходил.
— Хорошо, Алиса, обязательно. Надеюсь, завтра нам повезет больше.
Рихтер улыбнулся и помахал рукой на прощание. Алиса отключилась.
Несколько минут она ходила туда-сюда по коридору, приглаживая волосы автоматическим движением. Потом набрала Званского.
Похоже, тот уже собирался спать. Во всяком случае, выражение лица у него было сонное.
— Что еще? – пробормотал он, печально глядя в экран. – А, это ты.
— Я. И хочу тебе сказать, что твой приятель — доктор Шостак, не слишком-то обязательный человек.
— Он не мой приятель, Алиса. Он отец моего друга. Надо различать такие вещи.
— Ах!… Я должна еще различать! Из-за тебя я потеряла кучу времени. И, судя по всему, еще потеряю.
— Подумаешь – время! – Званский зевнул и пожал плечами, — времени у нас еще на-валом.
— Осталось всего два дня до сочинения! А я тут бегаю бесцельно по странным адресам.
— Целых два дня, Алиса, целых! И почему бесцельно, я так и не понял.
— Потому что твоего доктора не было дома. Я проездила зря.
— Я не понимаю, тебе от школы лететь пять минут. Как ты могла полдня потерять?
— Не знаю. Пока туда, пока сюда. Пока соображала… В общем, не важно это. Главное, что его дома не было.
— Это странно. Влад сказал…
— Влад?
— Ну, Влад! Это его сын. Мой друг. Так вот он сказал, что отец дома работал последние дни. И никуда не отлучался.
— Твоего Влада тоже не было. Никого не было.
— Хм. Еще страннее. Влад к докладу готовится. Он точно дома должен быть.
— Ну, позвони ему, что ли.
— Да поздно уже, — Званский сладко потянулся и снова зевнул, — может завтра?
— Лёва, — сказала Алиса угрожающим тоном, — не буди во мне зверя.
— Ладно, ладно. Хорошо. Сейчас наберу.
Некоторое время Алиса слышала только его сопение, когда он переключился на другой канал, потом Званский снова возник на экране, на этот раз с гораздо более озадаченным выражением лица.
— Не отвечает, — он пожал плечами, — странно.
— Он в школе-то был вчера?
— Нет, взял пару дней на подготовку к докладу. Он же весь такой серьезный. Воображает себя настоящим физиком.
— Лёва, — наставительно сказала Алиса, — если ты лентяй, это еще не значит, что и другие должны на тебя равняться. А о чем доклад?
— Понятия не имею. Ты же знаешь, я – по части общественных наук, – он развел руками.
Алиса улыбнулась несколько снисходительно. Она не воспринимала гуманитарные дисциплины всерьез, считала, что науками они назывались исключительно по недоразумению. Званский был единственным гуманитарием из ее знакомых, и, к сожалению, единственным человеком, который мог ей помочь с предстоящим сочинением. Провести анализ литературного произведения даже самого, на взгляд Алисы, скучнейшего, для него было раз плюнуть. Поэтому она согласилась, в свою очередь, оказать ему помощь и поговорить с доктором Шостаком под видом исследователя, которому нужен на пару часиков доступ к Базовому компьютеру Академии Наук. Если подключиться к нему во время контрольной, не составляет никакого труда решить любую задачку. Все задачки любых контрольных заложены там изначально.
«Ну, ты же знаешь, Алиса, — вкрадчиво уговаривал ее Званский, — тебе не откажут, тебя не заподозрят, даже будут рады помочь».
Разумеется, сначала она с возмущением отказалась, как честная и порядочная девочка. Но потом, когда она увидела темы будущего сочинения… Иногда приходится идти на сделки с собственной совестью. Да и потом — ну зачем гуманитарию физика?!
— Ну и что теперь? – спросила Алиса.
— Не представляю. Не знаю, что и думать. Влад в последнюю неделю только и твердил, что ему ни на что не хватает времени. Что всё время отнимает доклад. А тут еще контрольная. И вот оказывается, что его даже нет дома, — Званский снова развел руками, — может они с отцом уехали куда?
— Мне один человек сказал, что его отец уже неделю не ходит на работу, между прочим.
— Какой человек?
— Да так, встретилась… Он тоже доктора искал.
— Алиса, ну попробуй еще завтра к нему заглянуть, а? В последний раз.
— Ладно уж, так и быть. Только учти, сочинение всё равно за тобой.
— Хорошо, — тяжело вздохнул Званский, — без проблем. Эх, чувствую, плакала моя «пятерка» по физике!
Есть ли возможность точно сформулировать то, как нам удается почувствовать приход марта в наши уставшие от зимы города? Казалось бы, снаружи не происходит никаких изменений. Всё так же заметают улицы короткие, но обильные снегопады. Так же быстро этот снег образует грязную кашу, уступая скорой оттепели. Так же дуют пронизывающие ветра, вынуждающие одеваться сверх меры, чтобы потом покрываться потом в общественном транспорте и подъездах. Дни похожи один на другой унылой серостью неба и непрерывными сменами слякоти и гололеда. Кажется, так будет всегда. Но потом что-то меняется, хотя всякий затруднился бы определить внешнюю разницу. И вот, несмотря на отсутствие видимых изменений, нам уже не нужно смотреть на календарь. Март уже здесь, он вступил в свои права стремительно и бесповоротно. Вроде бы всё так же, но от ощущения обреченности не осталось и следа. Словно внутри щелкают переключателем, и те же самые явления воспринимаются совсем по-иному, без прежнего усталого равнодушия. Появляется какой-то лихорадочный блеск в глазах, ожидание лучшего, нового, странная, почти болезненная жажда жизни. Как будто не-что непонятное носится в воздухе, попадая вместе с ним в наши легкие, позволяя употреблять март вовнутрь большими порциями, потому что глотки вдыхаемого воздуха в марте обычно особенно глубоки.
На следующий день снова подморозило. Алиса сошла с тротуара и с удовольствием прокатилась по раскатанным мальчишками полоскам льда. Возможно, в последний раз в этом сезоне. Занятия в школе сегодня показались отчего-то особенно длинными, так что Алиса испытывала некоторое расслабленное облегчение. Воздух слегка пьянил. Ожидание весны наполнило город до краев. Она присела во флип, некоторое время понаблюдала, болтая ножкой, как стая воробьев сражается за россыпь крошек на школьном дворе, рассыпанных первоклашками на уроке природоведения. Потом, изогнувшись змеей, втянула себя полностью в кресло и просто сидела, бездумно глядя в затянутое низкими тучами небо сквозь прозрачную оболочку. Она никогда не была склонна к созерцанию, но в марте возможно всё. Люди словно забывают сами о себе и о времени.
Алиса включила ручное управление, подняла флип почти вертикально вверх, взмыв над убежавшими вниз контурами зданий, потом убрала тягу, позволив аппарату некоторое время двигаться по инерции, быстро теряя скорость подъема. А когда перво-начальный импульс иссяк, и пузырь с человеком, пройдя верхнюю точку, начал быстро валиться вниз, развернула карту, ткнула пальцем в завершение маршрута и покатилась, как зимой под горку, всё набирая скорость. Описав почти правильную параболу, обогнувшую пересекающиеся транспортные потоки, аппарат затормозил у самой земли, вызвав небольшую перегрузку, и в этот момент надо было плотно сжимать зубы, чтобы не откусить себе пол-языка. Этакую штуку, как устроить себе аттракцион из пассажирского флипа, Алисе показали еще когда она училась во втором классе. Тут главное было рассчитать время, чтобы диспетчерская не успела отреагировать. С математикой у Алисы было всё в порядке. Не успевали никогда.
Двор не изменился. Да и как что-то могло измениться за день? Даже в марте. Алиса пересекла двор почти бегом, уже понимая, что просто пытается поскорее отделаться от этого бессмысленного поручения.
В подъезде царила всё та же тишина. Никого, и всё так же не горит свет на третьем этаже. Она подошла к двери с надписью «Доктор Шостак В.И.», и ее вдруг вновь охватило это странное чувство, как будто она стремительно валится в большую воронку. «Покаталась на флипе», — подумала она и подмигнула зеленому глазку.
Она приложила к нему руку, потом большой палец, показала фигу, помахала руками, скорчила рожу. В общем, вела себя именно так, как ученый, которому необходима пара часиков за Базовым компьютером Академии Наук. В ответ не было ни звонка, ни даже шагов сверху.
«Ну, всё, — решила она, — с меня довольно! Очевидно, Званский знакомых подбирает себе подстать».
Она предприняла попытку скатиться по перилам, но они оказались на редкость неудобными для такой цели. Как она ни пыталась примоститься на них, дальше двух ступенек не ехалось. Пришлось спускаться традиционным способом. Бегом через ступеньку.
Пока она торчала в подъезде, нагнало еще облаков, и стало сумрачно. Весеннее настроение улетучилось. Алиса пошла к флипу медленно, охваченная приступом внезапной задумчивости ни о чем. Когда ее окликнули, она даже не сразу отреагировала. Только после того, как ее назвали по фамилии, она опомнилась и закрутила головой по сторонам. Школа навсегда вбивает судорожную реакцию на собственную фамилию.
На широком диване около подъезда, закинув ногу на ногу, сидел Рихтер. И как это она умудрилась его не заметить раньше?!
— Присаживайся, — пригласил он.
— Спасибо, но мне надо идти.
— Тем не менее. Разве тебе не интересно, застал я доктора или нет?
— Так вы его всё-таки застали?
— Присядь сперва.
— Хорошо, если вы так хотите.
Она присела, сложив руки на коленях, как примерная ученица. Ей уже было неинтересно, что он скажет.
— Я так и не смог застать доктора дома.
— Понятно. В конце концов окажется, что он уехал в Крым поправить расшатавшееся здоровье.
— Нет, Алиса, ни в какой Крым он не уехал. Похоже, с ним что-то случилось. Что-то нехорошее.
— Да что с ним может случиться в Москве? У вас что в Сиэтле часто пропадают доктора наук?
— Не часто, но случается.
— Слушайте… А чем вы вообще занимаетесь… Рихтер?.. Ну, что за странная манера у вас, американцев, называться по фамилии. Как вас зовут?
— Джон. Это так уж важно?
— Джон Рихтер. Хм, просто не очень удобно звать человека по фамилии. Вот вы же называете меня – Алиса, а не…
И тут вдруг до нее дошло.
— Слушайте, а откуда вы узнали мою фамилию?!
— Я навел о тебе справки, Алиса Селезнева.
— Где навели? И кто вы такой на самом деле?
— Ну, хорошо. Сама догадалась, что я не просто так сюда приехал. Вот, держи.
Он подал ей карточку-удостоверение, на которой вращалась объемная фотография лица Рихтера, правда, был он на ней с короткой стрижкой-«ежиком».
— ОКИ? Это еще что такое?!
— Отдел по контролю за изобретениями. При ЮНЕСКО. Никогда не слышала?
— Нет. Какому еще «контролю за изобретениями»?
— Его деятельность не слишком-то афишируется, так что я не удивлен, что ты о нас не слышала.
— Никогда не думала, что кому-то придет в голову контролировать изобретателей. Они что – общественно опасны?
— Я бы сказал, что для сегодняшней ситуации на Земле они наиболее опасны.
— Да кому же? Вы смеетесь надо мной?
— Ничуть, — улыбнулся Рихтер, — вспомни, пожалуйста, Алиса, к чему привели генетические опыты одного твоего друга.
— Вы о Пашке, что ли? Комгусь?
— Ну да, а еще быстрорастущие деревья.
— Как вы узнали? Я еще понимаю – деревья. Об этом тогда все новости твердили. Но комгусь?! О нем же никто, кроме нашей биостанции…
— Алиса, любой научный компьютер подключен в общую сеть, не так ли? Твой друг проводил эксперимент с помощью научной программы на своем компьютере. Понимаешь?
— Подумаешь, это же полная чепуха! Как можно обращать на такое внимание? Неужели ЮНЕСКО есть дело до подобного? Заняться больше нечем, что ли?
— Так мы этим и не занимались. Просто наблюдали. А вот если бы он вывел не одного такого монстра, а десяток? Как думаешь, могли бы быть последствия?
— Ну так не вывел же!
— Ну так потому и не занимались, — снова улыбнулся американец.
— Хорошо, а в Москве вы зачем? Что, доктор Шостак что-то нарушил? Изобрел что-то не то?
— Вот, — Рихтер вытащил из кармана и развернул свернутый в трубку листок литэкрана.
«Анализ лабораторного изучения свойств микросингулярности. Научная работа. В.И.Шостак, доктор физико-математических наук» — прочитала Алиса заглавие.
— Я тебе сказал чистую правду, когда говорил, что приехал за консультацией. Мне нужно было его заключение по похожей проблематике. Видишь ли, у нас в стране есть группа ученых, которые работают над подобными вещами. Мне предложили проконтролировать возможные последствия и, в случае возникновения опасности, изолировать изобретение до будущих времен.
— Изо… что?!! – поперхнулась Алиса. – Да как вы можете что-то изолировать от людей! Может, изобретение перевернет… перевернет…
— Ага, вверх тормашками, так, кажется, у вас говорят.
Алиса вскочила, и гордо выпрямившись, направила обвиняющий указательный палец прямо в лицо Рихтеру.
— Вы и всё ваше ЮНЕСКО – ретрограды и трусы. Науку ограничивать нельзя!
Рихтер с большим трудом подавил очередную улыбку.
— Вот для того, чтобы ничего не ограничивать, я и приехал за консультацией к док-тору Шостаку. Но, похоже, ему самому нужна помощь. Тебе так не кажется?
— Я не собираюсь вам помогать в вашей дурацкой, никому не нужной деятельности!
— А доктору?
— А при чем тут доктор? С ним наверняка всё в порядке.
— Ты действительно так думаешь? Честно?
Она так не думала. Ситуация и вправду была странной.
— А что вы вообще предлагаете?
— Давай поднимемся на второй этаж.
— Зачем, там всё равно никого нет.
— Вот это я и собираюсь проверить.
— Ну хорошо, поднимемся. Только вы всё равно занимаетесь чепухой… Вредной чепухой, — добавила она, когда они уже направились к подъезду.
— И что? – спросила Алиса, скептически глядя на Рихтера, когда они уже были на втором этаже.
— Я попытаюсь открыть дверь.
— Вы собираетесь взломать дверь чужой квартиры? Ничего себе у вас там порядочки! Это настоящий бандитизм!
— Вот потому я тебя и пригласил, чтобы ты была свидетелем того, что я с благими целями собираюсь это сделать. Я бы позвал соседей, но ведь никто из них тоже не отвечает.
— Не проще обратиться в милицию?
— Для этого придется объяснять им слишком много из того, что они не смогут по-нять. Как ты думаешь, что они сделают, когда ничего не поймут?
— Запретят на всякий случай. Они всегда так делают.
— Именно так. А у тебя, Алиса, подходящая репутация для того, чтобы я был уверен в том, что ты не станешь останавливаться перед формальностями, когда на карте безопасность чьей-то жизни.
— Подождите. Вы вчера сказали, что доктор написал вам в письме, что ждет вас.
— Да, только потом я посмотрел на время этого письма. И оно еще раз убедило меня, что нужно действовать. Это письмо было отправлено в ответ на моё предупреждение, что я вылетаю из Сиэтла. То есть оно опоздало на целый день.
— Ерунда какая-то!
— Ерунда только на первый взгляд. А теперь подожди, я постараюсь вскрыть эту чертову автоматику.
Рихтер вынул из-за пазухи что-то похожее на лупу с длинной ручкой, только вместо увеличительного стекла был полупрозрачный экран. Он приложил его к глазку автоматической двери и стал крутить на ручке многочисленные колесики, покрытые делениями. В экране «лупы» побежали длинные столбцы цифр. Так продолжалось минут десять, и Алиса, сперва смотревшая с интересом за этой процедурой, потихоньку за-скучала и стала разглядывать потолок, покрытый старинной лепниной.
Она прошлась туда-сюда по длинной лестничной площадке, прочитала, что в третьей квартире на этаже живет «композитор Казанцев Ю.Н.», погладила гладкие листы комнатного растения, зевнула, поднялась на пару ступенек, заглядывая в темноту наверху, потом вернулась к возящемуся у двери агенту.
Похоже, у того ничего не получалось.
— Не понимаю, — бормотал Рихтер, — это же квартира. Неужели в Москве в квартиры ставят сейфовые двери?
«Ага, — подумала Алиса, с некоторым злорадством, — получили по носу, господин агент!»
— Не выходит, — наконец сдался американец, опустив прибор, — похоже, нужно что-то помощнее моей отмычки.
И в этот момент они оба с замиранием сердца услышали в тишине подъезда, как за дверью доктора Шостака глухо звучит звонок. Они, окаменевши от неожиданности, смотрели друг на друга, открыв рот, и прислушивались к звонку, который всё трезвонил и трезвонил просто так, без всякой причины.
— Наверное… наверное, — прошептала Алиса, — вы сломали дверь! Автоматику…
— Черта с два! – ответил Рихтер внезапно осипшим голосом. Это последствия…
— Последствия чего?
— Неоправданного применения изобретений.
И он выругался по-английски.
— Может, вы всё-таки объясните подробнее, в чем заключается опасность?
— И доктор Шостак, и его коллеги, мои соотечественники, экспериментировали с бесконечно сжатыми микроскопическими объектами. После того, как эти объекты удалось получить и удержать в стабильном состоянии, сразу возник соблазн использовать их необыкновенные свойства. Одно из них – локальное замедление времени. Существенное. Практически до нуля. Тут… открываются широкие возможности… Я думал, наши ученые быстрее решатся на использование. Оказалось… я ошибся.
— И что? Вы подозреваете, что Шостак решился дома у себя экспериментировать?
— Не знаю. Всё, что я думаю – надо во что бы ни стало проникнуть в квартиру.
— О, господи, там же еще сын его! Влад! Званский рассказывал, что…
— Вот я и говорю…
— А если попробовать через окно?
— Я уже думал об этом. Вчера, когда обследовал дом. Если выломать дверь на третьем этаже – там замок совсем слабый – можно из окна третьего этажа спуститься и пролезть в форточку на втором. Только я не пролезу.
Алиса как будто ждала этого.
— Договорились! Вы ломаете дверь, я лезу в форточку.
— Об этом не может быть и речи!
— Это почему это?!
— Потому что ты против ограничения изобретений!
— Чт-то?! – Алиса заморгала от удивления, — А… А как это связано?
— Обязательно наделаешь глупости внутри.
— Да вы, да вы… Да вы знаете, что я … А, да что вам объяснять! Бюрократ!
— Алиса! Али…
— Там людям опасность грозит, а он о соблюдении ограничений думает!
— Послуш…
— Чего стоят все ваши ограничения, если вы отказываетесь от…
— ДА ТИХО ТЫ!!!
От неожиданности Алиса отпрянула, рот закрылся сам собой. Рихтер рявкнул так, что весь подъезд наполнился эхом его последних слов. «Ты, ты, ты…» пару секунд звучало, постепенно растворяясь в тишине. И тут Алиса поняла причину, по которой ее так грубо оборвали. Кто-то поднимался по лестнице.
Они переглянулись. Рихтер спрятал в карман свою «отмычку», которую так и держал в руках во время спора, и отошел от двери.
— Вы так ругаетесь, что с улицы слышно, — услышала Алиса знакомый ворчливый голос Званского.
— Здравствуй, Алиса, — сказал он, поднявшись на лестничную площадку, — добрый вечер, — обратился он к Рихтеру.
— Лёва, — ехидно ответила Алиса, — вечер начинается в восемнадцать часов. Чему тебя на природоведении учили? А сейчас только… сейчас только…
— Половина восьмого, — закончил за нее Званский, указывая на свой браслет.
— П-половина… восьмого…? Ты бредишь?.. – спросила Алиса убитым голосом, глядя на цифры собственного браслета. Там было шесть пятнадцать. Когда она заходила в подъезд, часы показывали три.
— По-моему, нам надо торопиться, — промолвил Рихтер, — это тот самый твой знакомый?
— Да… – потерянно ответила Алиса, отходя от шока.
— Здравствуй, юноша. Ты был дома у доктора Шостака?
— Конечно. Влад мой друг. Его сын. А вы, простите, кто?
— Я Рихтер – агент ОКИ, — он показал карточку ошалевшему Званскому.
— ОКИ?.. – пробормотал тот. Теперь была его очередь растеряться.
— Лева, это сейчас не имеет значения. Отвечай на вопросы, — встряла Алиса.
— Ну да, да, я часто бывал у него дома. А что стряслось?
— В последнюю неделю бывал?
— Нет… Впрочем… Заходил дня четыре назад. Но ненадолго. Влад меня выпроводил. Всё твердил про свой доклад, и что у него нет времени ни на что другое, даже на контрольную.
— Что-нибудь странное у них в квартире заметил? У его отца?
— Не знаю. Я не обратил внимания. А что должно было быть-то?!
— А его отец был дома?
— Был. Он работал у себя в кабинете. Но он часто там работает. Он больше исследователь, чем преподаватель. Часто дома работает. Влад говорил, что его успокаивает обстановка старого района. У него из окна вид…
— Окно! – воскликнула Алиса, — Джон, хватит перестраховываться, это наш шанс. Я пролезу внутрь. Решайтесь же.
— Куда пролезу? – с раскрытыми от изумления глазами промолвил Званский, — вы с ума что ли посходили? Что происходит?!
— Нужно проникнуть в квартиру, — терпеливо, как дурачку, пояснила Алиса, — дверь не открывается, а он – вот он! – указала Алиса длинным пальцем на Рихтера, — не дает мне пролезть в окно.
— Зачем окно… — начал было Званский, но его уже никто не слушал. Алиса с агентом принялись одновременно кричать каждый о своем, так что он умолк и несколько секунд попеременно смотрел то на одного, то на другую, почесывая в затылке. Когда на несколько секунд воцарилась тишина, он успел только вставить, — сумасшедший дом! Окно…
Остаток фразы потонул в новых возгласах.
Только на третий раз ему удалось закончить.
— В окно лезть не обязательно, — торопливо проговорил Званский, пока его не прервали, — у меня есть ключ.
— Что?! – воскликнула Алиса, всем видом показывая, что готова убить беднягу, — что же ты раньше молчал?!
— Ага, скажешь тут, как же! – с опаской глядя на Алису, промолвил тот.
— А откуда у тебя ключ? – спросил Рихтер.
— Влад дал. Мы с ним обменялись ключами в свое время. Мало ли, надо будет забежать, забрать что-нибудь, а дома нет никого. Он мой друг, я же сто раз говорил. Я вот решил зайти, а то он что-то не отвечает. Вот я и…
— Ключ электронный?
— Нет, магнитный.
— Прекрасно! А то, боюсь, от электронного толку бы не было. Слава богу, я избавлен от необходимости удерживать от глупостей одну очень упрямую девочку!
Алиса сдержалась на этот раз. Должен же кто-то из двоих быть умнее! Мама всегда повторяла ей, что уступая мужчинам, ты даешь им возможность самим убедиться в собственных глупых ошибках. Ну-ну!
— Давай ключ, — протянул руку Рихтер.
— Вот, — Званский с растерянным видом вынул из кармана тонкий цилиндр магнитного ключа.
— Значит так, — обратился к Алисе американец, — я войду первым, осмотрю обстановку, потом позову тебя. Без моей команды ты с места не двигаешься. Надеюсь, ты достаточно взрослая для того, чтобы понять такую простую вещь, Алиса Селезнева?
— Не сомневайтесь, — саркастически ответила она, едва удержавшись от того, чтобы показать агенту язык.
— Да, если что-то… случится… если меня долго не будет, или еще что, немедленно сообщи в московское отделение ОКИ. Номер легко находится в любом поиске. Поняла?
— О, да!… СЭР!
Он вставил ключ в диафрагму замка. Внутри тихо щелкнуло, и дверь бесшумно отъехала в сторону.
За дверью был длинный темный коридор. Учитывая ситуацию, выглядел он довольно зловеще. Свет из подъезда освещал лишь прихожую со створками платяных шкафов. На полу валялись чьи-то ботинки, судя по размеру – сына хозяина квартиры.
— Свет, — сказал Рихтер. Ничего не произошло.
Он достал фонарик, вошел в прихожую и сделал два шага вперед.
— Что за двери справа? – спросил он, заглянув дальше в коридор. Его голос показался Алисе в этот момент особенно грубым и хриплым.
— Справа туалет и душевая, — ответил Званский.
— Вроде всё в порядке. Алиса, — Рихтер обернулся к ней, — иди за мной… Только медленно! В двух шагах позади, поняла?
— Угу, — кивнула Алиса, — иду.
Званский схватил ее за рукав. Она удивленно взглянула в его бледное лицо.
— Слушай, Алиса, а может мне пойти? Ну… вместо тебя.
Она оценила его предложение, понимая скольких усилий оно ему стоило. Храбростью Званский не отличался никогда.
— Лева, — мягко сказала она, — от тебя будет больше пользы здесь. Стань вон там, на лестничной площадке, и если кто-то вдруг войдет в подъезд, убеди его держаться подальше от этой квартиры. У тебя это по любому лучше получится. Ты же у нас по гуманитарной части.
Во всяком случае, Алиса постаралась, чтобы это прозвучала не слишком снисходительно.
— Да, и если мы задержимся, позвони, пожалуйста, моему папе. Скажи, что со мной всё в порядке, и я скоро вернусь.
А потом она вошла в квартиру.
Сразу вслед за этим у нее возникло ощущение сильного внутреннего дискомфорта. Как будто внутри зудело какое-то противное насекомое, но локализовать его местонахождение никак не получалось.
— Вы чувствуете? – спросила она у Рихтера почему-то шепотом.
— Что я должен чувствовать? – обернулся он к ней.
— Не знаю… Не обращайте внимания.
Он повернулся, включил фонарик и медленно пошел по коридору, обшаривая лучом стены и пол перед собой. Алиса двинулась за ним, пытаясь что-то разглядеть по выхваченным кусочкам, но ничего не видела, кроме мягкого синтетического ковра под ногами и ребристых пластиковых обоев, похожих в белом кружке света на чешую ка-кого-то морского монстра. Ощущение дискомфорта при этом нарастало.
Возникло и теперь уже не уходило то самое чувство сползания в воронку, ноги стали ватными, голова слегка кружилась, как будто тело крутили на гигантской карусели, такой большой, что центр ее находился где-то далеко-далеко. А внутри появилась легкая тошнота, и постоянно усиливающееся желание бежать отсюда со всех ног.
Звуки шагов странным образом меняли тон, начиная от глухого шороха и быстро переходя в еле слышное тонкое «с-с-с». Потом что-то странное начало твориться с глазами. Луч фонарика как будто бы стал… смазываться. Бывший до этого четким, круг света временами превращался в размытый овал и даже раскладывался на фазы-кружки, затухавшие быстрее, чем глаз успевал их четко зафиксировать. А в воздухе появились следы от бегающего в пространстве луча, словно на фотоснимке с большой выдержкой. Алиса несколько раз моргнула и протерла глаза, но странные ощущения не исчезли. Вокруг явно что-то происходило. Что-то противоестественное, отвергаемое всеми органами чувств.
Рихтер двигался всё медленней, пока совсем не остановился. Алиса догнала его и он тут же пошел вперед, как будто и не замечая ее за спиной. Как только она приблизилась к агенту, странное поведение света исчезло. Алиса решила, что в таких условиях держаться на два шага сзади уже потеряло свою актуальность. Она ухватилась пальцами за ремень его странных брюк. На этот раз он обернулся и кивнул, согласившись с ее действием.
Они миновали небольшую неосвещенную комнату слева. Рихтер направил туда луч и, убедившись, что там никого, пошел дальше. Алиса только успела заметить сваленные на столе пластикаты и мелькнувшую на стене фотографию Альберта Эйнштейна. «Наверное, комната Влада», — подумала она, и сердце ее сжалось от неприятного предчувствия.
В этот момент в прихожей вспыхнуло освещение. Алиса зажмурилась. Хотя свет и шел сзади, он был яркий и осветил почти весь длинный коридор, кроме самого дальнего конца, выходящего, очевидно, в гостиную. И еще, на одно короткое мгновение Алиса увидела удивительный феномен, в реальность которого глаза просто отказывались верить. В конце коридора свет из прихожей как будто… затормозил. Чтобы растечься по всем углам, ему потребовалось время, достаточное, чтобы это успел заметить глаз.
— Shit! – произнес Рихтер, оборачиваясь, — кто там еще?!
— Никто, — прошептала Алиса, пораженная внезапной догадкой, — это сработала ваша команда.
— Какая команда? – недоумевающе прошептал он.
И тут же догадался сам, Алиса поняла это по его изменившемуся лицу.
— Компьютер-то там, — Алиса указала в глубину коридора.
Он кивнул с подавленным видом и двинулся дальше.
Освещенный светом из прихожей, коридор больше не выглядел таким зловещим, но неприятные ощущения от этого не исчезли. Напротив, чем дальше они продвигались к темному проему гостиной, тем становилось хуже и хуже. К прежнему дискомфорту добавилась новая неприятность. Тело стало чувствовать что-то похожее на давление спереди, как будто его обдувал сильный поток воздуха, хотя никого потока в реальности не было. Это были только осязательные импульсы, но иллюзия встречного ветра была такой реальной, что Алиса невольно ощупывала свое лицо и проводила рукой по воздуху, пытаясь его поймать. Когда они подошли совсем близко к концу коридора, стало совсем плохо. Любое перемещение вперед начало сопровождаться чем-то похожим на колебание, волну перетекавшую через тело против направления движения. Даже в конечностях эта волна вызывала судорожные сокращения мышц, пробегавшие сверху до низу, как в специальном массажёре. Проходя через туловище, волна вызывала омерзительную, едва сдерживаемую тошноту, желудок как будто сжимался в комок. Сердце непременно давало сбой, отчего внутри всё словно ухало вниз с большой высоты. Но неприятней всего было то, что происходило с легкими. Когда колебание проходило через них, они будто разом схлопывались, производя непроизвольный резкий выдох, после которого еще пару секунд невозможно было вдохнуть.
Всё это вместе вызывало такое внутреннее отвращение, что заставить себя двигаться дальше, было невыносимо сложно. На втором подобном шаге Алиса не выдержала и закашлялась, согнувшись пополам. Ее кашель породил необычный эффект. Он вышел неестественно громким и вызвал странное эхо, которое меняло тон, отражаясь от стен, звуча всё более и более странно, в конце концов, превратившись в какое-то утробное уханье.
В момент, когда она резко закашлялась, Алиса почувствовала, как Рихтер отчетливо вздрогнул от неожиданности. Это вдруг разом вывело ее из бездумного состояния, в котором она пребывала до этого. Все ее силы были направлены на преодоление неприятных ощущений, но она совершенно не задумывалась об опасности, которая может им грозить. Она пошла на выручку людям, попавшим в беду, пошла не одна, со взрослым, опытным человеком, она просто делала то, что должна. Но вот сейчас, увидев чужой страх, она ощутила, какой опасности они себя подвергают. Быть может, именно сейчас они наносят себе непоправимый вред, быть может, уже нанесли, и, кто знает, что там еще впереди?! Алиса почувствовала, что цепенеет от страха. Всё, что ей сейчас хотелось – это поскорее проснуться дома, в своей постели. Приступ паники, охвативший ее, был таким сильным и таким внезапным, что Алиса чуть не свалилась на пол. Она оперлась обеими ладонями о стенку и сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, успокаивая бешено стучащее сердце.
Она бросила взгляд вперед. «Всего каких-то три шага! Каких-то три шага, и всё». Что будет потом, лучше пока не задумываться. Пока надо просто сделать три шага.
— Как ты? – спросил Рихтер, наклонившись к ней.
Она отвела глаза.
— На три шага меня хватит.
Гостиная была довольно объемной, насколько можно было разглядеть в полутьме, которая там царила. Слабый свет падал только из коридора, еще немного уличного освещения пробивалось из широкой щели между шторами, колыхавшимися под свежим мартовским ветерком из открытой форточки. Сзади комьями тьмы громоздилась мебель. Но всё это Алиса заметила лишь мельком, краем глаза, потому что взгляд сразу приковало то, что находилось… происходило в центре комнаты. Приковало и заставило оцепенеть на долгие минуты.
— Господь милосердный, — промолвил Рихтер.
Прямо посреди полутьмы вокруг высокого стола распространялось освещенное пространство диаметром, приблизительно, метров в десять, которое, однако, само ничего вокруг не освещало. Как будто шарик дневного света был аккуратно вырезан и вставлен в ночь. Вокруг него колыхалось и подрагивало странное марево, похожее на то, что возникает в воздухе над разогретым асфальтом, но гораздо более зримое, словно бы даже осязаемое, как полупрозрачное желе. В нем плясали яркие световые нити, перебегая по поверхности, подобно сверкающим змейкам, дробились на разные цвета, как на пленке мыльного пузыря, снова сливались, порой выскальзывая из этого густоватого желе из ничего, и пропадали, затухая в темноте комнаты. Этот колеблющийся слой был окружен чем-то похожим на тусклую лучистую корону, которая медленно, по контрасту со стремительными световыми змейками, мерцала, отбрасывая на окружающие предметы тусклые, еле заметные блики.
Само по себе это удивительно зрелище могло зачаровать любого случайного зрителя, но Алиса смотрела сейчас только внутрь сферы дневного света, туда, где в неестественных позах застыли две человеческие фигуры. Буквально в пяти метрах от Алисы, спиной к ней, на полу на корточках сидел небольшого роста паренек с черными гладкими, словно прилизанными волосами, в просторной белой рубашке и черных штанах. Почему-то только одна его нога была обута в домашний тапок, так что Алиса отчетливо видела его голую красную пятку. Подросток склонился над большим, стоявшем на полу цилиндрическим устройством, опиравшемся на широкие стальные опоры. Устройство явно было очень тяжелым по виду, с рядом светоиндикаторов и регулирующих ручек на верхней панели. От устройства вверх к столу тянулся толстенный оплетенный кабель. Худая рука подростка сжимала большой круглый регулятор на пульте управления устройства, повернутый вправо, по видимому, почти до упора.
А в нескольких шагах от стола замерла другая фигура в такой позе, как будто в кино стоп-кадром остановили бегущего со всех ног человека. Левее в стене гостиной белела распахнутая дверь. Кабинета, наверное. Не было сомнений, что именно оттуда и выбежал пожилой, маленького роста человек с темной шевелюрой, одетый в какое-то странное подобие комбинезона из потертой плюшевой ткани.
На его лицо невозможно было смотреть без содрогания. Оно мало напоминало человеческое лицо, в том понимании, в котором его привыкли воспринимать. Настолько абсолютной, полной, без всякой иной примеси была эмоция, застывшая на нем. Это был словно готовый слепок для маски из античного театра. У Алисы внутри родился и тут же стал рваться наружу протяжный, тоскливый крик, когда она увидела эти взлетевшие на морщинистый лоб изогнувшиеся брови, расширившиеся, вылезающие из орбит глаза, кружок рта с побелевшими губами, замерший подбородок, который буквально только что трясся от ужаса. И еще протянутую вперед ладонь со скрючившимися пальцами, в бессильной попытке помешать свершиться чему-то невыразимо кошмарному.
Это кошмарное нечто находилось совсем рядом, на столе, в центре всей застывшей интермедии. Под полукруглым, прозрачным колпаком, внутрь которого сходились многочисленные блестящие штыри, по которым стекали тонкие, едва видимые энергетические струйки. Хотя, проще сказать, что там не было ничего. Потому что, по сути своей, на столе в комнате доктора Шостака находилась небольшое отверстие в ткани мироздания. Просто маленькая дырочка, окошко в никуда, выглядевшее, как скромное размытое пятнышко тьмы. Оно было в размере не больше человеческого глаза, а, быть может, даже и меньше. Эдакий глазок вечности, перекраивающий под себя всё окружающее пространство и время. Он совсем не производил кошмарного впечатления, особенно по сравнению с замершими телами. Самым страшным и отвратительным во всей этой картине были тени.
Именно тени заставили Алису дрожать от гложущего изнутри ощущения давящей жути. Все тонкие оттенки теней были начисто съедены, исчезли, сползли с освещенных поверхностей, зато глубокие тени стали гораздо более отчетливыми и темными. Это было похоже на то, как будто в телевизионной картинке добавили слишком много контраста, и от этого она потеряла часть объема. Особенно зловеще это выглядело на человеческих фигурах. Как будто Алиса видела какую-то некачественную голографическую сцену в музее. Но, в отличие от музейной голографии, здесь все тени оставались на своих местах, не меняя ни формы, ни оттенка, вне зависимости от того, под каким углом падал взгляд наблюдателя.
Картина была настолько зловещей, затрагивала такие глубокие и давние переживания, что мозг отказывался идентифицировать их в осознанный страх, а просто заставлял дрожать и сжиматься от ужаса. Алиса подсознательным движением схватилась за руку Рихтера, отчего тот вздрогнул еще раз. Она посмотрела ему в лицо и увидела, что он просто не может себя заставить отвести взгляд от жуткой сцены в гостиной. Ей пришлось несколько раз дернуть его за руку, чтобы он очнулся и посмотрел на нее.
— Джон… Джон! Вы слышите меня?!
— Да, — выдавил он через силу.
— Что это? – Алиса указала на больше цилиндрическое устройство на полу, около которого на корточках сидел Владислав Шостак.
— Портативная электростанция… Мощная… Под гигаватт.
— Хм, — Алиса лихорадочно соображала. В принципе, пока еще, судя по всему, не случилось ничего страшного. Люди живы, просто находятся в этом странном… странной… сфере… остановившегося времени? Наверное, так.
Если бы не отвратительная тошнота и головокружение, думалось бы быстрее. Но сейчас Алиса едва держалась на ногах.
— Зачем она?
— Поддерживает в стабильном состоянии ОБЪЕКТ.
— Что будет, если ее выключить?
— Объект схлопнется.
— Будет взрыв?
— Нет. Электростанция сожрет весь излишек энергии.
— Откуда вы знаете?
Он посмотрел на нее.
— Я же читал работу доктора. Это предохранительная технология. Видишь те штыри?
— Тогда нам надо просто выключить ее. И всё кончится?
— Что сделать, Алиса?… — пробормотал Рихтер. Похоже, он был слишком занят своими мыслями, чтобы отчетливо воспринимать то, что она говорит. Он сказал еще что-то по-английски, что-то похожее на «нет выхода».
— Да выключить же!
До регулятора электростанции было всего пять метров. Ни слова больше не говоря, Алиса двинулась к цели. Это будет самое легкое спасение людей в ее жизни. Если, конечно, не считать тяжело давшийся ей переход по коридору. И потраченное время.
На втором шаге Рихтер схватил ее за ремень комбинезона.
— Ты куда? – с ужасом в голосе воскликнул он.
— Вы что? Отпустите. Я выключу электростанцию.
— Ты с ума сошла?!
— Отпустите же! – она дернулась.
Вместо этого Рихтер просто поднял ее в воздух, и она повисла над полом, отчаянно дергая всеми конечностями. Разозлилась она жутко! Ее еще никто вот таким унизительным способом не подвешивал, как беспомощного котенка.
— Ты понимаешь, что ты собираешься сделать?! – спросил Рихтер, но она уже не слушала его слова.
— Отпустите… меня!!! – взвизгнула Алиса что есть силы, вызвав в комнате волны многоголосого эха. При этом она продолжала изворачиваться и выворачиваться, как червяк на крючке, силясь высвободить свой пояс из руки агента. Поняв, что ничего у нее не выходит, она предприняла другую тактику, которая в результате увенчалась успехом. Она принялась молотить руками наугад, пытаясь попасть Рихтеру в лицо, пока, наконец, не угодила ему костяшкой большого пальца прямо по носу. От неожиданной резкой боли он выпустил ее, и она полетела на пол.
Алиса попыталась сразу же вскочить и рвануться вперед, но все ее резкие движения до этого привели тело в настолько рассеянное состояние, что она едва смогла подняться на четвереньки, и поползла. Она была уже на расстоянии вытянутой руки от странного марева, окружающего сферу замершего света, и ощущения давления на кожу превратились в нечто похожее на то, что чувствует человек, выглянувший в окно скоростного поезда, когда Рихтер в отчаянном прыжке схватил ее за ноги.
Его руки сомкнулись чуть повыше ступней Алисы, как кандалы. Она попробовала вырваться, но он только усиливал хватку, и она вдруг поняла, что он будет сжимать ладони до тех пор, пока не сломает ей кости. Да и сил бороться с ним у нее уже не было. Она решила сдаться. На время.
Поняв, что она больше не сопротивляется, он стал потихоньку подтаскивать ее к себе, перехватывая за одежду, пока практически не затащил под себя, прижав всем телом к полу.
— Гляди ты, дурочка, что ты собиралась сделать! — прошептал он ей практически на ухо, обдавая горячим дыханием со слабым запахом мяты.
Правой рукой он совершил метательное движение, швырнув что-то вверх и вперед. Сперва Алиса не поняла, что это было. Потом она разглядела летящий в воздухе… тапок, тот самый второй, который слетел с ноги Влада. Разглядела она его только по той причине, что он стал быстро замедлять скорость своего полета. Достигнув колеблющейся поверхности, он практически остановился в воздухе, медленно, как в желе входя в странную область. Да так и застыл внутри нее, образовав вокруг себя завихрения световых ручейков.
— Теперь поняла?
— Я… тяжелее тапка, — попыталась возразить Алиса, но про себя она уже почувствовала, с внезапно возникшим внутренним холодком, что едва не совершила чудовищную ошибку.
— Нет, ты не поняла. Тапок уже там. Внутри. И тебе бы ничего не помешало туда войти. Ты даже повернула бы регулятор. Но на Земле за это время прошел бы миллиард лет. По приблизительным подсчетам.
Несколько секунд она переваривала эти слова, а потом сказала просто:
— А что же теперь делать?
— Выберемся наружу и доложим о ситуации. А потом будем думать, искать решения.
— Ну тогда, может быть, вы для начала слезете с меня? Пока я окончательно не задохнулась.
Когда они вывалились из квартиры, в подъезде было пусто. Алиса взглянула на часы. Браслет показывал три ночи.
— Сбежал твой друг? – спросил Рихтер, скорее, с усталой, нежели саркастической интонацией.
— Нет, думаю, ему просто позвонили родители, и велели немедленно вернуться домой.
— Что ж, весомое оправдание.
Только выйдя на улицу, они поняли, как ошибались. Вокруг двери подъезда на грязном снегу расположились полукругом сразу четыре мощных флаера. Они едва уместились в небольшом прямоугольнике двора. Рядом с ними поодиночке и группками по три-четыре человека стояло в общей сложности человек тридцать, никого из которых Алиса не узнала.
На отодвинутом подальше от подъездной двери диване сидел Лева Званский и его взволнованные родители. Родителей Алисы не было видно, от чего она вздохнула с некоторым облегчением. Видимо Званский позвонил отцу, давно привыкшему к ее внезапным отлучкам в неурочное время.
— Оказывается, твой друг не такой простой малый, каким казался, — усмехнулся Рихтер.
С этими словами он пошел прямиком к одному из флаеров – зеленому с желтой широкой полосой вдоль корпуса. Ему навстречу двинулись сразу несколько высоких мужчин в строгих костюмах.
Алиса осталась одна на ступеньках около двери. Она переминалась с ноги на ногу и чувствовала себя какой-то потерянной. Что ей было делать, она никак не могла выбрать. Ей сейчас не хотелось ни общаться с той серьезной публикой, которая съехалась решать проблему, ни, тем более, отправляться домой. История получалась какая-то не-завершенная. Подумав немного, она, было, решила поговорить со Званским, выяснить, как он умудрился так быстро собрать здесь эдакую кучу народу, но представив себе его родителей, которые немедленно кинутся с расспросами и возгласами о том, не пострадала ли бедная Алисочка, она отказалась от этой мысли. У нее сейчас не было сил ни отбиваться от их навязчивой заботы, ни рассказывать Званскому о судьбе его друга.
После короткого размышления, она решила тихо слинять. На сегодня ей впечатлений хватило более чем достаточно. Сейчас прекрасно обойдутся и без нее. А завтра она еще вернется и, может быть, к этому времени «умные дяди» найдут какое-нибудь решение. А если не найдут, она им, может быть, поможет. Но сейчас ей нужно просто немного побыть одной.
Она спустилась по ступенькам и медленно, по стеночке направилась прочь. Ее даже успел кто-то окликнуть «девочка, девочка…». Кто-то из слетевшейся компании. Она сделала вид, что не услышала этого, обогнула широкий обтекатель, стоящего почти впритык к стене дома, флаера и исчезла в мартовской ночи.
Ночью мартовский воздух особенно свеж. Даже, несмотря на то, что это Москва. Несмотря на то, что миллионы людей вокруг миллионы раз выдыхают этот воздух в своих постелях. Свеж не потому, что холоднее, чем днем. Потому что ночью есть время его заметить!
Часто ли Алиса ходила по Москве пешком? Нет. Для перемещения из одной точки в другую были многие другие – быстрые – способы. Наверное, ей бы не хватило пальцев обеих рук для того, чтобы все их перечислить. Днем большой город не дает возможности на бесцельную трату времени, такую, как ходьба. Он обступает со всех сторон и как будто повторяет каждому, кто решил замедлить свой стремительный бег: «Как ты можешь забыть о своей цели? Посмотри вокруг – все торопятся, у всех важные дела, один ты просто идешь, просто смотришь по сторонам, просто дышишь. Лодырь, бездельник, ТУРИСТ!» Днем не спешить трудно. Ночью каждый в своем праве. Это время отдыха, а значит можно тратить его как угодно. Хотя бы только на то, чтобы идти и вдыхать обычный, свежий мартовский воздух.
Да, это был не лучший месяц года. Если бы перед Алисой поставили выбор, наверное, она бы выбрала август. Если уж выбирать, где остаться навечно, август подходит больше. Кто-то захватил с собой кусок марта в свое бесконечное путешествие. Кто-то может просто ждать наступления апреля и наслаждаться уже тем, что у него есть. Шорохом ночного города и свежим воздухом. Поэтому она бесцельно брела по родному городу, не размышляя, не задумываясь, не обращая ни на что внимания. Шла и наслаждалась. Хрустом снега, ночной прохладой, собственным дыханием. Пока не заплакала от счастья.
Конечно, она засыпала в школе на следующий день. И ничего удивительного в этом не было. У нее фактически вынули полсуток жизни, от этого время ее привычного сна сместилось прямиком на день. Она с трудом разлепляла веки, выхватывала несколько сказанных фраз и мутных картинок, потом опять закрывала, моментально выключаясь, от чего все занятия слились в какой-то один большой и невнятный урок. И всё время ждала звонка от Рихтера. Почему-то она была уверена, что он ей обязательно позвонит, если найдется какой-то выход. Но он не звонил.
Едва досидев до конца занятий, Алиса выползла из школы и некоторое время боролась с желанием немедленно отправиться домой и спать, спать, спать. Но ощущение незавершенности, недоделанности слишком давило на нее, висело в голове, как тяжелое воспоминание. Реальные воспоминания почему-то не тяготили ее, они куда-то исчезли на время, отодвинулись, как будто мозг отталкивал их от себя. Происшедшее воспринималось Алисой, скорее, как проблема, чем как трагедия. А проблемы необходимо решать. Она в тысячный раз за сегодня протерла глаза и забралась во флип.
Тихий московский двор со вчерашнего дня значительно изменился. Вдобавок ко вчерашним, на соседних улицах стояли еще несколько больших флаеров городских служб, толпились небольшие группки зевак, в воздухе летал пузырь журналистской камеры, а сам двор и все подходы к нему перегородили специальными барьерами, вдоль которых разъезжал милицейский робот и вежливым голосом убеждал горожан и гостей столицы не заходить за барьеры и не мешать работе оперативной группы.
Алиса подошла вплотную к барьеру и попыталась разглядеть, что же происходит около злополучного подъезда. Она увидела лишь толпу каких-то озабоченных людей, часть из которых спорила, а другая часть просто неподвижно стояла и смотрела на старый дом. Грузовой флаер рядом с подъездом полностью открыл свои створки – он был доверху набит какой-то аппаратурой, назначение которой Алисе было неизвестно. Она смогла разглядеть лишь что-то похожее на портативную электростанцию, которую видела накануне, только гораздо больше размером, стоявшую прямо среди осевших сугробов. Рихтера нигде не было видно.
Она легко могла проскользнуть мимо барьеров, ее бы даже никто не заметил. Но всё-таки ей уже не восемь лет. Вести себя как ребенок в ее возрасте было неприлично. Поэтому Алиса подошла к роботу и попросила его: «Не могли бы вы позвать Джона Рихтера?»
Робот ответил безразличным голосом:
— Пожалуйста, не мешай, девочка, я выполняю важную работу.
Злиться на робота было глупо, тем более, спать хотелось так, что никаких сил на злость и не было. Алиса медленно пошла вдоль барьера, надеясь разглядеть еще что-то интересное.
«Почему же он не позвонил?» — твердила она про себя, ежеминутно зевая. На соседней улице кто-то окликнул ее по имени. Она оглянулась.
Это был Рихтер. Он шел к огороженной зоне и отхлебывал из небольшой плоской бутылки.
— Сходил за кофе, — пояснил он, указывая на бутылку, — с коньяком. Спать хочется, а таблетки не люблю глотать. Будешь?
— Спасибо, нет. Пожалуй, я по-другому…
Она хорошенько расковыряла носком ботинка ближайший сугроб, добираясь до самой чистой сердцевины, выскребла оттуда горсть твердых смерзшихся крупинок мартовского снега и окунула в них свое лицо, хорошенько повозив острые, как наждак льдинки по своей коже.
— Сурово, — усмехнулся Рихтер, глядя на ее моментально покрасневшие щеки.
— Ну, теперь я готова. Рассказывайте.
Он на секунду замялся.
— Хорошо, Алиса, давай пройдемся. Приятный тут у вас район.
— В работе обычного сыщика один из главных методов раскрытия преступления, Алиса — это найти мотив. В работе нашего отдела мотив – несущественная деталь. Для нас главное досконально понять, с каким человеком мы имеем дело. Изучить его, знать, чего следует от него ожидать. Потому что только таким образом можно прийти к выводу, собирается ли он, и каким именно образом собирается, применить свое изобретение. Ты помнишь, я говорил тебе, что прилетел к доктору Шостаку за консультацией? Мы ожидали, что первыми попробуют расширить применение свойств бесконечно сжатых объектов именно мои соотечественники. Виктора Шостака мы не подозревали, потому что прекрасно знали, что он за человек. Поэтому для нас… для меня… оказалось полной неожиданностью то, что с ним произошло. Когда я впервые прочитал его работу, я был впечатлен той скрупулезной осторожностью в выводах, которую он демонстрировал. Он двигался вперед медленно и без всяких резких движений. И он многого достиг…
— Скажите, — прервала Рихтера Алиса, — что мы всё-таки такое вчера видели? Это что-то вроде «черной дыры».
— Да, только очень маленькой.
— Тогда почему она… я хочу сказать, почему она вела себя так странно? Разве она не должна была… ну… всё затягивать. А вместо этого…
— Ну, в этом и состоит открытие. Когда такие объекты впервые были получены в лабораторных условиях, потребовались годы, чтобы изучить все их свойства. Если говорить по простому, микроскопические объекты по типу того, что находится сейчас в доме доктора, создают вокруг себя четко ограниченные зоны пространства с разными свойствами. Понимаешь?
Рихтер изобразил руками шар, потом еще один побольше, еще больше.
— В зависимости от размеров объекта, меняется количество и свойства таких зон. Об этом и работа. Если увеличить объект до определенного размера, он генерирует вокруг себя зону почти нулевого времени.
— Так как же получилось, что…
— Как я понимаю, Виктор Шостак любил работать дома. Насколько ты могла видеть, сам аппарат и электростанция достаточно невелики, чтобы их можно было без проблем перемещать современным транспортом. Видимо, доктор решил, что не будет особого вреда от того, что он спокойно будет продолжать изучение у себя в квартире. Лет сто назад такое, конечно, было бы невозможно. Сейчас же никто не ставит ученому строгих рамок.
— Ну да, — кивнула Алиса, — мой папа, тоже, бывало, привозил домой разную живность. Никому от этого плохо не было.
— Я не сомневаюсь, что доктор Шостак рассуждал точно так же. Конечно, он не собирался делать ничего безрассудного, в первую очередь потому, что слишком хорошо разбирался, к каким последствиям это может привести. Его сын тоже увлекался физикой. Но, в отличие от отца, о последствиях не задумывался. Как ты, например, когда бросилась вчера их спасать, потеряв голову.
— Ну, я же не знала! Что, по-вашему, надо просто стоять и ничего не делать, когда люди в беде?
— Лучше не делать ничего, чем делать глупости.
— А вы-то сами хороши! Чего вы вообще тогда позвали с собой «глупого несмышленыша»?! – спросила она с вызовом.
Он притормозил, улыбнулся и развел руками.
— А я и сам так до сих пор этого не понял.
— Может, вы попросту хотели мне что-то доказать? Что изобретения опасны, и тому подобную чепуху.
— Не знаю. Но, в любом случае, спасибо за помощь.
— Ага, «спасибо», — передразнила Алиса, — у меня на ногах синяки остались от ваших ручищ.
— А ты мне по носу стукнула. Между прочим, очень больно!
— Не надо меня хватать вот так! – она тут же изобразила, как именно не стоило ее хватать.
— Обещаю, больше не буду. Но спасибо тебе в первую очередь за твоего приятеля.
— Званского? А он-то чем так важен?
— Без тебя мы бы долго искали того, кто мог нам рассказать про Владислава, и вообще, описать ситуацию.
— Описать?! Ну да, тут он мастер, — пробурчала Алиса.
— Я не понимаю твоей иронии, впрочем, это ваши дела. Мы с ним долго беседовали сегодня ночью…
— Плакало сочинение… — вставила Алиса.
— …и он рассказал, что Влад увлекался физикой…
— Ну да, да, этот его доклад. Времени ему не хватало.
— Вот в этом, скорее всего, и дело. Он, видимо, решил использовать привезенный отцом объект, чтобы увеличить себе время на подготовку к докладу и, как это у вас называется, контрольной работе.
— Ничего не понимаю. Но ведь объект замораживает время. Получается всё наоборот. Он не увеличивал себе время, а уменьшал!
— Возможно, он перепутал. Хотя это странно, конечно. Но другой версии у нас нет. В любом случае, что там точно произошло, мы никогда не узнаем.
— Вы сказали «никогда»? Почему никогда? Вы что, так и не нашли возможность…
— Видишь ли, Алиса…
— А чем вы тогда вообще занимались?! Что, какая-то проблема робота туда запустить, я не знаю…
— Дело в том, что…
— Или манипулятор…
— Алиса! Дай же мне договорить!
Рихтер сказал это несколько громче, чем нужно, так, что на них даже оглянулось несколько прохожих.
— Да говорите, я вам не мешаю.
— Алиса, чтобы объект исчез, надо выключить электростанцию, так? А как ее выключить, если она находится внутри сферы с остановившимся временем? В любых лабораторных опытах источник энергии находится снаружи, а не внутри. Чтобы проникнуть внутрь, надо обесточить объект, а чтобы обесточить объект, надо проникнуть внутрь! Понимаешь теперь?
— Замкнутый круг получается! Но так не бывает, всегда какой-нибудь выход можно найти.
— Всегда, да не всегда, так у вас говорят?
— Нет, но ведь… — она задумалась, попытавшись представить себе эту проклятую сферу. Получалась действительно какая-то бессмыслица. Как она не переворачивала проблему туда-сюда, как ни пыталась подойти к ней с какой-нибудь неожиданной стороны, всё равно упиралась в этот проклятый замкнутый круг. «Может, я просто не выспалась?» — подумала она, наконец.
— Но когда-нибудь электростанция же выключится сама? – всё, что ей удалось из себя выдавить.
— Да ей и не надо самой выключаться. Гораздо раньше ее выключит доктор Шостак. Ты же всё видела.
Он мог бы ей и не напоминать. Она вновь представила себе эту жуткую картину в гостиной и ее пробила дрожь.
— То есть они обречены сидеть в этом шаре… сколько вы сказали… миллиард лет?
— Около того. Но для них пройдет всего несколько секунд.
— А потом… когда эти несколько секунд пройдут… — Алиса прижала ладони к щекам, — ой, какой ужас!
Рихтер промолчал.
— Нет, я не могу, не хочу об этом думать! Это ужасно! И мы ничем не можем помочь?
— Всё, что мы можем сделать – изолировать это место, чтобы больше никто не пострадал. Мы уже переселили всех жильцов дома. К счастью, во дворе только он один был жилым. Этот район будет полностью закрыт, здание окружат непроницаемым коконом.
— Ужасно! – твердила Алиса.
Рихтер поглядывал на нее исподлобья. Потом он, видимо, пришел про себя к какому-то определенному выводу.
— На самом деле… — начал он.
— Что?! – она вскинула на него глаза, — говорите!
— Тебе это не понравится.
— Вы опять меня подвешиваете?
— Хорошо. Так вот, Алиса, дело в том… я тут послушал ученых… Понимаешь, сфера поглощает энергию — свет, например – но обратно не выпускает. Точнее, выпускает крайне медленно. Таким образом, внутри сферы постепенно накапливается излишек энергии. Медленно с нашей точки зрения. Но с точки зрения того, кто находится внутри – быстро, практически мгновенно. Это приведет к тому… к тому…
— Что они сгорят. Так?
— Так. Моментально для себя самих. Кое-кто предлагает полностью изолировать сферу от внешних источников энергии. В принципе, это возможно, хотя, конечно, никто не поручится…
Алиса остановилась. Неужели жизнь порой предоставляет людям такой вот выбор? КАК тут выбрать, что лучше?
— Наверное, — начала она, понимая, что слезы уже в опасной близости, — наверное, надо попытаться… изолировать. Может, потом, позже, лет через… сто что-нибудь придумают.
— Возможно. Решать не нам. Там уже съехались все, кто только может.
— Получается… Эта история так и не закончится. Никогда.
Вечером ей позвонил Званский. Она бросила взгляд на его красные глаза, но не сказала ни слова. Пять минут назад она видела такие же в зеркале.
— Знаешь, Алиса, я тут подумал… Я завтра в школу, наверное… не пойду. Заходи в гости, а?
Она посмотрела на календарь. Март еще только начинал свое победное шествие. Она согласилась.
